И он радостно блеснул золотом во рту.

Через несколько дней после пышного открытия салона, Фрося получила разрешение на гостевой выезд в Соединённые Штаты Америки и тут же купила билет на двадцать первое января. Они теперь разговаривали с Марком по телефону почти каждый день. Он уже буквально изнемогал в ожидании своего Фросика, но только корил её за то, что она никак не сообщит Тане о мнимой гибели Семёна.

- Зря Фросик, зря ты с этим тянешь, пусть бы она в твоём присутствии переболела свою главную трагедию жизни, одной ей это будет намного сложней пережить.

- Маричек, она сейчас такая счастливая, вся отдалась своей любимой работе. Я смотрю на неё и диву даюсь, куда девалась печаль в глазах и тихая покорность судьбе. У неё совершенно не осталось времени на переживания и жалость к себе. Плохо только, что и на детей у неё не остаётся свободного времени, хорошо ещё, что девчонки её такие самостоятельные и помогают ей по дому во всём. Малого Сёмку Таня сдала в садик с круглосуточным проживанием. Душа болит, но брать на себя заботу о малыше у меня уже нет сил и времени, да, и какой с меня воспитатель, можно подумать, я со своими сидела рядом день и ночь.

- Ну, как видим, ничего страшного не произошло, все выросли здоровенькими, ни один на обочине жизни не застрял. Фросик, может быть, так и надо, я своим девчонкам с самого дня рождения всё соломку постилал, хорошо ещё, что вывез в Штаты, а иначе не знаю, чтобы с ними было бы в Союзе, наверное, до сих пор бы, сопельки им подтирал.

Трудно сказать, когда бы Фрося собралась с мужеством и выложила бы Тане страшное известие о гибели её мужа, держа в голове ещё более горькую для неё правду, но грянул гром - позвонила опять из Исламабада Аня. С первых слов по голосу дочери Фрося поняла, что та звонит с хорошими новостями.

- Здравствуй, моя миленькая!

- Нет, не напрасно я кинула всё и помчалась в этот проклятый богом край, разыскивать брата. Правда, уже через две недели встречусь, наконец, со своими детками и близкими. Мой Эфраимчик скоро забудет, как мама выглядит. Я сейчас с ним разговаривала по телефону, а он поздравлял меня с праздником. Я его спрашиваю - а, какой праздник? Вот умора... Он так серьёзно мне - мама, ты, что совсем ку-ку, у нас ведь Ханука.

- Анютка, ты такая счастливая после разговора со своим сыночком или ещё что-нибудь есть?

- Есть мамочка, конечно же, есть - я нынешней ночью встречалась с нашим Сёмочкой.

Из груди Фроси вырвался не крик, а стон смертельно раненного зверя.

- Доченька, неужели он взаправду жив?

- Мамочка, а, что ты сомневалась? Я ведь ещё в прошлом нашем разговоре тебе об этом сказала.

- Анюточка...

Фрося протискивала слова сквозь душившие её рыдания:

- Я не сомневалась, но боялась верить, боялась ошибки. Мой сыночек жив, а на остальное мне теперь плевать, пусть о нём говорят и судят, что и как хотят, а мне от мысли, что он дышит, ходит со мной по одной и той же земле, а если ещё и думает обо мне, будет намного легче жить и мечтать о нашей будущей встрече, так же, как я мечтаю о встрече с тобой.

- Мамочка, уже через две недели я буду дома, год нашей миссии закончен. Мы столько хорошего сделали для голодных, раздетых и больных людей, что моя совесть совершенно чиста перед собой и людьми. Вот, проводим последний для меня конвой с гуманитарным грузом и на самолёт - сначала в Швейцарию, а оттуда в мой любимый Израиль. Мамочка, мы с Беней и Эфраимчиком обязательно прилетим к вам в Штаты на твой юбилей, для этого у меня на этот раз нет никаких препятствий.

- Доченька, как я буду тебя ждать, даже передать мне трудно, но расскажи уже о вашей встрече с Сёмочкой, я уже взяла себя в руки и всё перенесу.

- Мамочка, вчера вечером мы покинули территорию Афганистана и прибыли в Пакистан, где расположились на ночлег в небольшом городке недалеко от их общей границы. Я уже спала в комнате на втором этаже, которую мне выделили для отдыха, когда вдруг внезапно проснулась, почувствовав чьё-то присутствие. Открыла глаза и в темноте увидела чью-то тень, я со страхом уставилась на сидящего рядом с моей кроватью человека. Но, не успела закричать, жёсткий палец лёг мне плотно на губы: - Тише сестрёнка, не всполоши дом, ведь нам надо с тобой о многом поговорить без помех.

-

Сёмочка, а я тебя тогда среди охранников сразу же узнала.

- Я тебя тоже, но нельзя было показать виду, это было опасно для нас обоих.

- Сёмочка, но, как ты сюда попал, вокруг ведь охрана?

- Ну, ваша охрана для меня пустяк, сложней было пойти к Масуду и рассказать ему о том, что среди людей миссии Красного Креста, я узнал свою сестру и, что мне необходимо в ближайшие дни с ней встретиться.

- И, он дал тебе на это разрешение?

- Сестричка, он настоящий мужчина и достойный человек, ему было достаточно моего честного слова и клятвы перед Аллахом, что я вернусь обратно после нашей встречи в его расположение, хотя он дал мне в помощники двух своих опытных бойцов, которые, в случае чего, могут меня, наверное, ликвидировать...

К этому моменту разговора я уже сидела на своей кровати и во все глаза смотрела на неясный в темноте силуэт брата.

- Сёмочка, я хочу увидеть твоё лицо, твои глаза, обнять тебя и поцеловать, чтобы потом обо всём рассказать нашей маме.

Он присел ко мне поближе на мою кровать, включил фонарик и положил между нами, а сам прижался к моей груди своей обритой наголо головой.

Я целовала в глубоких и мелких шрамах голову и каждую клеточку лица, а главное, его мокрые глаза - мама, он плакал...

Фрося слушала рассказ дочери о своём любимом сыночке и не успевала вытирать слёзы. Плакала и Аня, дойдя в рассказе до того места, когда в её объятиях оказался гордый, мужественный, сильный и ловкий телохранитель великого Масуда, но для неё он по-прежнему оставался, младшим любимым братиком, который даже в детстве стеснялся слёз, а сейчас она их чувствовала под своими губами.

- Мамочка, при нашей скорой личной встрече, я тебе всё расскажу до мельчайших подробностей, а так вкратце - он со своими бойцами следовал за колонной нашей миссии до этого городка, выбрал подходящий момент и проник в мою комнату. Как он утверждает, что подобная операция для него не составила трудностей. Мамочка, он по-прежнему худой, но его тело твёрдое, как скала, а движения грациозные, как у кошки, когда он передвигался по моей комнате, не скрипнула ни одна половица. Прежде, чем продолжить свой рассказ, он плотно закрыл окно и завесил его шторкой, выглянул за дверь и проверил на себе оружие - автомат, гранаты и вытащил, и засунул обратно в чехол нож. - А теперь сестричка продолжим наш разговор - возьми вначале вот это письмо к моей мамулечке, а вдруг мне придётся срочно тебя покинуть, а я хочу, чтобы оно обязательно дошло до неё. В случае, если всё же оно пропадёт, скажу тебе на словах - я вас никого не предавал, как и Родину, это она отвернулась от меня и уже давно, намного раньше того, как я попал в Афганистан. Анька, запомни, я давно погиб для Тани. Пусть мамулечка сообщит ей об этом, чтобы та не тешила понапрасну надежду, в любом случае, я уже не смогу к ней вернуться, потому что у меня подрастают двое маленьких деток, которых я очень люблю... - Сёмочка, но ведь у тебя в Москве растёт без отца сынишка, который похож на тебя, как две капли воды, у меня даже есть с собой его фотографии... - Мамочка, он держал в руках фотографии, подносил к ним фонарик и плакал, уже нисколько не стесняясь слёз. Мамочка, почему мы так много плачем, почему у нас всех твоих детей, такая горькая судьба, терять своих самых любимых и дорогих людей?... Он вытер слёзы и глянул вопросительно на меня - Да, Сёмочка, ты можешь забрать эти фотографии... - Сестричка, я тебя очень прошу, не оставляйте одну Таню и её деток, пусть она не сделает ту ошибку, которую совершила наша мама, не вывезя меня, в своё время, из страны, которая так не ласково со мной обошлась. Всё ещё может в этой жизни произойти, я тебе обещаю, что когда-нибудь обязательно встречусь со своим сыном и попытаюсь ему объяснить необъяснимое.