«И горячая вода, небось, есть…»

Ну, разумеется, и горячая вода имелась, поэтому Татьяна первым делом полезла в ванну.

«Подождут», — решила она, вспомнив о компаньонах. И действительно, вряд ли Ольга — ее Таня называла про себя Ольгой с не меньшим усилием, чем Олега — Олегом — так вот: вряд ли Ки… то есть, тьфу! Ольга, разумеется, бегом будет бежать, чтобы поскорее спуститься вниз, в гостиную. Не похоже на нее нынешнюю, да и куда, в самом деле, спешить? Они же сюда на «пару дней» приехали. «Чтобы отдохнуть, — сказал Б… Олег. — «И о будущем на досуге поразмыслить». Каникулы у них, если кто не понял, и…

«Гори все ясным пламенем! Я хочу принять ванну. Ванну. Принять. ХОЧУ!»

Когда-то давно, в студенческие еще годы, посмотрела Таня фильм Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии». Так вот, самого фильма она сейчас не помнила, но название его всплыло в голове как-то само собой и, разумеется, без какой-либо содержательной ассоциации с творчеством французского режиссера, стоило лишь погрузиться в горячую, дышащую паром, но не обжигающую воду. Погрузиться, вытянуть ноги и откинуться спиной на прогретую бронзовую стенку ванны, закурить неторопливо, и, наконец, положить голову на сложенное в несколько раз полотенце, пристроенное на край… Чудо! Чудесно… Просто замечательно… И кто бы ни был тот человек, который позаботился припасти для нее, начинавшей уже забывать о чудесах химии двадцать первого века, «цветочный аромат» для ванны, кокосовое мыло, и жидкие шампуни — фиалковый от Schwarzkopf и Dop от l'Oréal — слава ему и почет, этому человеку, и низкий наш женский поклон, и отдельное мерси от уставшей и перенервничавшей до полного «не могу» молодой советской разведчицы Жаннет Буссе.

Да, так сибаритствовать можно, и жить так можно, нужно и удивительно хорошо. И на Таню само собой снизошло состояние расслабленного покоя, физического и душевного.

«Нирвана…»

Ей было настолько хорошо, что она озаботилась даже — и неоднократно — вопросом, а не послать ли на фиг эту «рыбалку», то есть все эти светские посиделки в гостиной, если ей и так уже замечательно хорошо?

«Остаться здесь, лежать вот так, добавляя по времени горячую воду… Потом забраться в постель и спать…»

Спать и видеть сны, в которых ее будет обнимать атлетически сложенный Баст Шаунбург… или не будет.

К половине седьмого она была уже вполне готова «выйти в люди». Еще раз критически осмотрела себя в зеркале, врезанном в среднюю дверцу массивного и тоже дубового шифоньера, и осталась собою вполне довольна. Туфли на высоком каблуке — к сожалению, единственные в ее небогатом гардеробе — добавляли роста и каким-то колдовством определяли особую, свойственную только ей осанку. Длинная, до щиколоток, приталенная темно-серая юбка и белая блузка, с широкими и сильно приподнятыми плечами и «с кружавчиками, тут и тут», выгодно демонстрировавшая не очень полную грудь французской комсомолки, и открытую — «высокую» — шею. Ну а золотистые ее волосы, поднятые вверх и уложенные на затылке, дополняли картину, которую можно было не портить макияжем, но она, разумеется, им немного «злоупотребила».

«Вполне».

Таня вооружилась сигаретой — курить не хотелось, но имидж требует жертв — и вышла из комнаты. И тут же в очередной раз вынуждена была мысленно покачать головой, обнаружив, какую на самом деле звукоизоляцию обеспечивают толстые каменные стены и двери из натурального дуба. В комнате было тихо, но из коридора второго этаже этажа доносились приглушенные расстоянием голоса, а с лестницы уже можно различить и произносимые слова. К удивлению, ждали только ее, и… да, и Ольга тут, и она…

« Une grue![199]»

Нынешняя Ольга являлась чем-то средним между Гретой Гарбо и Марлен Дитрих. Красивая и стильная дамочка, ничего не скажешь! И этим вечером, благо не в цивилизованном месте, где за такое и арестовать могут, оделась в «мужской» в полоску костюм и мужскую же белую сорочку при темном галстуке.

«А про бюстгальтер мы конечно в спешке забыли… Вот же… garce[200]!»

— Какой у тебя прелестный костюмчик! — Улыбнулась Татьяна, одновременно выпуская дым от затяжки, аки дракон огнедышащий.

— О, да, — мурлыкнула в ответ Ольга, Вот только «мурлыка» эта была никак не менее опасна, чем тирольская рысь. Как минимум. Потому что по максимуму это уже была какая-то Багира, хоть и не черная, а рыжая. — Эльза чудесный мастер. Даже и не знаю, чтобы я без нее делала! — Под тонкими бровями в таинственной дымке, порожденной «размытым» макияжем и длинными ресницами, набирали силу два огромных изумруда.

— Эльза? — Переспросила Таня, пытаясь понять, отчего у крысы Кисси такие огромные зрачки. Что-то крутилось в голове, но никак «не давалось в руки».

— Эльза Скьапарелли…

«Скьапарелли?… Ах, да… Это кто-то типа Дживанши, только «сейчасный». А глаза… Черт! Да она же marie-jeanne[201] курит!»

Ответ был настолько очевиден, что даже странно, как она сразу не сообразила. Можно подумать, не знала, как пахнет анаша! Знала, разумеется. В ее молодые годы в универе многие баловались. Угар социализма, так сказать…

— Ах, да! Скьапарелли… Ну как же! Добрый вечер, мальчики! — «Мальчики» сразу же разулыбались, как дети, а Ольга чуть нахмурилась.

— Ужин «подадут» в половине восьмого, — сказал, вставая из кресла у камина, Олег. — Выпьешь что-нибудь?

— А что есть? — Она на секунду зафиксировала взгляд на огне в камине и направилась к пустующему креслу, стоящему как раз напротив кресла Ицковича. Это был маленький тактический успех, но лиха беда начало.

— Да, в принципе, все, что душа пожелает. — Ответил Олег, кивая на открытый бар. — Итак?

«Красивые глаза…»

— Абсент, — сказала она, выпуская дым из ноздрей. Один знакомый, — еще там, в Москве, в двухтысячных — сказал как-то, что у женщин это получается весьма нетривиально, сексапильно — особенно у красивых женщин — и… еще как-то, но этого, последнего, она не запомнила. Впрочем, и бог с ним. Первых двух пунктов программы было вполне достаточно, а в том, что она красивая женщина, Таня нисколечко не сомневалась.

— Хм… — Весьма театрально поднял левую бровь Баст фон Шаунбург. — Между нами, шер ами, абсент во Франции запрещен к употреблению. В Германии и Австрии, впрочем, тоже.

— А у нас разрешен. — Тронул свои стильные тоненькие bacchantes[202] «денди лондонский» со вполне русским именем Степан.

— В Англии много чего разрешено. — Как-то непонятно прокомментировала его слова Ольга и чуть раздвинула в «рассеянной» улыбке свои едва тронутые бледной помадой губы. Красивые губы.

«Изысканно красивые… Тварь!»

— Налей мне тоже… кузен, — добавила Ольга, как бы решив, что белое вино, которого еще немало оставалось в ее бокале, не так уж и хорошо, как ей показалось вначале.

«Кузен… А что она хотела сказать на самом деле? Любимый, дорогой?»

А абсент — «И с чего это я о нем вспомнила?» — оказался не привычно-изумрудного цвета, а, как ни странно, красного.

«Красный абсент? Или Баст нас разводит, как двух дурочек? Но Ольга-то должна в таких вещах разбираться, но молчит».

Между тем, Баст достал из буфета два абсентных стакана — толстостенных, высоких, на короткой и относительно тонкой ножке. Отмерил с помощью мензурки — «Как в школьной лаборатории — хихикнула про себя Таня — сейчас бесчеловечные опыты будем ставить» — по одной части красной жидкости, а затем начал делать что-то такое, отчего все замерли и, буквально открыв рты, уставились на него.

Из недр буфета, солидного и даже величественного, пожалуй, как какой-нибудь собор Нотр Дам, извлечена была специальная ложечка — плоская, с дырочками, как в дуршлаге, и при том достаточно широкая, чтобы лечь на края бокала — и, разумеется, раз уж ее достали, тут же заняла место на первом из двух стаканов. Впрочем, и второй вниманием не обделили.