— Но, — продолжала Ливия, — думаю, Берни к нам пришел не для того, чтобы делиться воспоминаниями. Никогда не любил этим заниматься. Правда, Берни?
— Ну, я бы так не сказал… — начал напарник.
— Поэтому давай выясним, с чем связан твой желанный, но неожиданный визит. И, само собой разумеется, мы готовы предоставить тебе все фирменные услуги нашего дома.
При этих словах Тьюлип почему-то широко раскрыла глаза.
— Спасибо, — ответил Берни, — но не сегодня. Мы на работе. — Он едва заметно кивнул в сторону Тьюлип.
— Дорогуша, — повернулась к ней Ливия, — поди на пяток минут расслабься.
— С кем? — удивилась девушка.
— Посмотри телевизор, проверь электронную почту, приведи в порядок ногти.
— Только что привела. — Тьюлип показала темно-красные ногти, хотя, когда речь заходит о красках, я не советовал бы мне доверять.
— Так приведи еще раз.
Девушка вышла. Ливия отставила стакан с виски.
— Ну так в чем дело?
— Марвин Уинклман, — ответил Берни.
— Он в четвертом номере. Хочешь, чтобы я остановила процесс?
— Просто расскажи мне немного о нем.
— Знаешь, что такое шлуб[12]?
— Нет.
— Суть соответствует названию. Марвин — он и есть шлуб. Но с другой стороны, очень хороший клиент — с ним никаких проблем, платит наличными, дает приличные чаевые, пользуется дезодорантом.
— Значит, хороший клиент? — переспросил Берни.
— Не из тех, что являются как штык каждую неделю — это лучшая категория: так сказать, те, кто дает нам заработать на хлеб с маслом, — но раз в две недели забредает. Или, лучше сказать, каждую вторую неделю?
Хлеб с маслом да еще с колбасой — это да! Хотя хлеба с маслом я тоже не почуял, но на всякий случай придвинулся к Ливии: вдруг что-нибудь из упомянутой еды все-таки перепадет.
— Трудный вопрос.
— Да ладно, дружище, не скромничай, скажи.
— Раз в две недели, — сдался Берни. — Давно он твой клиент?
— Многие годы, — ответила Ливия. — По крайней мере лет десять.
— Спасибо. — Мой напарник поднялся.
— Это все? Ты даже не допьешь виски?
— Работа на первом месте.
— Это и моя философия, но иногда приятно немного выпустить пар.
— Именно в таких ситуациях я попадаю в неприятности, — признался Берни.
Ливия внимательно посмотрела на него. У нее были потрясающие ресницы.
— Как на тебя подействовал развод?
— Держусь.
— Подружку завел?
— Что-то в этом роде.
— Хочешь совет? Скажем прямо, от профессионалки.
— Я бы места себе не находил, если бы не услышал.
— Подольше с ней гуляй, не опускай руки, а рот держи на замке.
— Понял.
— А теперь поцелуй меня на прощание.
Берни поцеловал. Я думал, он клюнет ее по-быстрому в щеку, но Ливия решила иначе. Наконец оторвавшись от него и открыв глаза, она заметила:
— На случай, если заинтересуешься, у меня много всяких собственных находок.
— Боюсь, сердце не выдержит.
Ливия расхохоталась, но вдруг осеклась. Бывают моменты, когда я совершенно не понимаю людей, — это был один из тех случаев.
Мы следили за Уинклманом от дома Ливии. Он проехал несколько кварталов, свернул на главную улицу Поттсдейла, остановился у забегаловки, где продавалась еда навынос, и скрылся внутри.
— Разыгрался аппетит, — прокомментировал Берни. Мы встали за машиной Марвина, вышли на тротуар и принялись ждать. — Подольше гулять, не опускать руки, держать рот на замке. Легко сказать, — бормотал напарник.
Уинклман вышел с коричневым пакетом в руках, в котором был сандвич с колбасой и луком, но я старался об этом не думать. Жизнь полна разочарований. Вот и на этот раз тема колбасы всплывала снова и снова, но я не получил ни кусочка. Пришлось гнать от себя эти мысли. Уинклман заметил нас и замер.
— Берни? — Он провел ладонью по лысине. — Вот так сюрприз!
— Мне надо сказать вам кое-что, — обратился к нему напарник. — Во-первых, с вашей слежкой покончено.
— Какого черта? — возмутился Марвин, и по его лицу пошли цветные пятна. — Не понимаю, о чем вы говорите. — Он покосился в мою сторону и на всякий случай отступил на шаг. Моя пасть как-то сама собой широко открылась.
— Вы следите за человеком, который к вашему делу не имеет никакого отношения. Такие вещи, как ничто иное, выводят из себя окружного прокурора. За это его и выбирают.
— Окружного прокурора? Что за ерунду вы несете?
Берни рубанул рукой по воздуху. Этот жест я у него не часто замечал.
— Во-вторых, вашим мечтаниям о мести тоже конец.
— Это как так?
— Прикиньте, Марвин: неужели вам кажется, что у вас есть право бросать камни в других?
Рот Уинклмана открылся и закрылся, что для нас всегда служит хорошим знаком.
— Разводитесь и живите дальше, — посоветовал Берни.
— Я считал, что вы работаете на меня.
— По большому счету так оно и есть. Настанет время, и вы будете мне признательны.
— Тогда отдайте мне две с половиной тысячи.
— За вычетом отработанного времени и расходов.
— Отработанного времени?
— Сегодняшнего вечера, — уточнил Берни. — Когда я следил за вами.
Э, да напарник стал несговорчив в денежных вопросах. Почаще бы так!
20
Берни позвонил Леде из машины. Ответил Чарли. Я услышал его голос из динамика трубки.
— Нашел Пинат?
— Нет.
— А когда найдешь?
— Не знаю.
— Я в школе сказал, что вот-вот найдешь.
— Не уточнил когда?
— Нет.
— Вот и хорошо. Позови маму.
Трубку взяла Леда.
— Я обо всем позаботился. Произошла ошибка, перепутали людей. Тебя больше не будут беспокоить.
— Кого перепутали?
— Да считай, что всех.
— Не понимаю…
— Леда, нет времени объяснять, мы на работе.
— Хорошо. — Ее голос смягчился. — Спасибо тебе.
Берни разъединился.
— Этот брак должен состояться и служить примером до скончания века, — сказал он. — Если он развалится, я просто не смогу с этим жить.
Какие проблемы? Зачем жить с этим? Я буду с ним жить. Причем вечно. Значит, все прекрасно, хотя и немного туманно. Хорошо, что телефон зазвонил снова.
На этот раз в трубке послышался голос Попо.
— Мы можем где-нибудь встретиться? Хочу вам кое-что показать.
— Приехать к вам в трейлер? — спросил Берни.
— Он больше не мой.
Мы встретились с Попо в вестибюле старой гостиницы «Копперман» в Западной Долине. Я знал эту гостиницу по давнему делу об украденной из японского ресторана партии тунца. Рыбу мы нашли, но слишком поздно — я понял это, еще не выходя в последний день расследования из машины.
Но вернемся в вестибюль. В нем были потолочные вентиляторы, пальма — я узнаю эти деревья по крупным листьям — и кожаные кресла, расставленные по нескольку штук в разных местах. От них исходил приятный запах кожи. Кожа — материал, который очень приятно грызть, — первое, что пришло мне в голову.
В вестибюле, кроме сидевшего в кожаном кресле Попо, никого не было. Его лицо еще больше осунулось, и от того, как выпирали на нем скулы, мне стало не по себе. Мы сели с ним рядом: Берни в соседнее кресло, я — на пол, и почувствовал, как черные и белые плитки приятно холодят тело.
— Драммонд меня вытурил, — сообщил Попо.
Ой-ой! Людей время от времени вытуривают. Это значит, что они лишаются работы. А без работы беда. Но нам с Берни это не грозит. Люди никогда не перестанут разводиться.
— За что? — спросил мой напарник.
— Меняет концепцию.
— Что за цирк без клоуна? — удивился Берни.
Попо пожал плечами. Слегка. Когда энергично пожимают плечами — это значит, что человеку ни до чего нет дела. А вот такое, легкое, пожимание свидетельствует о том, что человек сдался. Я расстроился — не хотел для Попо подобной участи — и ближе подошел к его креслу. Но что это? Внизу, у одной из деревянных ножек, уголок кожи отстал и висел, словно так было надо.