Солдаты ни на минуту не забывали, что они, прежде всего, в большинстве крестьяне, что военная служба только эпизод в жизни каждого из них, и поэтому, когда образовался Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, они живо почувствовали, что здесь нет необходимой полноты — нет Совета Крестьянских Депутатов. Эта законная потребность крестьян в серых шинелях и нашла себе разрешение в образовании особого Совета Крестьянских Депутатов от петроградского гарнизона. Депутатами здесь были избранники отдельных войсковых частей, кажется, по два человека от каждой роты и команды.

Совет собирался и работал в особом помещении (угол бывшего Каменноостровского и Большого проспектов на Петроградской стороне).

Одним из вопросов, сильно волновавших в то время петроградский гарнизон, был вопрос о земельных сделках. Газеты сообщали, что, боясь отобрания земель, многие помещики продавали свои имения иностранцам на случай, чтобы Учредительное собрание было впоследствии бессильно отобрать проданную землю. Сделки чаще всего были фиктивные; продавали имения подставным лицам, лишь были были иностранцами. «Продавали» боннам, учителям, управляющим и т. д.

Солдаты волновались, обсуждали вопрос по своим частям и в Совете Крестьянских Депутатов и, наконец, решили послать особую делегацию к председателю Совета министров Керенскому с требованием прекращения сделок на землю вообще.

Была избрана делегация из восьми-десяти членов Совета Крестьянских Депутатов от петроградского гарнизона и отправлена в Мариинский дворец к Керенскому.

Передать требование Совета и настаивать на получении немедленного согласия должен был пишущий эти строки, как один из членов Совета.

Керенский встретил делегацию крайне холодно, почти враждебно и, едва дослушав, резко оборвал: «Требований здесь быть не может, Совет Крестьянских Депутатов от петроградского гарнизона не может ничего предписывать правительству… Я передам этот вопрос министру земледелия, где вы и получите справку…»

Крутой поворот на каблуках, с ловкостью почти военного человека, и Керенский ушел бы, но вдруг из среды депутатов выступил один солдат и резко обратился к Керенскому:

— Насчет земли-то мы разберемся… Найдем концы. А вот странно, что вы, эсер, и принимаете как революционный министр в зале, где со всех сторон цари глядят… Снять бы их пора… А то противно…

Дело в том, что прием происходил в одной из зал Мариинского дворца, стены которой, действительно, были почти сплошь завешаны портретами бывших царей и их семейств. Керенский сконфузился, весь побагровел и как-то точно осел сразу.

С заискивающей улыбкой он обещал: «Да, да! Надо затянуть холстом или вынести. Да, да! Завтра же», — и торопливо стал за руку прощаться с делегацией.

Это было вскоре после прибытия в Россию Ленина, в период самой ожесточенной травли большевиков.

Полковой комитет решил созвать митинг с участием представителей всех партий и членов правительства, чтобы в живом обмене мнений возможно рельефнее обнаружились разногласия, так волновавшие солдат полка.

От большевиков обещал приехать Ленин.

После речи Л. Г. Дейча собрание стало настойчиво требовать:

— Ленина! Ленина!

Между тем из дворца Кшесинской сообщили, что Ленин нездоров, и приехать никак не может.

Этим воспользовались враги большевиков, и поднялся невообразимый шум:

— Конечно! Еще бы!

— Да он и не приедет. Шпионы немецкие!

— Приехали в запломбированных вагонах. Нарочно их прислал Вильгельм. Получили 20 миллионов марок.

И т. д.

Митингу грозил срыв. Слушать бывших налицо представителей партии большевиков нечего было и думать.

Ораторы других партий довольно потирали руки.

До глубины души был возмущен Л. Г. Дейч.

— Это безобразие. Клевета на Ленина. Это нечестная борьба.

— Идите и объясните им историю приезда Ленина и роль Временного правительства, — обратился Дейч ко мне, как председателю митинга.

— Я выступил бы сам, — прибавил он, — но мне плохо.

Действительно, с Л. Г. Дейчем сделался обморок.

Вооружившись наскоро газетами, где в то время большевики объясняли историю своего возвращения через Германию, я взял слово.

Шум стих.

Чувствовалось, что митинг ловит каждое слово и потому, что речь шла о бесконечно дорогом уже многим из этой солдатской массы — речь шла о Ленине.

По окончании митинга ко мне, как председателю, подходили отдельные группы, и смысл их заявлений был трогательно благородным.

— Мы можем не соглашаться с Лениным; может быть, мы не пойдем за ним, но клеветать подло. Нечестно это.

И тут же раздумчиво добавляли:

— А здорово он объясняет. Жаль, что не приехал. Разделал бы он всех этих ораторов. Как вчера говорил с балкона о диктатуре пролетариата! Куда этим… Жаль, что не приехал, из-за него-то больше и пришли мы…

Позиция, занятая петроградским гарнизоном после 27 февраля, политическая непримиримость солдат и все возрастающее влияние на них партии большевиков — в лице, главным образом, военной организации большевиков — все это не могло не беспокоить Временное правительство и лидеров других политических партий.

Для всех было ясно: для того чтобы обессилить питерский пролетариат, надо убрать из Петрограда революционные войска. Надо заменить их войсками с фронта, иначе говоря, верными частями, и только тогда должно было наступить умиротворение.

Первоначально вопрос этот был поднят на общегарнизонном собрании 17 апреля 1917 года под видом вопроса «о реорганизации гарнизона». И на этом же первом заседании представитель Волынского полка жаловался: «У нас идет большая убыль тех людей, которые были с нами 28 февраля».

Позже вопрос ставился все с большей откровенностью. О выводе революционных войск говорилось, так настойчиво, что пришлось заключить, особый «договор» с Временным правительством о невыводе войск из Петрограда.

Вопрос этот, конечно, живо интересовал солдатские массы и имел то громадное значение, что при обсуждении его солдатам приходилось конкретно сталкиваться с общими вопросами политики.

На собраниях, посвященных именно этому вопросу, солдаты впервые сталкивались с понятием контрреволюции, с замыслами Корнилова; впервые здесь ставились вопросы о конечных целях революции; каждое собрание, посвященное этому вопросу, неизбежно сталкивалось с вопросом об общей политике Временного правительства, о призывах большевиков. Отсюда также естественно и неизбежно собрание переходила к вопросу о войне.

— Кому нужна война? Нужно ли ее продолжение? Из-за чего возникла война? — И т. д. И это в каждой части, во всех запасных батальонах Петрограда, в Кронштадте и у моряков.

И всюду неустанно работала военная организация большевиков.

В ряде полков были особые ячейки, в других местах отдельные лица, но живая связь военной организации с каждой значительной воинской частью почти неизбежно имелась налицо и должна была приводить в отчаяние Временное правительство.

Вывести войска из Петрограда нужно, но сделать это втихомолку, без обсуждения никак нельзя. А обсуждать вопрос — значит снова говорить о политике Временного правительства и снова отражать нападки и разоблачения военной организации.

Получался своего рада заколдованный круг.

Но для солдат гарнизона это было, несомненно, железно: их политический горизонт расширялся. На вопросе так близко касавшемся их лично, они учились разбираться и в общих вопросах политической жизни страны.

Другим вопросом, столь же горячо волновавшим солдатские, массы, но уже местного значения, вопросом в первую очередь только Гренадерского полка, было обсуждение положения, создавшегося на, фронте после Тарнополя.

Как известно, действовавший на фронте Гренадерский полк отошел с линии фронта, создав нашумевший в свое время «прорыв фронта у Тарнополя».