Обстановка в Конго и вокруг Конго становилась все напряженней. Об этом конфликте стали говорить уже как о большой африканской войне. В конголезский кризис оказался втянут ряд государств Африки: ЮАР, Ангола, Намибия, Уганда и Руанда. Все они заявили о необходимости урегулирования, но при этом одна группа африканских государств поддержала центральное правительство Конго, а другая — повстанцев.
В Республике Чад, и без того ослабленной внутренними противоречиями и чадско-ливийскими военными действиями 1987 г., гражданская война начала 90-х годов привела к тому, что экономика страны практически разрушена.
Многолетняя вооруженная борьба Эритреи за отделение от Эфиопии, приведшая в 1993 г. к провозглашению независимости Эритреи, изнурила обе эти страны.
Подобные трагедии характеризуют положение на большой части Тропической и Южной Африки. В 90-х годах социально-экономический кризис становился все более очевиден. Этно-политические раздоры и религиозно-политический экстремизм приводили к ослаблению государственной власти и к угрозе самому существованию нынешних государств. Шло отставание Африки от других регионов “третьего мира”.
Среднедушевой доход сокращался из-за безработицы. Высокие темпы прироста населения еще больше обостряли проблему занятости. Города не могли справиться с быстрым ростом урбанизации (к концу 90-х годов в Киншасе было уже около пяти млн жителей, в Аддис-Абебе — около трех). Больно била по экономике Тропической и Южной Африки и конъюнктура мирового рынка: снижение цен на многие виды сырья.
В 1996 г. во многих странах Африки (Гана, Замбия, Конго-Заир, Либерия, Малагасийская Республика, Нигер, Руанда, Сенегал, Чад и Центральноафриканская Республика) среднедушевой доход был ниже уровня 1960 г. К концу 90-х годов в некоторых государствах Африки все же наметился экономический рост, но еще нет достаточных оснований для уверенности, что этот рост окажется стабильным.
Суждения о тенденциях развития Африки и о ее перспективах, высказывавшиеся как в самой Африке, так и особенно за ее пределами, становились отнюдь не радостными. Появилось даже выражение — “афропессимизм”.
В 50-70-е годы отечественные ученые объясняли трудности развития Африки почти исключительно губительным воздействием колониализма. Сейчас же, на рубеже XXI столетия, ищут объяснения и в характере доколониального прошлого. Подчеркивают в этом прошлом “дефицит социально-экономического динамизма”[646] и абсолютное господство идей и норм, направленных “на растворение личности и ее потребностей в коллективе, на подавление ее воли и сдерживание ее социальной и экономической активности, на сохранение ее психологической несвободы”[647].
Впечатления о трудностях Африки усугубляются теми суровыми суждениями о ней, которые сейчас широко бытуют в массовом сознании, особенно в Европе. Об Африке говорят как о главном средоточии нищеты, голода, преступности, коррупции и непотизма. О том, что в Африке вырубаются леса — легкие всей планеты. О том, что Африка не возвращает миллиарды долгов, в том числе и долгов нашей стране. На Западе укоренилось мнение, что голоса африканских государств, представляющих треть состава ООН, сделали эту международную организацию недееспособной. В нашей стране нигерийцев винят в торговле наркотиками, российские “бритоголовые” видят в африканцах главное зло — они якобы портят генофонд человечества, московская газета “Штурмовик” разжигала ненависть к африканцам.
Список подобных суждений и осуждений — разнообразных и противоречивых — можно продолжить. Многие из них в комментариях не нуждаются. Есть и такие, которые нельзя считать беспочвенными — коррупция, непотизм, этническая рознь и многое другое. Но разве все это присуще только Африке?
“Россия еще не африканская страна, и ей есть, чем гордиться”[648], — привожу это название статьи в одной из российских газет потому, что оно довольно верно передает отношение к Африке, распространившееся в нашей стране, как и во многих странах Европы. Но может гордиться перед Африкой Европа, давшая миру в XX в. Гитлера и Сталина? или Азия, породившая Пол Пота? или Латинская Америка — с ее чередой диктаторов чуть ли не в каждой из стран?
И даже Центральноафриканская империя с ее опереточным императором Бокассой, над которым так издевалась печать всего мира! Все ли помнят, что лишь четырьмя десятилетиями раньше, в 1936 г., Муссолини в речи перед многотысячной ликующей толпой провозгласил: “Спустя 15 веков Великая Римская империя возродилась на вечных, нетленных холмах Рима!” Поводом к этому послужили события на африканской земле — захват Эфиопии Италией. Итальянский король Виктор Эммануил III был провозглашен и императором Эфиопии, а Пьетро Бадольо, командовавший итальянскими войсками в Эфиопии, — первым маршалом империи и герцогом Аддис-абебским[649].
Межэтнические конфликты? Да, это трагедия Африки. Взаимное истребление народов тутси и хуту никак не удается остановить. А этнические чистки в Югославии, проблема “сербы-албанцы”? Ведь с точки зрения европейского обывателя эти народы прошли неизмеримо более долгий путь к цивилизации, и значит, требования к ним должны быть более строгими. Можно вспомнить и конфликты на постсоветском пространстве — на Кавказе, в Таджикистане. Не ложатся ли они в тот же ряд?
Да и многие другие трагедии Африки — разве они присущи только народам этого континента? Разве мало сходного в африканских странах и в ряде республик бывшего Советского Союза? Писатель Виктор Ерофеев, побывав в ЮАР и нарисовав довольно неприглядную картину происходящего там, пришел к выводу, что ЮАР “похожа на Россию до того, что кажется страной-близнецом”[650]. Пусть это и не совсем верно, такой вывод наводит на размышления.
Сами же африканцы винят страны “Севера” — Европу (и далеко не в последнюю очередь нашу страну) и Северную Америку — в том, что с окончанием “холодной войны” их интерес к Африке заметно ослабел и что их помощь Африке в годы холодной войны вызывалась не желанием пойти навстречу нуждам африканцев, а борьбой за Африку, стремлением каждого из враждующих лагерей перетянуть ее на свою сторону.
Конечно, Африка находится в бедственном положении. Но как бы ни складывалась ее судьба, втягивание ее в общемировые связи будет ускоряться, а роль ее в мире возрастет.
Достаточно привести только один фактор — демографический. Прирост населения во многих африканских странах на рубеже XX и XXI в., несмотря на ужасные болезни, составляет 2,5–3%, а в некоторых — 3,5 %. На фоне постарения населения Европы и сокращения численности жителей в ряде европейских государств, значение этого фактора создает перспективу, с которой неизбежно придется считаться всем, на чью долю выпадет жить в XXI в. По подсчетам экспертов ООН, численность африканцев к 2050 г. увеличится с 728 млн до 4,6 млрд человек и будет составлять около 40 % населения Земли[651].
Даже если не верить точности подсчетов, тенденция все же показана верно, и на рубеже XX и XXI вв. она стала привлекать к себе все большее внимание по всему миру. В конце 1999 г. журналисты спросили министра иностранных дел России Игоря Иванова: “Пугает ли Вас демографический взрыв в Африке? Говорят, скоро неграм будет настолько тесно и голодно на своем континенте, что они просто хлынут в Европу…” Он ответил в частности: “Черная Африка продолжает нищать и разоряться. А Запад еще не осознал всерьез эту проблему”[652]. В вопросе, как бы по-обывательски он ни был сформулирован, — тревога, а в ответе — что задача осознавать эту проблему лежит на государствах Запада. Почему только Запада? А мы, Россия? Мы можем оставаться в стороне? Этот вопрос неизбежно возникает.
