— Мне с сыром и с колбасой. Маленькие такие, г чесноком. Не очень много. Только предупреди, чтоб не жмотничал с сыром. А то в горле начнет першить. Чересчур уж сухо получится.

— Для меня шампиньоны и анчоусы. И пивка принесите, миллеровского. Эти пиццы в глотке застревают, без пива не проглотишь. Да, а еще кофе. Мне с молоком.

— Черт побери, и как это вы можете говорить о еде,— сказал Джим Андерсон, глядя на детективов.— Меня так просто наизнанку выворачивает.

Он с отвращением посмотрел на большие фотоснимки, разложенные на столе. Зрелище не из приятных. Не отпускные кадры с пальмами вдоль белых песчаных пляжей где–то в тропиках. Не дети за игрой, хохочущие в объектив. На них смотрели мертвые глаза обнаженного мужчины. Коленные чашечки перебиты, все тело в мелких ожогах от сигарет. На одной руке отрезаны пальцы.

— Вы у себя в Вашингтоне наглухо отгородились от действительности,— сказал Джо Вентура и, зевнув, откинулся на спинку стула.— Сидите себе, бумажки перекладываете, а мы копаемся в дерьме. Этого парня, которого вы разыскивали, мы выудили вчера утром пониже Эллис–Айленда[20], но он был мертв задолго до того, как его бросили в воду.

— Кстати, выглядит он вполне пристойно,— заметил его коллега, наклонясь над столом, чтобы лучше видеть.— Помнишь того малого, которого они затолкали в бетономешалку? Вот это, черт подери, было зрелище, в самом деле плохо станет. Установить личность было невозможно. Даже дантистам не удалось ни за что зацепиться.

— Тут хотя бы ясно, кто он.— Джим Андерсон посмотрел на них.— Карлос Торрехо–и–Сантос. Тридцать девять лет. Правая рука генерала Хуана Альберто Гонсалеса–и–Лион, президента республики Сантинас. Точнее, бывшего президента.

— Это которого недавно кокнули?

— Его самого. Карлос был у него доверенным лицом здесь, в Штатах. Распоряжался деньгами. А их было чертовски много. Мы вообще понятия не имеем сколько. Нашу рабочую группу для того и создали, чтобы выяснить, сколько их было и куда они делись. А я координирую всю эту работу. И мне даны неограниченные полномочия.

— Поздравляю.— Джон Фланаган снял пиджак, который топорщился на его пивном брюшке, и повесил на спинку стула.— Генерал умер, Карлос в морге, а денежки тю–тю. Никогда ты с этим нс разберешься.

— Разберусь, не бойся, хотя, конечно, потребуется время. Пока что мы проверяем реестры. Недвижимость, акции и все такое. Наводим справки в банках. Но до всех счетов нам не добраться. К тому же он явно действовал через подставных лиц и под чужими именами. И сколько он разместил в иностранных банках, нам тоже неизвестно. Карлос мог бы рассказать, будь он жив.

— Не удивлюсь, если он рассказал об этом своим убийцам,—сказал Джо Вентура, потирая нос.—Судя по его виду, он наверняка всю свою жизнь как на духу выложил.

— Я прилетел еще раз потолковать с вашими людьми.— Джим Андерсон наклонился над широким письменным столом, покачиваясь на неудобном стуле со стальными ножками и пластиковым сиденьем, из–за которого брюки липли к телу. За стеклянной дверью звонил телефон, внизу, со двора полицейского участка, выезжал автомобиль с включенной сиреной. Воздух в комнате был затхлый, сырой, пропахший табачным дымом.— Это дело ведете вы, лейтенант Вентура, я не ошибся?

Темноволосый здоровяк по ту сторону стола угрюмо кивнул.

— Да уж, премного благодарен. Будто у нас без того мало работы!

— Я понимаю, выводы делать рановато, но хоть какая–нибудь зацепка есть?

Вентура покачал головой.

— Имя вот выяснили, и все пока. В Нью–Йорке человеку могут запросто перерезать горло, если у него в кармане хотя бы десятка. А у этого парня денег явно было навалом. Так что фактически подозревать можно поголовно всех ньюйоркцев. Или почти всех. Но шутки в сторону: вообще–то теперь круг подозреваемых изрядно сужается.

— Вот как?

— Остаются те, кому было известно, кто он такой и чем занимается. То есть люди генерала Гонсалеса. И здесь ты можешь нам помочь. У тебя наверняка есть возможность установить имена и проверить через иммиграционные инстанции, не приезжал ли кто из них сюда в последнее время. Я полагаю, после революции большинство ударились в бега, вот пускай твои парни и разнюхают, где они. Тебе это проще, чем нам, сам знаешь, сколько времени отнимает тут, в Нью–Йорке, бюрократическая волокита. А мы потом тихонечко их отловим и для начала заставим рассказать, что они поделывали в момент убийства.

Джим Андерсон кивнул.

— Я погляжу, что тут можно сделать. У нас в компьютерах много чего найдется. Но одно вы должны запомнить, и я приехал сюда лично именно из–за этого.

Детективы вопросительно посмотрели на него.

— Куш огромный. Сотни миллионов долларов, в большинстве деньги, которые шли как военная помощь. Вдобавок миллионы от его участия в наркобизнесе, направленном против США. Соблюдайте полнейшую секретность. Если мы промахнемся, много голов полетит. Не только ваши.

— Так ведь мы же ничего не сделали?!

— Пока нет. Но если проболтаетесь дружкам из вечерних газет или с телевидения — всё, кончен бал. Мы будем знать, где утечка. Так что в наших общих интересах рассматривать это дело как самое обычное. В воде обнаружен изуродованный труп. Видимо, поработала мафия и так далее. В общем, сами знаете.

Джо Вентура кивнул, повернулся к своему коллеге, подмигнул.

— Да, уж мы–то знаем. Не первый раз прикрываем политические скандалы,— сухо сказал он.

— Что касается вас, то речь идет об убийстве.— Джим Андерсон даже бровью не повел.— Об убийстве, и только. Ясно? И вы должны найти убийцу. ЦРУ и ФБР будут параллельно работать по своим каналам, что–нибудь да выкопают.

Они опять кивнули: все понятно.

Музыка приглушенно лилась откуда–то сверху — не то с потолка, не то из динамиков в стене. Мягкая, вкрадчиван, совсем по раздражающая и не настолько громкая, чтобы мешать беседе.

Роджер Ли смотрел на своего гостя. Ну и нос, думал он. Такое впечатление, будто его владелец с разбега врубился в степу. Прямо как у неандертальца. К хирургу бы сходил, что ли. Впрочем, не все ли равно? Луиджи Конти — первоклассный специалист, вот что главное. А не внешность.

— Мы ничего не нашли,— коротко сказал Луиджи и повертел в руке невысокий стакан с виски.— Либо она понятия не имеет, о чем речь, либо информация спрятана где–то в банковских сейфах. Мы всю квартиру обшарили.

Роджер Ли нетерпеливо барабанил пальцами по белой скатерти.

— А с ней вы потолковали? — спросил он, сделав знак официанту, который принес карточку десертов.

— Нет, когда мы вернулись, ее не было. А тот парень, которого она подцепила вечером, остался у нее на всю ночь, так что мы не могли войти.

— Это почему же? — с досадой бросил Роджер Ли и обратился к официанту: — Два лимонных шербета и кофе. Эспрессо. А потом счет.

Официант исчез.

— Мы подумали, не стоит. И без того хлопот не оберешься, посторонних втягивать ни к чему.

— Откуда ты знаешь, что он посторонний? Насколько я понимаю, Карлос исчез. Потому ей и понадобился другой.

— Если она вообще что–то знает.

— А почему бы ей не знать?

— А с какой стати Карлосу что–то ей рассказывать? — ответил Луиджи вопросом на вопрос.— Речь идет о баснословных суммах. На черта ему делиться с бабой, которую он и знает–то всего–навсего год?

— Возможно, он так обставил это дело, что она ничего не поняла. Запрятал информацию и номера счетов у нее дома, а она, даже если и нашла их, все равно не догадалась, что это такое. Не сообразила, в чем туг соль. А может, он ее любил. Как знать!

— Любил? Он? Карлос мать родную и ту не любил,— презрительно фыркнул Луиджи Конти, зачерпнув ложкой нежно–желтый лимонный шербет, который официант незаметно поставил перед ним.— Он признавал только одно. Деньги!

— Может быть, но я полагаю, есть только один способ выяснить это, верно? — Роджер Ли многозначительно посмотрел на собеседника.