— Я останусь.

Виктория улыбнулась, и это осветило ее лицо.

— Хорошо. Сейчас. А что ты скажешь обо мне? О том, какие чувства я в тебе вызываю?

— Рядом с тобой я тоже чувствую себя нормальным. — «А еще я думаю, что ты лучшее, что могло случиться в моей жизни». Он прочистил горло. — Что еще произошло, после того как твой папа стал вампиром? — спросил Эйден, сделав вид, будто они и не уходили от темы. Будто болтали, как нормальные люди, несмотря на тему разговора.

Девушка, должно быть, представила, что тогда происходило с ее отцом, потому что ее лицо осветила улыбка.

— Он прекратил стареть, его тело становилось все более сильным. Его кожа потеряла цвет, став непробиваемой как броня.

Эйден вспомнил, как она рассмеялась, когда он пригрозил ранить ее кинжалом. «Меня нельзя порезать» сказала она.

— Твою кожу невозможно разрезать?

Она покачала головой.

— Острым предметом — нет.

Это одновременно могло быть и благословением, и проклятием. Нож не мог ее ранить, но тогда и доктор не смог бы ее прооперировать в случае необходимости. Хотя была ли когда-нибудь такая необходимость?

— Ты когда-нибудь болела?

— Однажды, — сказала она отстранено, затем вздохнула и отдернула свою руку. Хоть какой-то контакт лучше, чем ничего. — Эйден.

Очевидно, что последний вопрос заставил ее почувствовать себя неуютно.

— Если твой отец перестал стареть, это значит, что ты почти такого же возраста, что и он? — спросил Эйден, и она расслабилась. — Подожди-ка. Не можешь. Ты говорила мне, что самые старые вампиры не переносят солнце, а ты выдерживаешь.

— Да, я моложе его. Мне всего лишь восемьдесят один год. — Она расчесала его волосы рукой, явно наслаждаясь процессом, и повторила действие снова. — Но я не выглядела все время так, как сейчас. Мы с моими братьями и сестрами взрослеем медленно, очень медленно. Наши матери уже и не надеялись, что мы когда-нибудь перестанем быть капризными малышами.

Он вспомнил карапузов, которых встречал в разных детских домах. Они постоянно устраивали истерики, вопили «это мое» и обрисовывали все вокруг, даже его стены.

— Где сейчас твоя мама?

— В Румынии. Ей не позволили путешествовать с нами.

Эйден хотел спросить почему, но сам не хотел отвечать на вопросы о своих родителях. Поэтому просто сказал:

— Восемьдесят один. Вау. Ты прямо как моя бабушка. Если бы она у меня была, конечно.

— Что за глупости ты городишь, — возмутилась она, но снова улыбнулась.

— За восемьдесят один год у тебя, должно быть, была куча парней?

По какой-то причине ее приподнятое настроение тут же испарилось. Она виновато отвела глаза.

— Только один.

Только один? Откуда это чувство вины?

— Почему?

— Он был единственным парнем, которого одобрил мой отец.

Значит, отцовское благословение было для нее важным. К несчастью, получить его Эйдену явно не грозило. Сколько же оставалось времени, прежде чем Виктория его бросит? Прежде чем покинет его, чтобы никогда не вернутся? Сколько пройдет времени, пока она не начнет встречаться с кем-то, кто приглянулся ее отцу?

Эти вопросы не давали ему покоя, и он безумно хотел получить на них ответы. Он должен показать ей, как хорошо все может быть между ними. Сделать мечту реальностью, пока еще не поздно.

— Я ведь говорил тебе, что могу видеть будущее?

Она рассеянно кивнула, вероятно, сбитая с толку внезапной переменой темы.

По его телу пробежала нервная дрожь. Просто скажи это, расскажи ей.

— Я видел нас вместе. — Хорошо. Теперь остальное. — Я знал, что ты придешь ко мне еще до твоего приезда.

Она замерла, нахмурившись.

— Чт-что мы делали? Когда были вместе?

Эйден не стал упоминать, как видел ее пьющей кровь у него из шеи. Он не хотел ее отпугнуть, ведь она и так держалась с ним настороже.

— Мы… целовались.

— Ты и я, це… ловались, — выдохнула она. — Я бы этого хотела, видит бог, хотела бы. Но я не могу. Все закончится тем, что я буду пить твою кровь, а я не хочу, чтобы ты видел меня подобным образом.

Было ли это единственным, что ее сдерживало?

— Ты уже попробовала мою кровь и смогла от нее оторваться.

— Едва смогла, — заметила она.

— Ну и что с того, если в этот раз не сможешь? Я справлюсь.

— Ты, может и справишься, а я — нет, зная, что ты видел меня ведущей себя, как какое-то животное.

Виктория? Как животное?

— Я бы никогда так о тебе не подумал.

Она обвила его руками за шею, положив локти на плечи. Острые белые клыки показались над ее нижней губой.

— Эйден, — произнесла она, затем вздохнула. — Что я собираюсь с тобой сделать?

— Ты собираешься меня поцеловать.

Девушка все еще сопротивлялась, но ее решимость, которую она выказывала раньше, таяла на глазах.

— Я могла напугать тебя. Я могла вызвать в тебе ужас и омерзение. — И прежде, чем он что-то смог ответить, оттолкнула его. Она развернулась, не желая смотреть ему в лицо. — Нам нужно идти.

Волны ударили его в подбородок, и он поборол свое разочарование. Скоро, сказал он себе, они поцелуются. Она укусит его, а он докажет ей, что это не вызывает у него отвращения.

— Ты пока не можешь уйти. Моя очередь просить тебя остаться и твоя очередь уступить. — Он не хотел заканчивать этот разговор на грустной ноте. — Кроме того, у меня есть еще один вопрос и ты должна мне ответ. — Правдивый или нет, его не волновало.

Она не оглянулась, сдержанно кивнув.

— Спрашивай.

Медленно он приблизился к ней.

— Что ты думаешь о… об этом. — Он набрал пригоршню воды и выплеснул ее на девушку, намочив ей волосы.

Девушка крутанулась, разбрызгивая вокруг себя воду. Капельки попали ей в глаза, повисли на ресницах.

— Зачем ты…?

Рассмеявшись, он плеснул еще воды, на этот раз попав ей прямо в лицо.

— Ах ты, маленький… человек!

Прежде, чем он успел моргнуть, она окунула его под воду. Когда он вынырнул, она смеялась, и звук ее смеха согревал его тело и душу. Как дети, счастливые беззаботные дети, они играли, брызгаясь и окуная друг друга, пока не начало светать. Виктория выиграла, конечно, потому что она была в разы сильнее, чем он, но Эйден никогда так еще не веселился.

«Эйден, милый», заговорила Ева впервые за несколько часов. Ее голос застал его врасплох. Все это время души молчали, и он осознал это только сейчас. — Тебе нужно возвращаться. Нам повезет, если Дэн все еще спит и не застанет тебя залезающим в окно.

Она была права.

«Черт, хотел бы я чувствовать то же, что и ты», воскликнул Калеб. «Я даже был не против вынужденного молчания. Тебя же прижали к женской груди. Несколько раз!»

Он едва сдержался, чтобы не закатить глаза.

— Если я не вернусь, меня поймают. — Эйден протянул руку и отвел влажную прядь с виска Виктории. — Но я хочу увидеть тебя снова. И не раз в неделю. Я хочу видеть тебя каждый день.

Ее улыбка исчезла, но она кивнула.

— Я не могу пообещать тебе, что смогу прийти завтра. Как я уже говорила, тебе лучше держаться от меня подальше. Но… я попытаюсь. Так или иначе, мы увидимся снова.

Оказавшись в своей комнате, Эйден все никак не мог перестать зевать. Ему страшно хотелось спать. Ему стоило бы поспать, или он, скорее всего, отключится где-нибудь у всех на виду. Но отдыхать — не было уже времени. Его так долго не было, что оставалось совсем немного времени до школы. Он взглянул на себя в зеркало — глаза опухшие, красные и горят. Да и еще один потемнел после драки с Оззи.

По крайней мере, его губа зажила. Прикосновение Виктории прекрасно сработало.

Он расплылся в улыбке, вспоминая. Он хотел снова почувствовать прикосновение ее губ. Только в этот раз он хотел, чтобы это прикосновение длилось как можно дольше. Он хотел, чтобы она обняла его за шею и поцеловала по-настоящему.

«О чем ты только думаешь?» — спросила Ева. — «Я же могу чувствовать, как повышается кровяное давление».