— Я просто очень счастлива, — отвечаю я, когда пытаюсь подойти ближе к мужу и сесть к нему на колени.

— Из-за того, что, ты, наконец, ведешь себя, как и должна вести чертова жена, вместо того, чтобы вести себя, как стерва?

— Из-за тебя. Я так счастлива, и теперь я понимаю, через что ты проходишь. Я просто хочу сделать тебя счастливым, вот и все, — я наклоняюсь, чтобы достать ужин из духовки. — Ужин готов. Я поухаживаю за тобой.

— Через что я прохожу? Что это значит?

— Что ж, — я начинаю говорить. — Не сердись, но сегодня я купила пару обуви.

— Что ты сделала? — он со стуком ставит стакан на стол, из-за чего я отпрыгиваю назад, роняя нож на поднос с едой.

— Мне пришлось. Но я две недели буду ходить на работу пешком, чтобы возместить те деньги, что я взяла в банке на покупку обуви, — говорю я быстро на одном дыхании.

— Ты что? Ты ходила в банк? — он встает с такой скоростью и с таким и гневом, что его стул падает назад, а бедра двигают стол вперед. — Ты ходила в этот чертов банк? — спрашивает он снова.

Его тон пугает меня, температура моего тела падает, и я чувствую, как холодок проходит сквозь меня, и каждый волосок на моем теле трепещет от страха.

— Я купила новые туфли, — указываю на свои новые туфли, которые стоят в гостиной.

Трент сжимает челюсть, его ноздри раздуваются, а губы он складывает в тонкую линию.

— Принеси их, — бормочет он в конце концов сквозь стиснутые зубы.

Я иду в гостиную, беру туфли и приношу их Тренту. Я протягиваю руку и держу туфли напротив него:

— Вот, — шепчу я.

Выражение его лица наполнено гневом.

— Дай ножницы, — говорит он таким же низким, мрачным голосом.

Я подхожу к комоду, беру ножницы и возвращаюсь к мужу.

— Вот.

Он кивает головой на меня. Я не уверена, что он имеет в виду, и он не озвучивает этого. Я смотрю на ножницы, а потом обратно на него. Я прикидываю в своей голове различные варианты, ведь до сих пор не уверена в том, что он хочет. Напряжение в комнате растет, узел в моем животе снова отчаянно стягивается все туже и туже. Мое горло начинает сжиматься, и я с трудом пытаюсь дышать.

— Режь их, — говорит он, глядя на туфли и ножницы.

Мое сердце разрывается на маленькие кусочки, когда я понимаю серьезность его слов.

— Что? — шепчу я. — Но они новые, и у меня нет другой обуви.

Трент делает шаг ко мне, а я отхожу от него на шаг. Он сильно толкает меня обеими руками, и я падаю на дверь холодильника. Дверная ручка утыкается мне в спину.

— Порежь их, — тут же повторяет он монотонно низким, смертоносным голосом.

— Но я две недели буду ходить на работу пешком, чтобы расплатиться за них. Я не хочу их резать.

Он захватывает в кулак мои волосы и ударяет головой о холодильник.

— Режь их! — кричит он в миллиметре от моего лица. Брызги слюны вылетают из его рта и приземляются мне на лицо.

— Но… — удар. Он еще раз бьет меня головой о дверь.

— Это научит тебя не вмешиваться в мои дела. Это мои деньги, не твои, ты, никчемный кусок дерьма, — слезы катятся по моему лицу, голова болит в месте, которым он бил меня о холодильник. — Эти деньги мои, не твои.

— Но я их заработала, — глупо бросаю вызов, запоздало понимая, что должна была держать рот на замке.

— Они мои, ты, тупой кусок дерьма. Мои, не твои. Я управляю ими. Я управляю всем. И я управляю тобой, — он отпускает мою голову и начинает бить меня кулаком снова и снова. Некоторые удары попадают по лицу, а когда я пытаюсь защитить себя руками, он бьет меня в живот. — Ты, сука! — рычит он.

— Помогите! — кричу я, но квартира рядом с нами пустует уже некоторое время, и сейчас еще рано, поэтому большинство людей еще не вернулись домой с работы.

— Заткнись! — удар. Я продолжаю плакать и пытаюсь кричать. — Я сказал, блядь, заткнись! — снова удар.

Пожалуйста, Боже, пожалуйста, дай мне умереть. Трент перестает бить меня, и я пытаюсь моргнуть сквозь горячие слезы, чтобы посмотреть, что происходит. Но избиение не прекращается. Он оборачивает ладонь вокруг моего горла и начинает сжимать его.

— Ты тупая сука, ты так бесишь меня. Ты не должна была идти в банк. Это все твоя вина.

Поскольку я изо всех сил пытаюсь дышать, я стараюсь сосредоточиться хоть на чем-то, что будет последим, что я когда-либо увижу. Но все, что вижу — это Сатана. Его глаза огромные, налитые кровью и горящие ненавистью, проходящей через его тело. Его лицо красное он необузданной ярости, а пальцы мертвой хваткой обернуты вокруг моей шеи.

И сейчас я знаю свою судьбу и свое будущее. Вы можете попробовать изменить дьявола, но он навсегда останется злом.

— Убей меня, пожалуйста, — умоляю я.

Я закрываю глаза и отдаю свою жизнь зверю.

— Ты не можешь быть здесь, Макс. Она отдыхает.

— Н-но как она может от-отдыхать, к-когда л-л-люди п-приходят и уходят? Е-е-ей н-нужна от-отдельная палата.

— Ты знаешь, у нас нет таких палат.

— М-м-мне п-п-плевать, — гневно отвечает Макс. — Я з-заплачу. П-п-положите ее в от-отдельную палату.

— Макс, ты не можешь этого сделать.

— Это м-мои д-деньги. Я д-делаю, ч-что х-хочу.

— Мама, мамочка. Можно мы с Ви-Ви пойдем поиграть на задний двор?

— Уэйд, тебе нужно принять ванну. Папа скоро будет дома, и уже темнеет. Никаких игр на улице, ты уже должен быть в своей пижаме. Ступай, — мама шлепает Уэйда по попе и поворачивается ко мне. — Вы тоже, мисс. Собирайся в ванную.

Я стою и просто смотрю на маму. Она такая красивая. У нее самые яркие глаза, которые я видела в своей жизни. Ее волосы похожи на мед. Вы знаете, когда вы капаете медом с высоты, и смотрите, как он падает на хлеб? Вот как выглядят мамины волосы. Ее улыбка всегда такая яркая. Я так люблю маму.

Почему я слышу людей, но не могу им ответить? Я слышала, как медсестры говорили обо мне, словно меня здесь нет. Это рай? Я мертва? Трент убил меня? Я жду, чтобы открыть глаза и увидеть Бога перед собой?

— Прости меня, Лили, — говорит Трент. Он берет мою руку в свою, и сжимает ее. — Я не знаю, что на меня нашло, — шепчет он. Я пытаюсь открыть глаза, но они такие тяжелые. — Пожалуйста, детка, проснись. Пожалуйста, не умирай.

Я борюсь с вакуумом, или чем бы это ни было, который держит меня в забвении под густой вуалью. Я слышала все, но, кажется, будто упала и погрузилась в мечты. Или, может быть, в воспоминания, не знаю. Я даже не помню счастья, так что это, скорее всего, мечты. Но мне нравятся эти мечты, они делают меня счастливой. Они позволили мне забыть обо всем, что я пережила, обо всех испытаниях, через которые я прошла, и обо всех ситуациях, что мне пришлось вытерпеть.

— Лили, клянусь, я изменюсь. Я перестану изменять тебе. Я буду хорошим мужем. Я никогда не ударю тебя снова и не сделаю ничего плохого. Пожалуйста, детка, пожалуйста, проснись.

Я проваливаюсь обратно в прекрасный сон. Я в поле среди высоких полевых цветов, слегка покачивающихся от теплого ветерка, нежно ласкающего мою загорелую кожу. Я пропускаю пальцы сквозь цветы и провожу ладонью по соцветиям. Солнце светит на меня, его счастливые лучи окутывают меня теплом. Поднимая лицо вверх к нему, я позволяю его лучам обнять меня. Это чувствуется естественным, как мамин поцелуй в нос, когда вы споткнулись и повредили колено.

— Я з-знаю, что он делает с тобой, Л-Лили, — ощущение спокойствия окутывает меня, когда чувствую теплую руку вокруг своей. — Это н-неп-правильно, — он делает паузу, а затем добавляет. — То, что он делает. Н-ни один м-мужчина не д-должен поднимать руку н-на ж-женщину. Ему н-нужна помощь. Я з-знал, к-когда увидел т-тебя в больнице, я м-мог точно с-сказать, что он об-обидел тебя.

Я хочу крикнуть Максу, чтобы он остановился, сказать, что я не хочу слышать то, что он скажет, но не могу открыть рот, не могу найти свой голос.