Следующие сутки не принесли ничего нового. Василий Алексеевич с утра уходил в лес и возвращался только вечером. Каждый раз приносил полный наборыш лесной малины или земляники. Этими дарами природы Евдокия Филипповна начиняла пироги. Лейтенант шутил: «Я при вас, Евдокия Филипповна, вроде интенданта». Вся деревня знала, что у Емельяновых гостит бывший командир их сына. Это никому не казалось необычным. Длительные прогулки лейтенанта по окрестностям объяснялись просто: не сидеть же молодому человеку дома, когда в лесу ягодная благодать.

На третий день вечером Федька едва дождался «товарища командира» у реки. Вид у парня был крайне возбуждённый. Он рассказал, что сегодня Локотников просил у Стрючкова лодку на вечер.

— Кто он, Стрючков? — спросил Василий Алексеевич.

— Да рыбак здешний. По-настоящему-то колхозник, но в свободное время рыбачит.

— Где его лодка?

Федька указал на вторую с краю. Его удивило и разочаровало то, что «товарищ командир» как ни в чём не бывало разделся, прыгнул в воду и стал плавать, фыркая от удовольствия. Тут надо немедленно действовать, организовать засаду, а он купается. Да ещё долго-то как, словно век не купался.

Выйдя из воды и одевшись, Василий Алексеевич сказал:

— Завтра опять поезжай на корчёвку. Встретимся на Старой мельнице. А пока айда спать.

С весёлой значительностью Федька исподлобья взглянул на лейтенанта.

— Да что-то мне сегодня не охота спать-то…

— Ну, брат, это уж не военный разговор. Охота, неохота, а надо — и спи себе. Вот так.

Василий Алексеевич похлопал Федьку по плечу, зашагал прочь от берега.

Федька шёл следом, думал: «Всё ясно. Раз меня спать укладывают, значит Прохора нынче ночью брать будут. А ведь зря они меня лишним считают. Думают, на рожон полезу… Да уж я как-нибудь поберёгся бы, чай, не маленький. А может, они права не имеют брать парнишку на этакое дело. Случись что — отвечать придётся. Вот ежели я сам, тогда дело другое. Уж там я помочь сумею… Возьму удочки, будто на рыбалку… Пригожусь…»

Проводив Федьку, Василий Алексеевич поужинал со стариками и ушёл, сказав, что будет спать на сеновале. На самом деле он вовсе не думал спать в эту ночь. Он снова спустился к реке. В нескольких шагах от стоянки стрючковской лодки росли густые кусты черёмухи — отменное место для наблюдательного пункта. В них лейтенант и обосновался.

Между тем Федька быстро уложил снасти, захватил самодельный котелок, за омшаником под колодой насбирал жирных фиолетовых червей и, на ходу крикнув матери, что идёт на рыбалку, был таков.

Город скрылся за излучиной реки. Возбуждение, вызванное отплытием, улеглось. Путешественники захотели есть. Особенно матросы. От усиленной гребли аппетит разыгрался вовсю.

— Хорошо бы позавтракать, — мечтательно сказал Сёмка.

— Верно, позавтракать, — поддержал его Витька, хотя, говоря по правде, он не отказался бы заодно и пообедать и поужинать. — Во сколько у нас завтрак, капитан?

Спартак не терял даром времени. Как стопроцентный исследователь, наносил на чистую страницу судового журнала контуры неизвестных берегов, мимо которых они проплывали. Оторвавшись от своего занятия, он невозмутимо сообщил, что завтрака не будет. Не будет также и обеда, впрочем, как и ужина.

Это известие ошеломило мореплавателей. Витька нервно засмеялся.

— Что же, выходит, голодать?

— А ты как думал? Путешественники всегда голодают. — Видимо, этот разговор Спартаку наскучил. Он подавил зевок и с великолепным спокойствием, которому позавидовали бы лучшие капитаны всех времён и народов, изрёк:

— Можете, конечно, поднять корабельный бунт. Так бывает, когда команда недовольна. Капитана высаживают на необитаемый остров, дают суточный запас пищи…

— Ха, ему суточный запас, — возмутился Витька, — дайте мне запас, я и сам высажусь.

— Да ведь ты не капитан.

— Ладно вам болтать, — примиряюще сказал Сёмка, — лучше поедим…

— Нельзя, — решительно воспротивился Спартак. — Надо экономить.

— Да зачем?

— Зачем, зачем… Нам же пять дней плыть.

— Пя-ять дней! — ужаснулся Сёмка.

— Ясно, пять. Тридцать же километров… И потом на кораблях всегда плавают долго. Это тебе не на поезде. Вот и соображай. Пищи у нас на пять дней хватит? Нет. Значит, буду выдавать строгую норму. Можете, конечно, есть всякие предметы из свиной кожи. Например, ремни, ботинки… Это — ненормировано… Да ещё скажите спасибо, что пресной воды сколько угодно, а то бы…

— Спасибо!

Витька в негодовании вскочил, причём бриг едва не опрокинулся. Он снова упал на банку, выхватил у Сёмки весло.

— Ботинки, да?! Взять вот, огреть веслом по башке, чтобы полетел вверх тормашками! Ботинки! Ха! Тоже капитан называется. Чего же ты раньше не сказал, мы бы еды больше взяли!..

Бунтарь устало отбросил весло.

— Ну его, Сёмка! Развязывай узелок, давай колбасу.

Сёмка нагнулся, намереваясь взять узелок из-под кормовой банки.

— Стой, Нерушимый Утёс! — торжественно провозгласил капитан. — Подожди.

Он оглядел команду и укоризненно покачал головой.

— Эх, вы-ы!.. Сначала хоть бы бунтовать-то научились… Кто же так бунтует? Никто так не бунтует. Первым делом надо захватить пороховой погреб и арсенал. Вот как надо. А они сразу за колбасу…

Однако на команду мало подействовало это вразумляющее указание. Она расправилась бы с колбасой вопреки всяким морским традициям. На её стороне была сила, даже Пират изменил хозяину и перешёл на сторону восставших. Но в самый последний момент раздался радостный вопль капитана:

— Земля!

Вероятно, впервые за всю историю мореплавания это магическое слово не вызвало ликования среди команды. Сёмка с Витькой недоуменно огляделись по сторонам. Ну, земля, ну и что же… Известно — берега. Чему тут особенно радоваться?

— Земля, — проникновенно повторил Спартак, разглядывая в бинокль зелёную возвышенность. Со стороны могло показаться, что он по крайней мере полгода не ступал на сушу. Затем он развернул на коленях карту, сосредоточенно хмурясь, поводил по ней пальцем, после чего изрёк:

— Мы на траверзе мыса Бурь. Пр-р-раво на борт! Эй, на марсе, смотреть в оба! У берега могут быть рифы!

Столько было в этих раскатистых звуках солёной капитанской лихости, что Сёмка послушно взялся за вёсла и повернул лодку к берегу.

— Когда у путешественников нечего есть, — объяснил Спартак, — они находят какую-нибудь неизвестную землю. Там растут всякие плоды. Бананы, кокосовые орехи, сладкие корни, винные ягоды… И путешественники утоляют голод.

Действительно, по склону возвышенности правого берега были разбросаны квадраты густой, по-видимому, культурной и съедобной зелени. Она очень мало напоминала бананы, хотя вполне могла бы сойти за лук или морковь.

Прежде чем покинуть лодку, Спартак привязал к ошейнику Пирата поводок. Он объяснил, что собачка лучший друг путешественников. Уж она-то не даст пропасть с голоду. Если, например, вам не удалось найти фруктов, то собака обязательно где-нибудь добудет фазана или куропатку и принесёт эту дичь к вашим ногам. Сёмка согласился, что нет лучше, как путешествовать с собакой. Витька подтвердил, что это в самом деле удобно, так как на крайний случай можно съесть собаку.

Замечания своих лучших друзей Пират выслушал с нескрываемым любопытством. Но когда путешественники двинулись в глубь неизвестной земли, он решительно замотал головой и упёрся всеми четырьмя лапами в песок. Его тянули, подгоняли палкой. В ответ пёс грозно рычал и скалил зубы. Он не желал ни на шаг отойти от лодки.

— Ладно, пусть сторожит судно, — предложил Сёмка.

Пирата привязали к ивовой лозе. Он притворно зевнул и положил морду на лапы.

— Видно, его укачало, — сказал Спартак.

Путешественники двинулись на поиски съедобных фруктов и сладких корней. Они пересекли поросший ивняком песчаный пляж. За ним начиналась возвышенность. Тут друзьям открылся настоящий овощной питомник. И репа, и морковь, и целое поле лука, и десяток огуречных грядок. Спартак сказал, что сперва надо оглядеться: не обитают ли поблизости племена воинственных туземцев? Экспедиция залегла в кустах и начала «оглядываться». Свежий огородный запах щекотал ноздри.