— Увидимся завтра, прекрасная Лили, — говорит он.

Я улыбаюсь, входя в дом, чтобы заняться домашней работой, но что я действительно буду делать, так это думать о том удивительном поцелуе и надеяться, что в следующий раз я буду достаточно смелой, чтобы поцеловать Трента в губы.

Лежа в кровати, я позволяю глазам, наконец, закрыться. Абсолютная, холодная тишина окутывает каждый уголок этого дома. Я поворачиваюсь и смотрю в окно сквозь изношенные шторы. Через них проникает яркое сияние луны.

Подложив руку под голову и прижав колени к животу, я наблюдаю ночь. Мои веки тяжелеют, и разум уплывает к счастью. В то место, где я красива, умна и могу каждый день прожить без асфиксии и страха. (Примеч. Асфиксия — резкое расстройство дыхания из-за недостатка кислорода и избытка углекислого газа в крови и тканях; удушье).

Меня будит громко хлопнувшая дверь и неясный вопль отца.

— Тебе лучше быть в своей комнате, ты, чертовски уродливая, безмозглая сука.

— Ктооо здееесь? — я слышу высокий женский голос. Ее речь так же невнятна, как и папина, и я понимаю, что они оба пьяны.

Папа никогда никого не приводил домой, и одна мысль о ком-то еще в доме пугает меня.

— Никто. Глупая, уродливая неудачница, которая живет со мной. Я хочу, чтобы она свалила.

— Давай, Стэнли. Не думай о ней, пойдем в твою кооомнату, — пьяно говорит она.

— Где ты, сука? — орет он громче.

Я накрываюсь одеялом и прячусь под ним. Я знаю, что это глупо, оно не спасет меня, но я не могу спрятаться в шкафу в прихожей, он увидит меня. Возможно, если я буду тихой, если буду молчать, он забудет обо мне.

— Где ты, блядь? — он кричит еще громче.

— Я здесь, — говорю я так тихо, как только могу. Надеюсь, он услышит меня, и этого будет достаточно, чтобы он оставил меня в покое.

Мое сердце бьется с такой скоростью, что я могу слышать его в своих ушах. Мое тело начинает дрожать, и я чувствую тяжелый комок ужаса, застрявший в моем желудке. Пожалуйста, папа, просто оставь меня в покое. Но я чувствую, что сегодня будет все по-другому.

— Сука! Где ты?!!!

Потихонечку я встаю с кровати. Мои ноги трясутся, и холод проходит сквозь тело. Медленно, на цыпочках, я иду к папе и его спутнице. Он сидит в своем кресле, а женщина расположилась на коленях перед ним.

Папа поворачивается, чтобы посмотреть на меня. В его лице проступает что-то дьявольское и глаза наполнены злобой.

— Видишь это? — говорит он и скользит пальцами по волосам брюнетки. — Это единственное, в чем ты будешь хороша. Лучше бы ты занялась этим в ближайшее время, чтобы заработать немного денег, потому что ты — безмозглая, уродливая сука.

От движений его бедер я сразу же чувствую, как тошнота подступает к горлу.

Поворачиваясь, я возвращаюсь в свою комнату; не хочу видеть то, что он делает с этой женщиной.

Как только я укрываюсь, слышу его тяжелые шаги, приближающиеся к моей спальне.

— Встать! — кричит он, врываясь в мою комнату.

Я натягиваю одеяло на голову и молюсь. Молюсь Богу, чтобы Он прекратил мои страдания сейчас, чтобы остановил мое дыхание. Я не выдержу больше. Это не то, для чего я родилась. Это не та жизнь, которая должна была быть. Правда?!!!

— Ты, маленькая, грязная шлюха, пойдешь туда и будешь смотреть, как это нужно делать! — он вырывает одеяло из моих рук и, хватая за волосы, вытаскивает из кровати. — Это ты должна была умереть!!! Это ты, блядь, виновата!!! — кричит он и продолжает тащить меня в гостиную.

— Ты делаешь мне больно, пожалуйста, остановись, — плачу я и хватаю его руки, пытаясь оттолкнуться от пола ногами, чтобы ослабить боль.

— Ты — глупая сука! Ты не заслуживаешь того, чтобы жить! Они — да, но не ты! — он бросает меня в стену.

— Папа, пожалуйста, остановись, — прошу я. Моя голова болит после удара о стену.

— Посмотри, что ты натворила, — он указывает на стену. Стоя на коленях, я поворачиваюсь и вижу небольшую вмятину в стене.

— Я сожалею, я так сожалею, — молю его, надеясь, что он не собирается продолжать бить меня.

— Ты пожалеешь.

Он расстегивает ремень и вырывает его из петель, удерживающих его в штанах.

Защищаясь, я сворачиваюсь в клубок и закрываю лицо. Первый удар мучительно болезнен. Он бьет с такой силой, что я чувствую, как горит кожа на моих руках. Второй удар хуже, чем первый. Он бьет в то же место, и я пытаюсь туже завернуться в маленький клубок. Третий и четвертый удары наполнены ничем иным, как ненавистью.

— Пожалуйста, — кричу я сквозь горькие слезы. Я задерживаю дыхание и желаю, чтобы это все закончилось. Чтобы, наконец, это закончилось.

После, как будто бы, прошедшей вечности удары прекращаются. Я осторожно убираю руки от головы и пытаюсь выглянуть, чтобы увидеть, где папа и что он делает.

Женщина, пришедшая с ним, теперь стоит около него, она хмурится и смотрит на меня. Папа тоже смотрит на меня, его лицо искажено в оскале.

— Она ничего не сделала, — говорит женщина.

— Заткнись! — отвечает папа, все еще глядя на меня.

Он проводит тыльной стороной руки по лбу, его озлобленные глаза все еще приклеены ко мне. Папа сплевывает на пол и выпрямляет спину.

— Ты навела чертов беспорядок. У тебя кровь, — говорит и указывает подбородком на меня.

Сквозь слезы я пытаюсь сфокусироваться на ранах на моих руках и ногах. Некоторые порезы кровоточат, некоторые — просто царапины, из других просачивается немного крови.

— Мне так жаль, — заикаюсь я, тяжело дыша.

— Тебе и должно быть жаль… — он подходит ближе ко мне и замахивается кулаком.

Это похоже на вечность. Мое лицо горит, когда удары продолжаются. Пожалуйста, Господи, забери мою жизнь.

Внезапно я перестаю чувствовать. Никакой боли, никакого давления, никакой печали. Просто красивая завеса черного, которая окутывает меня. Я падаю в нее и начинаю находить приют в покое, которым, наконец, наделена.

Так ощущается смерть? Мне нравится.

Глаза невыносимо болят, когда я пытаюсь их открыть. Пульсация в голове не позволяет даже немного приоткрыть, но я прилагаю усилие и делаю это. Несколько раз моргаю, пробую сфокусировать взгляд и увидеть, где я.

Я лежу на полу в гостиной, на том же месте, где отец начал избивать меня.

Громкий гул стоит в ушах, мощно пульсируя, сжимая все в моей голове. Моргаю, и мне удается сосредоточиться на вмятине в стене и медленно отвести от нее взгляд.

Где-то рядом я слышу страстные вздохи. Звук непрерывного и возбужденного безумия и женский голос, стонущий в ритм с поскрипыванием пружин.

— Ты ощущаешься так хорошо, Стэнли, — говорит она, прерывисто, выдыхая.

Пытаясь быть настолько тихой, насколько возможно, я двигаю руками и ногами, пробуя найти равновесие. Толчки продолжаются, я слышу возбужденные стоны своего отца, занимающегося сексом с женщиной, которую он привел домой.

На нетвердых ногах мне удается медленно дойти до своей комнаты. Звуки, доносящиеся из гостиной, не утихают, пока они продолжают свой секс марафон.

— Ты должна использовать свою дырку, чтобы заработать себе немного денег, ты, уродливый кусок дерьма, — пыхтит отец, продолжая входить в женщину.

— Оставь ее в покое, — говорит женщина, — просто сосредоточься на мне.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на них, пока затаскиваю свое разбитое и изувеченное тело в спальню. Женщина смотрит на меня, и в этот момент, в один единственный миг, она видит меня.

Наши взгляды встречаются. Приподняв бровь, она подмигивает мне, а затем отворачивается, поднимает руку и кладет ладонь на лицо отца, фактически загораживая ему вид на меня.

— Не смотри на нее, она — умственно отсталая. Она заслуживает все, что получает, — говорит он, прежде чем обрушить на нее свой рот.