Телефон зазвонил, когда Берни стал заводить машину. Аппарат был настроен так, чтобы голос шел из динамика.

— Берни? Это Эми. — Я знал Эми, она работала ветеринаром. Приятная женщина: крупная, дородная, с мягкими руками, но мне никогда не нравилось ездить к ветеринару. — Пришел ответ из лаборатории по поводу того бугорка.

Берни подался вперед.

Бугорка? Что еще за новости? Был у нас такой субъект Бугор Бугрелли, угонял грузовики из Южной Педройи, теперь дробит щебень под палящим солнцем. До сих пор помню, как вцепился ему в брючину — именно так мы завершаем расследование дел в нашем «Детективном агентстве Литтла». Но кроме него никаких других бугорков на ум не приходило. По улице вели на поводке одного из моих собратьев, и он поднял ногу на пожарный гидрант. Сам я на поводке почти не ходил — в последний раз меня привели на поводке в суд, где я являл собой улику А, в то время как уликой Б был «магнум» сорок четвертого калибра, который я выкопал из клумбы преступника. Мне тоже отчаянно захотелось оросить гидрант, пометив поверх метки собрата. Выпрыгнуть, что ли?

— И?.. — спросил Берни и положил ладонь мне на ошейник.

Голос Эми доносился из динамиков.

— И результат отрицательный.

Кровь отхлынула от лица Берни, и он в одно мгновение утратил свой великолепный вид — стал совсем страшным, как тот старикан, который иногда проезжает мимо нашего дома в инвалидном кресле.

— Боже, — пробормотал он. — Неужели отрицательный?

— Берни, это хорошая новость, — успокоила Эми. — Лучше не бывает. Отрицательный — это просто здорово.

— Неужели?

— Означает, что опухоль не злокачественная, — объяснила ветеринар. — Доброкачественное новообразование, которое может рассосаться и исчезнуть само, а если нет, его очень просто удалить.

Кровь снова прилила к лицу Берни, и оно сделалось ярко-красным — у меня не было на этот счет ни малейшего сомнения, и пусть сколько угодно говорят, что я не могу различать цвета. Он улыбнулся так широко, что глаза практически исчезли. Что, черт возьми, происходит?

— Спасибо, — произнес он. — Спасибо, спасибо, спасибо!

Эми рассмеялась и попрощалась. А Берни потрепал меня по голове, я бы сказал, весьма ощутимо.

— Хороший мальчик. Молодец!

Прекрасно, но что я такого сделал? Речь о том случае с Бугром Бугрелли или о чем-нибудь другом? Если о Бугрелли, то мы поймали его давно. Хотя, может, и недавно — как выражается, Берни, иногда время вытворяет удивительные штуки. Я не знал, и мне было все равно, но Берни разволновался, и его волнение передалось мне. В этот момент мы подъехали к знаку «Стоп» на перекрестке, и я оглянулся. Пожарный гидрант еще виднелся в глубине квартала. Кажется, я забыл упомянуть, что наш «порше» с откидывающимся верхом, а точнее — вовсе без верха. Следующее, что я запомнил, как задираю лапу на пожарный гидрант и добросовестно поливаю его сверху донизу, а затем снизу доверху. Послышался звук плещущей струи, как из фонтана. Мне нравятся фонтаны. Один из моих самых любимых — в вестибюле отеля «Ритц», шикарной гостинице в Бомонт-Хиллс, приятнейшей части Долины, где мы с Берни однажды вели расследование, хотя именно этот фонтан послужил поводом к неприятностям с администрацией, слишком запутанным, чтобы вдаваться в подробности. Из проезжающей машины на меня покосилась женщина — кажется, неодобрительно. Я ответил ей взглядом — не враждебным и недружеским, вежливым, как обычно смотрю, когда мой мозг витает где-то далеко.

Дом — это наше место на Мескит-роуд. Наша часть Долины не такая роскошная, как Бомонт-Хиллс, но кому бы захотелось отсюда уехать? Во-первых, за нашим домом расположен каньон, открытое пространство простирается все дальше и дальше. Прибавьте к этому ящериц, пекари и койотов, которых здесь от пуза. То есть это люди так выражаются. Моего пуза хватит на всех, только хватай зубами. Однажды я словил белку — скажите плохо! Сам удивился, когда мне в первый и единственный раз попалась эта маленькая мошенница.

Еще одна положительная сторона нашего места — мои миски на кухне. И еще Игги. Игги — мой приятель, живет по соседству с пожилой парой, мистером и миссис Парсонс. Не так давно они обзавелись электрической изгородью, и у Игги возникли проблемы. Он больше не выходит на улицу, только смотрит из окна, как и в этот раз, когда мы с Берни подъезжали на машине. Игги залаял и завилял хвостом. Я сделал то же самое. Он снова залаял и вильнул хвостом. Мы с Игги можем продолжать это до бесконечности, и я предвкушал наше любимое занятие, но тут Игги внезапно исчез из переднего окна. Через несколько мгновений он появился в боковом. Может, ему оттуда лучше меня видно или… Но что это? Теперь Игги держал в пасти какой-то предмет, скорее всего тапочку из спальни. Точно, тапочка. Мне ужасно захотелось ее отнять, но как это сделать? Никак. Поэтому, когда Берни сказал:

— Чет, иди сюда в конце концов, — я прыжками понесся в дом. — Это дело надо отметить. — Я знал, что значит «отметить», и не удивился, когда Берни открыл шкаф над раковиной и достал бутылку виски, — с чего бы? Еще он достал жевалки «Ровер» — замечательной компании, я однажды попал туда на кухню дегустации — и бросил мне одну. Со вкусом говядины — я понял это, пока она еще вращалась в воздухе. Поймал и метнулся под стол так, словно в пасти оказалась тапочка или что-то в этом роде. И в некотором замешательстве начал над ней трудиться. В стакане Берни кубик льда тихо зашипел и, наконец, с легким треском раскололся. Мне нравится, когда это происходит. Я забыл все заботы и быстро покончил с жевалкой.

В тот момент, когда я лежал и размышлял, не получу ли вторую и что надо предпринять, чтобы мне наверняка ее дали, раздался стук в дверь. Вот тебе на! Я даже не слышал, как человек шел по дорожке, а ведь это входит в мои обязанности. Побежал к двери и залаял своим самым заливистым лаем, который, как я заметил, пугает людей, что очень странно, потому что я так лаю, когда главным образом досадую на себя. Но на пороге почуял, кто пришел, и сразу успокоился.

Берни открыл дверь и заморгал, как делают люди, когда их застигают врасплох.

— Леда, ты?

— Что, черт возьми, творится с твоим телефоном? — возмущенно воскликнула она. У нее были светлые, как зимнее небо, глаза. Эта женщина принадлежала к тем человеческим особям, которые никогда не смотрят в мою сторону, словно меня вовсе здесь нет. — Ни один телефон не отвечает — ни домашний, ни мобильный, — я просто обзвонилась.

— Да ну? — Берни вытащил аппарат из кармана «гавайки». Леда скользнула взглядом по его рубашке, и мне на мгновение показалось, что она вот-вот отпустит какое-нибудь замечание. Леда, когда они поженились, частенько высказывалась по поводу его рубашек с гавайским рисунком и вообще о состоянии его гардероба, но тут промолчала. На ней были черные брюки и короткий пиджак с забавными, цвета косточки, пуговицами. Интересно, какое было бы ощущение, если попробовать одну из этих пуговиц на зуб. Невольно задумаешься. А Берни щелкнул по телефону, как обычно щелкает по тостеру, когда тот дымит, а не жарит, только не так сильно. — Что-то тут не так…

— Забыл заплатить по счету? — предположила Леда. — Тебя, наверное, отключили.

— Не может быть. Я уверен, почти уверен…

— Не важно, — оборвала его Леда. — Я уже здесь.

— Отлично. — У Берни изменилось выражение лица, словно у него появилась мысль, и не исключено, что очень большая. Я наблюдал нечто подобное и раньше, и теперь был готов к чему угодно. — Может… э-э-э… войдешь?

— Куда?

— Ну в дом, разумеется.

— С какой стати?

Берни поднял обе руки ладонями вверх, чего почти никогда не делал.

— Не знаю. — Он кашлянул, но это вовсе не означало, что у него застряла в горле кость — единственная причина, по которой кашляю я. Но я не сомневался, что это что-то да значило. — Как твои дела?

Леда прищурилась. Такие гримасы людей не красят.