Прежде чем Скайла успела спросить, что это значит, Афина вновь повернулась к ней лицом.

— Мужчина, ради которого ты готовилась оставить орден, так рассердился на Зевса за решение своего отца, Персея, посадить на трон в Микенах другого, что использовал тебя, дабы добраться до Олимпа и попытаться отомстить царю богов. Он украл воплощение стихии воздуха прямо из-под носа Зевса. Такое преступление карается смертью. И когда ты не смогла убить Кинура, как тебе приказали, Зевс послал других, чтобы завершить дело.

Рана от предательства Кинура болела и сейчас, две тысячи лет спустя. Скайла слишком хорошо помнила, какое унижение испытала, поняв, что ее одурачили, что Кинур на самом деле украл камень размером с ладонь, содержавший глубинные силы небес. И когда Зевс приказал ей убить вора, Скайла настолько обезумела от собственной ошибки, что оказалась неспособна думать, не говоря уж о действии.

Долгие годы жизни она провела, зная, что попытка бунта навечно определила судьбу Кинура. И оправдывала этим его смерть. Но сейчас…

Если он был виновен, как утверждали Зевс и Афина, зачем мойре давать ему второй шанс?

— Лахесис обиделась, когда Зевс вмешался и преждевременно убил Кинура, — продолжала Афина, не зная о болезненных воспоминаниях, волной накрывших Скайлу. — Почему? Мне не узнать, да это и неважно. Полагаю, она обратилась к Аиду и договорилась о перерождении подонка. И сейчас, вернувшись назад в теле этого полудемона, он взялся за старое. Только на этот раз его выбор пал на сферу Кроноса, дающую полную власть над всем. Его душа черна, независимо от тела. И тогда, и сейчас. Скайла, ничего не изменилось.

Сфера Кроноса. Святые боги, так вот о чем речь? Афина говорила, что Орфей охотится за реликвией, представляющей для Зевса огромную ценность как память. Но дело не в этом. Сфера — источник запредельной власти. Объект, способный освободить титанов из Тартара, начать войну войн и контролировать все оставшееся.

Армагеддон во всем блеске.

— Я очень долго покрывала тебя, Скайла. — Афина подошла вплотную, и по ее глазам стало ясно, что она готова потерять терпение. — Когда Зевс хотел исключить тебя из Ордена, я дала тебе возможность остаться. Я тренировала тебя. Меняла. Я научила тебя всему, что знала, чтобы ты не сбилась с пути вновь. Все, что ты делала и чем обладаешь, связано со мной. Ведь я как следует позаботилась, чтобы ложь любви не смогла причинить тебе новой боли. Долг сирены — ответить на вызов, сделать работу и оставить ее, и мы никогда не собирались так долго держать тебя на службе. Но я лично из жалости позволила тебе остаться. Ты не бессмертна, хотя и предпочитаешь верить в обратное. И полагаю, прежде чем разбрасываться обвинениями, которые лишь изгонят тебя отсюда навсегда, стоит как следует подумать, кто тебя использовал, а кто поддерживал, когда это было так необходимо.

Афина протиснулась мимо Скайлы и двинулась вниз по склону к главному зданию. Скайла смотрела ей вслед, и тьма воспоминаний обрушилась на ее разум, терзая сердце и душу. Но яснее и мучительнее всего всплывал момент, когда она поняла, что любимого больше нет. В те застывшие секунды было неважно, что он сделал. Значение имело лишь то, что она осталась одна.

Борясь с головокружением, Скайла двинулась к баракам. Когда она поднялась по лестнице, из-за строения донеслись голоса и смех. Сирена проигнорировала сестер и направилась в прихожую. Помещение напоминало модный отель с мягкими диванами и креслами. Скайла миновала уютное местечко и стала подниматься по ступеням справа на третий этаж, в личные покои, а в ее мозгу все мелькали давно минувшие события.

— Я знала, что гибрид надерет тебе задницу. Только не ожидала увидеть, что ты все еще зализываешь раны.

Скайла замедлила шаг. Сапфира прислонилась к стене, затачивая один из своих многочисленных ножей. Грива сирены — смешение светлых, каштановых и рыжих прядей — ниспадала на ее плечи. Пронизывающие синие глаза, за которые воительница и получила свое имя, не отрывались от Скайлы, словно могли видеть сквозь плоть глубины души.

На секунду Скайла подумала, что сестра по ордену говорит об Орфее, и почувствовала, как кожу закололо. Но потом поняла, что шпильки Сапфиры относятся к другому гибриду, ранившему ее несколько недель назад, а не к жуткому событию, случившемуся недавно.

— Если думаешь, что это поражение, как тогда назвать твои победы? — Скайла схватилась за перила и повернула на следующий пролет. Она была не в настроении для перепалки с Сапфирой. Ни для кого не являлось секретом, что та жаждала занять место Скайлы в качестве самой доверенной сирены Афины. Но сегодня выяснять отношения не хотелось. Хватало и своих проблем.

Сапфира перепрыгнула через несколько ступенек и поймала Скайлу на следующей площадке.

— Говорят, ты теряешь хватку, сирена.

Глаза Скайлы сузились.

— Если не отойдешь, то потеряешь свою голову.

Сапфира смахнула прядь волос с плеча Скайлы.

— Осторожнее, не стоит враждовать. Ты можешь остаться одна, когда будешь больше всего во мне нуждаться.

Сапфира спустилась по ступенькам, а вот воспоминание о ее угрозе осталось.

Когда соперница ушла, Скайла выдохнула и двинулась в свои комнаты на самом верху здания.

Это привилегированное место она получила, когда стала правой рукой Афины, той, кому богиня доверяла больше других и к кому обращалась в случае возникновения проблем. Скайла распахнула дверь в свои апартаменты и пересекла безукоризненно чистое пространство. Она немало потрудилась, превращая это место в свое. Уютная белая мебель, столы из стекла и дерева. И множество книг.

Сирена миновала кухню, где с удовольствием пекла — правда, об этом маленьком секрете знала лишь она сама, поскольку никогда ни с кем не делилась результатами — и направилась прямо в спальню.

Эта комната полностью соответствовала хозяйке. Красное бархатное одеяло, кованая кровать, пуховые подушки, а вдоль стен — полки, уставленные большим количеством книг, чем смертный может прочитать за всю свою жизнь. Некоторые с Олимпа, но большинство приобретены за долгие годы в человеческом мире.

Скайла обошла стопку книг, которые еще предстояло расставить, и опустилась на колени на жесткий деревянный пол под окном. Сделав глубокий вдох, который едва ли успокоил нервы, она приподняла ближайшую к окну планку и выудила из грязной дыры коробку, которую спрятала там тысячи лет назад. В ней не было ничего особенного. Просто старый кедр, сейчас покрытый слоем пыли. Скайла сдула с крышки пыль и потерла ладонью символ сирен — древнегреческую букву сигма, перечеркнутую по диагонали стрелой, в обрамлении замысловатого лука с завихренными концами и изящной кромкой. Тот же знак был выжжен на ее коже над правой лопаткой. Его получала каждая сирена, вступая в орден.

Сирена.

Это слово охватывало всю суть Скайлы. Стало единственной причиной для существования. Похоронив Кинура, Скайла закрыла все напоминающие о нем вещи в этой коробке. Но так и не забыла. Не смогла.

Она открыла шкатулку и вытащила оттуда набросок Кинура, сделанный однажды ночью, когда они отдыхали в его доме, и любимый думал, что она читает. Глядя на старинное изображение, прекрасно сохранившееся в безупречном воздухе Олимпа, она сравнивала некогда любимого мужчину с тем, кому отдалась буквально сегодня.

Между ними не было ничего общего. Черты Кинура выглядели более утонченными, более аристократичными. Орфей казался грубым, отчасти диким. Но в форме носа виднелось какое-то сходство, а глаза… Они были в точности, как она помнила. Голубовато-серые, глубоко посаженные и, как всегда, сосредоточенные.

Почему она сразу этого не заметила?

Сердце сирены подпрыгнуло и забилось так быстро, что в груди заныло. Как она могла любить кого-то так сильно, на самом деле его не зная? Как могла не разглядеть тьму в его душе? Когда они были вместе, Скайла не допускала мысли, что он способен ее предать. Не хотела в это верить. Говорила, что Афина ошибается. А потом увидела доказательства у самого Зевса.