— Это объяснило бы, почему я хотел обнять ее, почему ей хочется обнять меня. Я думаю, что вы почувствовали друг друга на глубоком душевном уровне.

— О чем ты говоришь, Эйден? — донесся надтреснутый и неуверенный голос Мэри Энн из темноты.

Точно так же другая мысль озарила Эйдена. Если души действительно были запутавшимися духами, то он должен был всего лишь помочь им освободиться. Он должен был помочь им сделать то, о чем они сожалели, что не смогли сделать. Тогда, подобно Джону, они унеслись бы в потусторонний мир. У них не было бы своих тел, но, по крайней мере, у них был бы мир.

Элайджа уже предсказал это. Один из его попутчиков скоро получит свободу. Что означает, один из них собирался исполнить свое последнее желание. Будучи по-матерински столь заботливой, могла ли Ева сожалеть, что не увидит свою дочь? Не поговорит с ней, не подержит ее на руках? Было ли это то, чего она жаждала больше всего остального?

Был только один способ узнать это…

— Притормози, Райли. Я думаю, пора Мэри Энн встретиться со своей матерью.

Вместо того чтобы выполнить просьбу Эйдена, Райли поехал до самого мотеля. Виктория обеспечила бесплатную комнату, и вчетвером они закрылись изнутри. Довольно странно, что никто из них не говорил в течение последних двадцати минут. Мэри Энн была рада; она и так была клубком нервов.

Из всего, что ей пришлось принять за последние несколько недель — оборотней, вампиров, ведьм и фей, плотоядных гоблинов и демонов прямиком-из-ада — это было сложнее всего. Ее мать, женщина, которую она никогда не знала, была все это время поймана в ловушку в голове Эйдена? Так близко и так далеко от нее? Невозможно. Но это то, о чем дал понять Эйден. То, во что он хотел, чтобы она поверила.

Дрожа, она встала на пороге комнаты и осмотрелась. Там стоял комод, тумбочка с телевизором и четыре попарно соединенные односпальные кровати. Эйден пересек комнату и опустился на край одной, повернувшись лицом к ней, но не смотря на нее. Он был так же бледен, как Виктория, которая села рядом с ним.

Райли сел на другую кровать, поманив Мэри Энн рукой. Ее тело не желало двигаться, ноги словно приросли к месту. Я могу сделать это. Я могу. Только недавно она надеялась поговорить с призраком своей матери. С другой матерью, да, но тогда она многого не знала.

Она в каком-то смысле упала вперед, заставляя двигаться свои отяжелевшие ноги. Но когда она дошла до кровати, ее колени подогнулись. Райли поймал ее и усадил рядом с собой. Она вытерла потные ладони о бедра, чтобы лишить себя возможности дотянуться до кого-нибудь и хорошенько потрясти. Еще она вынуждена была сжать губы, чтобы не закричать. Это было слишком и все же недостаточно, все и ничего, надежда и ее крушение, все пугающе прекрасно сошлось в одном флаконе.

— Это не может быть правдой, — сказал Райли, наконец, нарушая тишину. — Одна из пойманных душ просто не может быть матерью Мэри Энн.

— Ее зовут Ева, — ответил Эйден, — и она сказала то же самое.

Мэри Энн быстро выдохнула:

— Ну, тогда, решено. Она — не моя мама. Кроме того, мою мать звали Анна, а не Ева. — Она заставила себя говорить, не срываясь на крик, засевший в ее горле. Не то чтобы она не хотела, чтобы Ева Эйдена была ее матерью. Быть с матерью рядом было удивительно. Просто надеяться на лучшее, а потом узнать, что она ошиблась… это будет похоже на то, как если бы она теряла свою маму снова и снова, и она не была уверена, что смогла бы пережить это.

Эйден потянул воротник рубашки:

— Души во мне не помнят о своих других жизнях. Конечно, у них другие имена. К тому же, я помог выбрать их.

— С чего ты взял, что они призраки? Я имею в виду, они должны быть таковыми, если один из них моя мама. И я тоже какое-то время думала, что призраки возможны, но почему ты не привлек других призраков в свою голову? Давай подумаем об этом. — Услышали ли они отчаяние в ее голосе, как она сама? — Моя способность нейтрализовать силы других проявилась скорее всего еще в утробе матери, не позволяя ей… путешествовать во времени. — Сказать такое было не просто, на грани реальности. — Это означает, что и твоя способность проявилась бы еще до твоего рождения.

— Верно. Но что, если моя мать, как и ты, была нейтрализатором? Я не притянул бы никого до момента своего рождения, до тех пор, пока не отделился бы от нее. Мы не узнаем, пока не поговорим с ней, если вообще ее найдем. И что касается того, почему я не притянул других людей — или призраков, или кем бы они там ни были — возможно, я был крайне уязвим при рождении. Может быть, даже будучи ребенком, я учился оберегать себя. Может быть, ни для кого больше не было места. Это то, что мы никогда не сможем изучить.

Ей нечего было ответить. Все, что он сказал, имело смысл и било по ее решению.

— Прямо сейчас у вас с Евой есть шанс узнать правду. Ты действительно хочешь упустить его?

Хотела ли она? Если она будет продолжать держаться за свое недоверие, то останется эмоционально защищенной. Если же она откроется для возможностей, то рискнет каждой каплей своего новоприобретенного счастья.

Теплой рукой Райли обхватил заднюю часть ее шеи и начал массировать напряженные мышцы. Его сила потекла в нее и изменила направление ее мыслей. Мэри Энн не была какой-нибудь мышью, чтобы испугаться мечты, так легко осуществимой. В конце концов, она осадила волка, оказала поддержку вампиру и потребовала ответы от отца. Она могла сделать и это.

И если после всего этого ей нужно собрать свою разрушенную жизнь по частям еще раз, она сделает это.

— Нет, — сказала девушка, распрямляя плечи. — Я не хочу ничего упускать.

Эйден кивнул, будто ждал такого ответа:

— Я собираюсь сделать кое-что, чего не делал много лет. И я ненавижу делать это, потому что становлюсь как души, пойманные в ловушку не своего тела, и контроль больше не мой. — Его глаза образовали водоворот, смешивая все цвета. — Я собираюсь дать контроль над телом Еве. То есть в следующий раз, когда я заговорю с тобой, это буду не я, а Ева. Хорошо?

Она занервничала сильнее, но кивнула.

Его веки опустились, затеняя зрачки. Вдох и выдох, каждый вдох слышен, каждый выдох как затишье перед бурей.

— Ева, — сказал он. — Ты знаешь, что делать.

Прошла вечность, ничего не происходило, ничего не менялось. Тогда он напрягся, и стон сорвался с его губ. Затем его веки приоткрылись. Глаза перестали переливаться, теперь они были цвета лесного ореха. Как ее. Мэри Энн могла только раскрыть рот от удивления, мир вокруг нее пошатнулся. Эйден был единственным якорем, который в данный момент у нее был, единственным, что мешало ей уплыть.

— Привет, Мэри Энн, — произнес он. Нет, Ева. Это был голос Эйдена, но все же в нем была мягкость, которой никогда не было прежде.

Она задрожала, желая обнять его еще сильнее, чем когда-либо прежде.

— Привет.

— Нам уйти? — спросила Виктория.

— Нельзя, — произнес Эйден-Ева. — Без Райли Мэри Энн блокирует способности Эйдена. Я не смогу удержаться в теле.

Наступило неловкое молчание.

— Это глупо, — произнесла Мэри Энн. — Как нам в этом разобраться? Я ничего не знаю о своей матери, и вы тоже ничего не знаете о ней. Вы ничего не знаете обо мне. — Она была удивлена горечью, прозвучавшей в ее голосе. Не из-за Евы, а из-за упущенных моментов.

Ты знаешь кое-что о ней, напомнила она себе. Дневник. Один отрывок уже всплыл в ее памяти.

К сожалению, так, вероятно, и было.

— Ты помнишь что-нибудь о своей жизни? — спросила Мэри Энн. — До Эйдена, я имею в виду?

Качание темноволосой головы.

— Нет. Я пыталась. Мы все пытались. Я думаю, воспоминания просто ждут, когда их освободят. Я имею в виду, что чувствую, как что-то вертится в моем сознании, но не имею представления, как ухватить это. — Вздох. — У всех нас есть мысли и чувства, страхи и желания, которые мы не можем объяснить как-то иначе.