Делегация только что покинула Смольный. Там не было никакого порядка. Стояла невообразимая сутолока. Но чувствовалось, что над всем этим сумбуром, суетой и непрерывным потоком приходящих и уходящих матросов и солдат реет живительный дух революции.

Все были полны энтузиазма, горели жаждой борьбы, все ждали только призыва, так как отовсюду поступали донесения, что воинские части и рабочие всецело на платформе Военно-революционного комитета и готовы к борьбе. Задор, молодость и вера в победу были атмосферой Смольного.

Другая картина была в штабе округа. Здесь тоже сутолока, несмотря на вечер. Длиннейший стол приемной. Тут ждут приехавшие в штаб начальники частей; полковники, два-три генерала. Торопливо записывают что-то адъютанты и суетливо исчезают в кабинете, где работает «сам» начальник штаба. А на лицах у всех одно: скорей бы кончилась вся эта процедура! Домой скорей бы… Поздно уж… Все устали, и спать хочется. В холодных и пустынных залах штаба на всем лежала печать обреченности. Ее чествовали и те, кто по инерции еще бегал с докладами, и те, кто приехал «представиться» начальнику штаба.

Живо почувствовали ее, конечно, и делегаты Смольного.

Это была последняя мирная встреча делегации с людьми в погонах.

Через день было объявлено, что штаб Петроградского военного округа признается прямым орудием контрреволюции и войска отныне должны подчиняться только Военно-революционному комитету и его комиссарам при отдельных воинских частях.

День 25 октября прошел в полку в самом нервном настроении. Вести, со всех сторон долетавшие в полк, были отрывочны и противоречивы.

Люди, посланные для связи в Смольный, вернулись только около 4 часов. И только тогда подтвердилось, что Керенский бежал, Временное правительство объявлено низложенным и что вся власть перешла к Военно-революционному комитету.

Всюду образовались кучки и группы солдат. Среди обсуждавших положение чаще всего слышалось: «Наконец-то; давно пора!».

Это солдаты посылали свое надгробное слово Временному правительству.

Но вместе с тем и тень тревоги и забот легла на полк.

Не верилось, что обойдется без борьбы. Шли слухи о подходе фронтовых частей. Штаб округа был еще в руках офицерства. Правительство еще заседало в Зимнем дворце. Некоторые утверждали, что Керенский уехал к войскам фронта, чтобы вернуться с ними и тогда дать бой большевикам…

Как всюду, были сомневающиеся, те, кто не верил; а рядом с ними, тут же на нарах, находились фанатики революции, энтузиасты, горевшие каким-то пожирающим огнем. Им казалось, что даже эти события, летевшие с ужасающей быстротой, идут слишком медленно. От них слышалось только одно: «Скорей бы, скорей!».

Все чувствовали, что перевернулась еще одна страница истории, и все хотели заглянуть в следующую — одни робко, недоверчиво и с опаской, другие, полные огня и веры, как дети революции.

Около шести часов вечера пришло распоряжение укрепить территорию полка. Опасались нападения или провокации со стороны Временного правительства. Против Фонтанной улицы, и по Волынскому переулку были установлены пулеметы.

Солдатам 8-й и 4-й рот были розданы боевые патроны. В полном сборе была команда пулеметчиков.

В полку никто не ложился спать. Все чувствовали, что должно произойти что-то значительное, такое, что историческими сделает и эту ночь, и тех людей, которые там наверху, в Смольном, решили вступить в смертельную схватку с Временным правительством; и полк нетерпеливо, с трепетом ждал только одного: в этой схватке не кликнет ли клич Смольный, не позовет ли Военно-революционный комитет к себе на помощь. Ждал, чтобы тысячью голосов ответить: «Слышим, готовы! Идем к вам… Почему вы не звали нас раньше?!».

Около 8 часов пришло распоряжение: выступить к Зимнему дворцу в количестве 300 человек, сбор в казармах Павловского полка.

Через несколько минут отряд построился, а через полчаса мы подходили уже к Марсову полю.

В пути солдаты интересовались только одним: действительно ли их вызвал Смольный, действительно ли идем добивать Временное правительство.

Боялись провокации, ошибки, недоразумения.

Обстановка поддерживала тревогу. Ночь выпала темная. Порывами дул холодный, северный ветер. Где-то слышалась перестрелка.

Марсово поле было сплошь заставлено штабелями дров. Невольно вспоминались февральские дни, когда в войска стреляли из-за каждого угла.

Почему Марсово поле не могло сыграть роль Ловушки, где под прикрытием дров и ночи можно было учинить расправу над теми, кто шел по зову своего Ревкома?

В казармах Павловского полка нас встретил капитан Дзевалтовский. Часть волынцев была назначена для связи со все подходившими частями и рабочими отрядами, а часть для охраны юнкеров, а позже и женского батальона, когда тех обезоружили и захватили на Дворцовой площади.

Глубокой ночью был взят Зимний дворец. Кликами радости и долго несмолкавшим «ура» встретили волынцы свой отряд, когда около 6 часов утра он принес им в казармы весть о взятии дворца и о ликвидации Временного правительства.

Но иллюзий ни у кого не было даже в эту минуту. Все знали, что еще много борьбы и трудностей предстоит, чтобы окончательно считать погребенным Временное правительство и твердо установившейся власть Октября. Действительно, на другой же день после переворота, 26 октября, стало известно, что готовится забастовка на двух пунктах, одинаково важных для нормального хода жизни города: на водопроводе и на электрической станции.

Обычно в таких случаях на место забастовки Ревком посылал кого-нибудь из представителей гарнизона и партийного товарища из рабочих.

Уладить дело с рабочими водопровода Военно-революционным комитетом было поручено автору этих строк и еще одному рабочему.

Как и следовало ожидать, достаточно было точной информации обо всем происшедшем и указания, что войска гарнизона сознательно готовы на всяческие жертвы и на самую жестокую борьбу за власть, осуществляемую Военно-революционным комитетом, чтобы «забастовщики» сейчас же отказались от своего плана и просили нас и от их имени приветствовать власть Советов.

Ставка «Всероссийского комитета спасения родины и революции» на забастовку была бита, по крайней мере, среди рабочих.

Зато появились зловещие тучи на горизонте со стороны Царского Села — Пулково.

Туда теперь стремительно бросились все, кому не на словах был дорог переворот 25 Октября…

Приказ о выступлении Волынского полка против Керенского был получен в полковом комитете от тов. Н. В. Крыленко, когда тот в час дня 30 октября лично приехал в полк.

Около пяти часов вечера полк выступил в количестве до 1000 человек, и к 10 часам вечера мы были в Пулкове.

В отдельных воспоминаниях, посвященных этому моменту, верно и кстати указывается, что если этот эпизод и является мелким, звеном в истории Октябрьских дней, зато он поражает другим: высотой порыва, пламенностью энтузиазма и той твердой решимостью и волей к победе, на которые способны только революционные массы народа.

Если отражение сил Керенского представлять себе как более или менее организованное выступление против него войск петроградского гарнизона, то получится картина, имеющая весьма мало общего с тем, что было на самом деле.

Не солдат только выслал Питер для защиты от врага, а в полном смысле слова армию Революции.

Солдатами этой армии были все, кто готов был умереть за дело Октября, все, для кого в этот момент не было ничего более святого, как Революция, и более ненавистного, чем враги ее!

Город слал новые и новые ряды бойцов.

Тяжело ступая по мокрой дороге, скользя в канавы и громыхая походными кухнями, один за другим шли полки солдат.

Их перегоняли грузовики; на каждом 40–50, может быть больше, человек рабочих. Их слали заводы. У них винтовки и ничего больше. Где они остановятся, что будут есть, кто будет подбирать у них раненых и возьмет убитых — они долго не думали над этим. Схватили винтовки и бросились — победить или умереть!