Берни снова улыбнулся Олли.

— Видел вашу репетицию. Потрясающе!

— Ммм…

— Вы одна семья?

— Да.

— Здорово.

— Это чем же?

— Большая дружная семья.

Олли фыркнул.

Когда люди это делают, я всегда настороже. Они фыркают не для того, чтобы очистить нос, потому что из носа ничего не вылетает. Зато это часто свидетельствует о том, что мы наткнулись на что-то важное.

— Ваша роль показалась мне очень трудной, — продолжал Берни.

— Принимающего? Чертовски трудная. Надо все делать… ну, знаете…

— Мягко, спокойно.

— Вот именно.

Вернулась официантка с двумя кружками пива и картонной тарелкой, на которой лежали ребрышки, и они вовсе не показались мне такими уж маленькими. Она поставила тарелку на пол и потрепала меня по спине. Но мне уже стало не до нее. Я коротко махнул хвостом — туда-сюда — и наклонился пробовать жаркое. Что вам сказать? Попробуйте сами — оцените.

Берни поднял кружку.

— Вот еще что, мисс. Принесите-ка нам пару глотков виски, чтобы отметить.

— Что отметить? — удивился Олли.

— Высокое искусство выступления на трапеции.

— Высокое искусство моей задницы. — Филипофф осушил первую кружку и приступил ко второй. — Вы хоть знаете, сколько я этим занимаюсь?

— Нет.

— Сколько себя помню. Много лет не ловил, а летал.

Официантка принесла две рюмки виски. Олли одним махом опрокинул свою. Берни, не пригубив, поставил на стол.

— И что вам больше нравится: летать или ловить?

— Нет вопросов. Тот, кто летает, — звезда этого проклятущего номера.

— Я бы так не сказал. Ведь тот, кто ловит, должен быть сильным и проявлять сноровку.

— Верно. — Олли провел ладонью по своему предплечью. Я заметил это, на секунду оторвавшись от ребрышек, сквозь прозрачную крышку стола. — Но кто это оценит?

— Не повезло, — поддакнул мой напарник. — И кто же принял решение перевести вас из летунов в ловцы?

— Грэмпс, кто же еще? У нас все решает этот старый подонок.

— Может, он решил, раз Фил такая миниатюрная…

— Да она сильна, как бык. Просто любимица Грэмпса, вот и все. А я был практически олимпийским гимнастом. — Ноги Олли задрожали под столом. Мне не раз приходилось наблюдать такое, в основном у преступников. Неужели Филипофф тоже преступник? Я взглянул на его брюки. Наши расследования, как правило, завершаются тем, что я хватаю бандюгана за штанину. Оценив расстояние, я пришел к выводу, что штанина Олли в доступной близости.

— Не знал, — заметил мой напарник и пододвинул свою рюмку поближе к Олли.

— Я пробовался на роль в кинокомпании «Юниверсал пикчерс».

— Меня это не удивляет.

Рука Олли потянулась к рюмке.

— И с тех пор жду оттуда ответа.

— Это может занять много времени.

— То же самое я говорил Грэмпсу, а он твердит, что спустя пять лет у меня нет ни малейшего шанса. Вот какая у меня здесь поддержка. Да прибавьте к тому, что Фил постоянно муштрует.

— Прессуют со всех сторон, — покачал головой Берни.

— Не говорите. — Олли проглотил вторую рюмку виски. Пока он пил, напарник подал незаметный знак официантке. — Не знаю, как у вас, а у меня, когда я попадаю в стрессовую ситуацию, начисто пропадает сон.

Олли поднял рюмку и, обнаружив, что она пуста, перешел на пиво.

— Ни черта не могу заснуть. Маюсь бессонницей каждую ночь.

— Без исключения?

— Что?

— Все ночи подряд?

— Я же сказал, каждую.

— Совершенно верно, сэр. — Если Берни называл кого-то сэром, это всегда было знаком, что мы побеждаем. — Извините, просто я немного удивился.

— Чему?

— В ту ночь, когда исчез Ури со слонихой, никто ничего не видел и не слышал. А вы могли и видеть и слышать.

Олли откинулся на спинку стула.

— Следовательно, у вас имеются веские причины держать рот на замке, — продолжил Берни.

— Вы полицейский? — спросил Филипофф.

— Нет.

— А вид у вас как у полицейского.

— Бывший военный.

— Вот как? Я сам одно время подумывал вступить в спецназ ВМС.

— Вы бы там проявили себя.

Олли еще глотнул пива.

— Беда в том, что я не в ладах с водой.

— В спецназе с этим бы справились.

Циркач посмотрел на моего напарника. К этому времени я уже управился с ребрышками, покончил с вылизыванием тарелки и уютно улегся в тени.

— Знаете, что вы за тип? — спросил Олли.

— Скажите, — заинтересовался Берни.

— Вы тип, у которого стакан наполовину полный, а не наполовину пустой. Раньше мне приходилось иметь дело только с теми, у кого стакан наполовину пуст.

Принесли виски.

— Будем. — Берни поднял рюмку.

Они выпили, и циркач вытер губы тыльной стороной ладони.

— Да, я насмотрелся в ту ночь всякой муры. Но я не дурак и молчу в тряпочку.

— Никто вас за это не осудит, — кивнул напарник. — Так что вы видели?

— Ну, например, как из задних ворот выезжал старый восемнадцатиколесный трейлер, — ответил циркач. — Я как раз возвращался из заведения, куда иногда заглядываю после выступлений.

— Из «Дядюшки Рио»? — спросил Берни.

— Как вы догадались?

— Оно тут поблизости. Так что вы можете сказать об этом восемнадцатиколесном грузовике? Или у вас двоилось в глазах?

Олли немного помолчал, а затем коротко, визгливо рассмеялся.

— Уж тогда четверилось. Четыре красные розы на четыре получается шестнадцать.

— Не уловил вашей мысли, — признался Берни.

— Это было на борту трейлера, — ответил циркач. — Четыре красные розы.

Мы ехали домой. Лицо Берни, как всегда, когда он думает, приобрело тихое, спокойное выражение. Я, в свою очередь, тоже думал — о жареных ребрышках. Прошло немного времени, и он сказал:

— Вся Вселенная не что иное, как одни огромные часы. Но для кого они идут? Вот что я хотел бы выяснить.

Ну и что, что ребрышки короче длинных ребер, — все равно они обалденные на вкус.

Перед нашим домом стояла машина. Дверца открылась, и из нее вылез человек: я узнал его по зачесанным на лысину волосам — Марвин Уинклман.

— Какого черта он здесь делает? — заинтересовался Берни.

Уинклман направился к нам. Он был из тех людей, которые при ходьбе выворачивают колени внутрь, а ступни наружу. Походите-ка на двух ногах — не то еще будет.

— Привет, Марвин, — произнес Берни.

Я махнул хвостом. Ничего не имел против Марвина — его чеки мы обналичивали без проблем. Не знаю точно, что значит «обналичивать чеки», но если это не получается, возникают всякие трудности. Возьмите, к примеру, случай Демарко, когда в итоге нам заплатили подарочным сертификатом в парикмахерскую, который был нам вовсе не нужен, поскольку я обслуживаюсь у Джейни в заведении «Услуги по уходу за домашними животными», чей прекрасный девиз гласит: «Джейни заберет вашего питомца и вернет обратно в лучшем виде», а Берни предпочитает парикмахерскую Хораса и Барбера на Рио-Секо-стрит, где, как он утверждает, можно подстричься за скромную цену — семь или восемь долларов, сейчас не помню. Такие низкие расценки как-то связаны с задней комнатой, где сидит букмекер и где Берни в один несчастливый день поставил весь наш задаток на лошадь по имени Скутер.

— Вы не отвечаете на звонки? — спросил Уинклман.

— Нас не было дома.

— Я набирал ваш мобильный.

— Мы находились вне зоны сети. В чем дело?

— Я передумал. Хочу, чтобы вы за ним последили.

— За кем? — заинтересовался Берни.

— За тем козлом, который трахает мою жену, за кем же еще?

— Я считал, что вы разводитесь.

— Так и есть.

— Тогда какой смысл в слежке?

— Бобби Джо не скажет мне его имя.

— Разве не все равно, как его зовут?

— Не все равно.

— Почему?

— Почему? — Уинклман взмахнул рукой. Люди, когда возбуждены, частенько так делают. — Потому что не желаю сносить ложь. Вот почему!

Берни положил ладонь на его костлявое плечо.

— На нашей работе нам приходится видеть много разводов, — сказал он. А я бы добавил: слишком много. — Разумнее всех поступают те, кто сразу выбрасывает все из головы.