Массовые репрессии. Во-первых, они открыты и апробированы. Во-вторых, их можно осуществлять безнаказанно. В-третьих, они полезны во многих отношениях: расправа с инакомыслящими и конкурентами, поддержание порядка, борьба за посты, бесплатная рабочая сила и т. д. И в-четвертых, в современном обществе постоянно возникают задачи, которые можно решить только массовым принудительным трудом. Это, пожалуй, главное. Такого рода задачи не случайны. Современные гигантские общества не могут существовать без их решения. Частично эти задачи могут быть решены в такой форме, что принудительный характер массового труда остается скрытым. Это, например, призыв молодежи в армию и использование армии как рабочей силы; строительные студенческие отряды; поездки сотрудников городских учреждений на уборку овощей в деревню; комсомольские призывы на «великие» стройки. Но это — полумеры. При этом нужное количество добровольцев не наберешь. Нарушается нормальный ход основной работы. А главное — эти люди приносят с собой привычные представления об условиях жизни, которые надо удовлетворять в какой-то мере. И не на любой работе и не в любых условиях можно использовать такую армию работников. Нужна постоянная огромная армия работников, содержание которой обходится дешево, которую можно использовать где угодно и как угодно. А места возможного использования ее известны в изобилии. И общество так или иначе должно реализовать свою потребность в такой армии рабов. Оно уже изобрело удобную для нее форму — форму репрессий, т. е. наказания за некое преступление. Эта форма дает как «правовое», так и «моральное» оправдание самому факту существования армии рабов и условиям ее бесчеловечной эксплуатации. До сих пор история была милостива: революция, Гражданская война, война с Германией и другие реальные факты нашей жизни поставляли в изобилии как человеческий материал для такой армии, так и его «морально-правовое» оформление. Потом наступила заминка, причины которой общеизвестны. Репрессии, конечно, не прекращались никогда. Но они все это время не принимали массового характера. Заключенных много, но это главным образом уголовники. И число их укладывается пока в общие нормы массовых явлений (это — пока «статистический факт»). Но так долго продолжаться не может. Либо история сама даст удобный повод и подходящую форму для предстоящих массовых репрессий, либо общество само спонтанно спровоцирует события, которые дадут то же самое. Вероятнее всего будет сочетание того и другого (как это было, между прочим, ранее).

Но система массовых репрессий имеет один крупный дефект: она означает создание во всем обществе определенного состояния и определенных организаций для осуществления репрессий на достаточно длительный срок. А это, как показал опыт, есть сила, имеющая тенденцию выйти из-под контроля. И руководство страны поэтому боится системы массовых репрессий не меньше, чем либеральные интеллигенты. Это несколько сдерживает. Но надолго ли? Борьба за власть сметет «либеральную группировку», а ориентация на массовые репрессии (в завуалированной форме, конечно) послужит аргументом в борьбе для «правовой группировки».

Затем Антон солидаризируется с Шафаревичем в том, что коммунистическое общество имеет много общего с обществами инков, древних египтян, китайцев и т. п. Но он считает, что более существенно подчеркнуть его отличие от старых образцов «империй». Это отличие состоит прежде всего в самом человеческом материале, который образует тело «империи» и резюмирует в себе такие факты истории, как наука, техника, искусство. Этот человеческий материал в значительной части обрекается на неслыханные доселе духовные страдания и сопротивление. И то, какой реально примет вид коммунистическое общество будущего, зависит от борьбы его внутренних сил.

Наконец, Антон подробно рассматривает возможности оппозиции господствующим тенденциям коммунизма и приходит к следующему заключению. Вождям коммунизма отныне и на веки веков надо забыть о мирном и гармоничном движении вперед к Светлому Будущему, когда они дают указания и принимают решения, а прочие граждане выполняют, перевыполняют и поют славу любимым руководителям. Светлое Будущее — это уже начавшаяся драка против обнаруживших себя с полной очевидностью гнусностей коммунизма. Драка кровавая и полная жертв. Она еще явит образцы величайшего личного героизма, сопоставимые с лаковыми в прошлом. И первый уже начавшийся этап этой драки имеет точное наименование: Солженицын. Антон считает свою концепцию выражением исторического оптимизма (в отличие от концепции Замятина, Оруэлла, Шафаревича).

Когда такая книга написана, то кажется, что ты сам легко мог бы написать ее, ибо автор говорит о вещах, тебе хорошо известных. Но поди напиши. А написав, решись ее печатать. И еще к тому же ухитрись это сделать! Не могу понять, какие силы движут людьми такого рода, как Антон. А я ведь его знаю не один десяток лет. Он мне напоминает Пьяную старуху. Хотя живем мы бок о бок, он со своей тележкой проходит мимо меня и через меня в каком-то непонятном измерении жизни. Куда? Зачем?

Завтра выписываюсь из больницы. Днем выспался. И всю ночь не спал. Сначала обдумывал свои шансы. За время «болезни» прибавилось еще кое-что в мою пользу (вышли отличные рецензии на мою книгу в Германии, Болгарии и Польше; в Институте стран Востока прошло обсуждение проблемы, на котором почти все поддержали мою концепцию; в «Коммунисте» появилась статья, в которой имеется хорошее замечание в мой адрес; вышла моя статья). Но кое-что появилось и против меня (положительная рецензия в Югославии, ходит слух о какой-то статье на Западе, где меня похвалили; на кафедре в Военной академии меня понесли и написали «телегу» в ЦК и т. п.). С одной стороны («за»), вроде бы очень значительные факты, с другой («против») — пустяки. Однако в нашей системе обычные способы расчета совершенно непригодны. Например, идет обсуждение твоей работы. Десять человек выступили «за». Среди них крупные влиятельные фигуры. Лишь двое выступили «против». И не самые влиятельные. В пользу обсуждение? Когда как. Десять лет назад два «за» против десяти «против» решало дело в твою пользу. А теперь? В той обстановке, в которую мы катимся, даже одно хилое выступление «против» производит впечатление сигнала. Что-то с ним не в порядке, думают все. Рождаются слухи, имеющие силу общественного мнения. Иногда такие слухи провоцируют решение, которого до этого вообще не было.

Размышляя так, я пришел к выводу, что сейчас никто не может предвидеть исхода выборов. Все может решить непредвиденный пустяк. Шансы у меня есть. Причем таких шансов у меня не было раньше и уже никогда не будет потом.

Незаметно, устав от думанья о выборах, я переключился на книгу Антона. Вспомнил последний разговор с ним.

— Смешные мы существа, — сказал я. — Мечемся, строим планы, страдаем... А быть может, вообще вся человеческая история имеет лишь один смысл: на Земле жить нельзя будет, построят люди могучий космический корабль, отберут тысячу наиболее важных индивидов, улетят в хорошее место и заживут там. Новую цивилизацию разовьют там. Настоящий коммунизм будет!

— Это утешение для идиотов. Или демагогический прием воспитателя удобных идиотов. Лозунг «Жить для Светлого Будущего» есть лишь плохо замаскированное требование жить ради удобств привилегированных верхов общества. Живи сегодня, здесь, ради своих земных целей. Другой жизни нет. Будущее есть лишь производный результат. «Во имя будущего» — это нужно тем, кто хорошо живет сегодня, или тем, кто не имеет никаких шансов жить прилично сегодня или вообще жить. Первым — как лживая маска, вторым — как последнее утешение.