— Я бы не сказала, что знаю его. В лучшем случае совсем поверхностно.
— Как вы познакомились? — задал вопрос напарник.
— Я председательствую в нашем комитете по вопросам цирка.
— И?..
— И в связи с моей работой встречалась с ним несколько раз.
— Надо понимать, когда пикетировали их цирк.
— У меня на это есть полное право.
— Нисколько не возражаю, — кивнул Берни. — О чем вы говорили?
— О нашей позиции, — ответила Надя. — То есть позиции нашей организации по поводу цирковых животных.
— У Делита репутация гуманного дрессировщика.
— Не имеет значения, — отрезала Надя. — Сама идея, что можно дрессировать животных, вызывает отвращение.
— А на мой взгляд, есть существенная разница между дрессировщиками, пользующимися анкусом, и такими, как Делит, которым это приспособление не требуется.
— Если Делит вам сказал, что работает без крюка, он лжец — все пользуются крюком.
— Вы пытались убедить его отказаться от этого орудия?
— Пыталась убедить бросить его так называемую «профессию».
— Удалось?
Надя фыркнула. Я тоже так умею. И лошади умеют. Лошади вообще-то отдельная тема, обсудим как-нибудь в другой раз, а люди фыркают по-особенному, когда у них что-то не получается.
— Вы повздорили? — спросил Берни.
— Я бы не сказала, — покачала головой Надя. — Разговор происходил совсем не так, как иногда с другими циркачами.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Около шести месяцев назад. Цирк дважды в год гастролирует на нашей ярмарочной площади.
— Сейчас он в городе.
— Я в курсе. Некоторые из наших завтра туда собираются.
— А свидетель утверждает, что Делит продемонстрировал вам свои методы и убедил прекратить пикетирование.
— Ваш свидетель ошибается.
— Планируете завтра повидаться с Делитом?
— Конечно, постараюсь. Не в наших правилах прекращать нажим. Ставки слишком высоки.
— О каком нажиме вы говорите?
— О любом, который может потребоваться. — Надя твердо посмотрела на Берни.
— Включая насилие?
— Без комментариев.
— Я не репортер, — отрезал мой напарник. — Я частный детектив, расследующий преступление, и «без комментариев» меня не устроит.
— Какое преступление?
— Вы, случайно, не встречались с Делитом не полгода назад, а недавно — например, вчера вечером?
— Абсолютно точно не встречалась.
— Ну если не вы, то ваш сердитый друг или кто-то другой из вашей компании.
Надя мотнула головой.
— Нет. Куда вы, собственно, клоните?
— Хочу спросить: может, сила вашего убеждения больше, чем вы утверждаете?
— Не понимаю.
— Уж не склонили ли вы Делита перейти на вашу сторону?
— Если бы.
Берни посмотрел на дом.
— Или продолжаете убеждать?
— В ваших словах нет смысла.
— Я бы хотел заглянуть внутрь.
— Исключено.
— Если потребуется, могу привести сюда полицейских с официальным ордером.
— Но с какой стати? Что происходит?
— Ури Делит пропал, — признался мой напарник.
Надя рассмеялась, и это был второй неприятный смех из тех, что я услышал в этот день.
— Вы полагаете, что я имею к этому отношение? Обыскивайте!
— Пинат тоже пропала, — добавил Берни.
Надя перестала смеяться. Взгляд стал отсутствующим. Мы, я и Берни, всегда внимательно следим, что творится у человека с глазами.
8
Мы вошли в дом. Надя жила на верхнем этаже в маленькой квартирке со множеством комнатных растений. Запах еды, которую здесь готовили, был явно мне не по вкусу — случалось ли со мной раньше нечто подобное? Но самое главное — в доме не оказалось Ури Делита.
— Под кровать заглядывать будете? — спросила Надя. — Половые доски станете отрывать?
— Если бы он был здесь, Чет бы уже знал, — ответил Берни.
Надя повернулась ко мне.
— Вас не смущает, что вы эксплуатируете это животное?
— Не думаю, что Чет считает свою работу эксплуатацией, — ответил мой напарник.
— Вы себе льстите. Ведь таково назначение домашних собак — льстить людям.
Что она несет? Я понятия не имел, и мне было совершенно неинтересно. Мы находились на работе. Так где же Делит? Я принюхался. Учуял Надю, ее нервозность, мышиный помет, что-то в кастрюле на плите, но больше ничего.
— …обсудим это как-нибудь в другой раз, — говорил тем временем мой напарник. — А сейчас нам нужна ваша помощь.
— Мне больше нечего вам сказать. Я не имею отношения к исчезновению Делита и ничего о нем не знаю.
Берни подошел к плите.
— Что это у вас варится? — Под кастрюлей трепетал яркий голубой огонек. Мне всегда нравилось смотреть на пламя.
— Чили, — бросила Надя. Я знал чили, но то чили, которое я знал, имело совершенно иной запах, от которого хотелось немедленно сунуть в тарелку нос. Надино чили пахло не так.
— По-вегетариански? — спросил Берни.
— Разумеется, — ответила она.
Напарник повернулся к ней.
— Может, вам и плевать на то, что Делит в опасности. Но как насчет Пинат?
Надя повернула ручку на плите, и яркое голубое пламя исчезло.
— Вы уже все осмотрели?
— Нет, а может, вы не тревожитесь о Пинат, потому что точно знаете, где она находится?
Надя сняла кастрюлю с плиты и поставила в холодильник.
— Нет.
— В таком случае вас должна беспокоить судьба слонихи.
Надя закрыла дверцу холодильника, но я успел заметить целый ряд яиц. Люблю яйца — Берни всегда подмешивает их в мой корм.
— Мне больше нечего сказать.
— Если вы хотите, чтобы Пинат вернулась живой и здоровой, мы с Четом — ваша главная надежда.
— Живой и здоровой? — переспросила Надя. — Это не про цирковых слонов.
Напарник открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал. Такое с людьми бывает, но с Берни еще не случалось. Мы направились к двери, Надя — за нами. Отперла замок, и мы вышли в коридор — сначала Берни, затем я. Надя закрыла за нами дверь, но до этого я успел почувствовать мимолетное прикосновение — она очень быстро провела рукой по моей спине.
Когда мы вернулись в «порше», Берни долго молчал. Затем подытожил:
— Сценарий номер один: Надя перетянула Делита на свою сторону, и они куда-то увезли Пинат. Если это так, он вскоре объявится с какой-нибудь бредовой историей. — Ай-ай-ай, бредовые истории и раньше возникали в наших самых запутанных делах. — Сценарий номер два: мы имеем дело с похищением, спланированным Надей… — Голос Берни замер. Я поудобнее свернулся на сиденье. Встречные фары освещали лицо моего напарника. — Сценарий номер три: это похищение, но спланированное…
И дальше в том же духе. Но я уже был в стране грез. Мне показалось, что Берни сказал «эксплуатация». А как же быть с любовью. Или это мне только приснилось?
Когда я проснулся, передо мной предстал удивительный вид: залитое светом гигантское колесо обозрения. Затем, когда мои глаза окончательно открылись, все погрузилось во тьму. Вот это фокусы! Я огляделся — мы ехали по кольцевой дороге вокруг ярмарочной площади и приближались к задним воротам. Они были открыты, и с территории выезжали машины. Мы завернули внутрь. Из сторожки вышел охранник и поднял руку. Не тот наш охранник Даррен Куигли, коротышка с налитыми кровью глазами и зубочисткой. Этот был здоровущий, а белки его глаз оказались на удивление белыми.
— Мы закрываемся.
— Извините, нам нужен Даррен Куигли, — сказал Берни.
— Он больше здесь не работает.
— Вот как? Можете дать его адрес, куда послать ему вознаграждение.
— Вознаграждение? — удивился новый охранник.
— Я потерял часы, — на ходу придумывал Берни. — Он мне их вернул. И я пообещал, что следующий чек выпишу ему в качестве вознаграждения.
Страж ворот посмотрел на часы моего напарника — обычные, а не те, что достались Берни от дедушки и были нашей самой большой ценностью, — затем перевел взгляд на меня, потом на машину, которая в этот момент, как с ней иногда бывает, затряслась.