Два дня они взбирались и карабкались по скалам и ледникам, проникнутые священным трепетом перед окружающей их красотой.

— Артур! — закричал вдруг однажды Форд.

Это было на второй день, ближе к вечеру. Артур сидел на высокой скале и смотрел, как волны с грохотом разбиваются о крутые утесы.

— Артур! — снова позвал Форд.

Артур посмотрел туда, откуда ветром доносило голос Форда.

Форд ушел изучать ледник, и, пойдя на голос, Артур нашел его сидящим на корточках у сплошной стены из голубого льда. Он бросил на Артура возбужденный и взволнованный взгляд.

— Смотри, — сказал он, — смотри!

Артур посмотрел. Он увидел сплошную стену из голубого льда.

— Ну да, — сказал он, — ледник. Я его уже видел.

— Нет, — сказал Форд, — ты смотрел, но не видел. Смотри!

Форд показал вглубь, вовнутрь льда.

Артур присмотрелся, но не увидел ничего, кроме смутных теней.

— Отойди подальше, — велел Форд, — и посмотри снова.

Артур отошел и посмотрел еще.

— Нет, — сказал он и пожал плечами. — Что я там должен увидеть?

И вдруг увидел.

— Видишь?

Да, он видел.

Его рот начал было говорить, но мозг решил, что сказать пока что нечего, и закрыл его. Затем его мозг вступил в борьбу с задачей о том, что видят глаза, но при этом он ослабил контроль надо ртом, и тот тут же снова раскрылся. Подбирая челюсть, мозг утратил контроль над левой рукой, которая отправилась в бесцельные блуждания. Секунду-другую мозг пытался ловить левую руку, не отпуская при этом рот, и одновременно думать о том, что было во льду, и, наверное, из-за этого ноги отказали, и Артур с облегчением упал на землю.

Причиной такого нервного расстройства была паутина теней во льду, на глубине около восемнадцати дюймов от поверхности. При взгляде под определенным углом они складывались в отчетливую надпись из букв незнакомого алфавита высотой около трех футов. А еще, для тех, кто, как Артур, не умел читать по-магратейски, над буквами парил во льду контур лица.

Лицо было старым, худощавым и утонченным, усталым, но не злым.

Это было лицо человека, получившего приз за проектирование побережья, на котором, как им стало отчетливо ясно, они сейчас стояли.

Тонкий визг наполнил воздух. Он взвился и заметался среди деревьев, распугав белок. Несколько птиц с отвращением снялись с мест и улетели прочь. Звук судорожно заплясал по поляне. Он подвывал, скрежетал и совершал раздражающие действия общего характера.

Капитан, однако же, рассматривал одинокого волынщика со снисхождением. Мало что могло нарушить его спокойствие. Более того, с тех пор, как он оправился от потери своей роскошной ванны во время той неприятности в болоте много месяцев назад, он начал находить свою новую жизнь необыкновенно приятной. В огромном валуне, лежавшем посреди поляны, выдолбили полость, и он целыми днями нежился в ней, а обслуга подливала ему воды. Вода, правда, была не особо теплой, поскольку они еще не придумали способа ее нагревать. Ну, ничего, это придет, а тем временем поисковые партии обшаривали вдоль и поперек всю местность в поисках горячего источника, желательно на симпатичной зеленой опушке, и, если в идеальном случае, то рядом с месторождением мыла. Когда кто-то предположил, что месторождений мыла не бывает, капитан позволил себе высказать мнение о том, что, возможно, никто их как следует не искал, что и было с неохотой подтверждено.

Нет, жизнь была безусловно приятна, и лучше всего в ней было то, что когда найдут горячий источник вкупе с зеленой опушкой, и когда пробьет час и разнесется эхом в горах весть о том, что открыта мыльная шахта, дающая пятьсот кусков мыла в день, она станет еще приятнее. Очень важно, чтобы было чего ждать от будущего.

Волынка вопила, выла, скрипела, ревела и пищала, всё усиливая и без того немалое удовольствие, которое капитан испытывал от мысли о том, что скоро она замолчит. Этого он тоже ожидал от будущего.

Что у нас еще есть приятного, спросил он себя. В общем, немало: красно-золотые деревья — признак приближающейся осени, мирное вжиканье ножниц в нескольких футах от его ванны, где пара парикмахеров упражнялась на дремлющем арт-директоре и его ассистенте, солнечные блики на шести сияющих телефонах, стоящих в ряд на краю его выдолбленной в камне ванны. Единственная вещь, которая радует больше, чем не звонящий постоянно (а точнее, совсем не звонящий) телефон, это шесть не звонящих постоянно (а точнее, совсем не звонящих) телефонов.

А приятнее всего был довольный говор сотен людей, медленно собирающихся на поляне, чтобы поприсутствовать на послеобеденном заседании комиссии.

Капитан игриво ткнул своего резинового утенка пальцем в клювик. Послеобеденные заседания были у него самыми любимыми.

Не он один смотрел на собирающуюся толпу. На дереве на краю поляны сидел Форд Префект, вернувшийся недавно из дальних странствий. После шестимесячного путешествия он был поджар и бодр, глаза его блестели. На нем была куртка из меха северного оленя, лицо его было загорелым, а борода густой, как у кантри-рокера.

Он и Артур Дент наблюдали за голгафринчанами уже почти неделю, и вот Форд решил немного подразнить гусей.

Поляна была уже полна. Сотни мужчин и женщин прохаживались, болтали, ели фрукты, играли в карты и, в общем, вели себя довольно беззаботно. Их тренировочные костюмы были грязными, а кое у кого разорваны, но у всех были безупречные прически. Форд с удивлением заметил, что многие набили костюмы листвой, и, прищурившись, подумал и решил, что они сделали это для тепла перед наступлением зимы. Ведь не могли же они ни с того ни с сего увлечься ботаникой.

Его размышления прервал голос капитана, перекрывший шум толпы.

— Итак, — сказал он, — я бы хотел призвать собрание хоть к какому-то порядку, если это возможно. Никто не возражает? — он добродушно улыбнулся. — Через минуточку. Когда вы все будете готовы.

Разговоры постепенно угасли, и на поляне стало тихо, если не считать волынщика, который, по-видимому, пребывал в каком-то своем собственном диком и необитаемом музыкальном мире. Несколько стоявших рядом с ним людей швырнули ему по листику. Если в этом и был какой-то смысл, то он пока совершенно ускользал от Форда Префекта.

Вокруг капитана собралась небольшая группа людей, и один из них явно собирался начать говорить. Для этого он встал, прочистил горло и воззрился в пространство, как бы сообщая толпе, что он присоединится к ней чуть позже.

Толпа, конечно же, устремила свои взоры на него.

Наступила секундная тишина, которую Форд счел отличным моментом для своего драматического выхода. Оратор раскрыл рот.

Форд спрыгнул с дерева и сказал:

— Привет.

Все обернулись к нему.

— А, дорогуша! — воскликнул капитан. — У вас есть спички? Или зажигалка? Или что-нибудь в этом роде?

— Нет, — ответил Форд несколько обескуражено.

Он не был готов к такому приему, но решил не отклоняться от своей темы.

— Спичек нет, — продолжал он, — но зато у меня есть для вас новости…

— Жаль, — сказал капитан. — А то у нас кончились. Я уже несколько недель не принимал горячей ванны.

Форд не дал сбить себя с толку.

— У меня есть новости, — повторил он, — об открытии, которое может вас заинтересовать.

— А оно занесено в повестку? — строго спросил человек, которому Форд не дал сказать речь.

Форд улыбнулся широкой улыбкой кантри-рокера.

— Да ну, бросьте, — сказал он.

— Я извиняюсь, — сказал человек надменно, — но как консультант по вопросам управления с многолетним опытом, я настаиваю на важности соблюдения регламента.

Форд оглядел толпу.

— Смотрите, он сумасшедший, — сказал он. — Это же доисторическая планета.

— Обращайтесь к председателю! — гавкнул консультант по вопросам управления.

— Я хочу обратиться ко всем, — возразил Форд.

Консультант по вопросам управления решил, что ситуация требует проявить вспыльчивость.