Ему не понравился этот звук, и он непроизвольно осмотрелся вокруг в поисках любой опасности затаившейся рядом. Но не было ничего подозрительного, даже насекомые затихли, возможно чувствуя, что он и Виктория больше чем люди и поэтому опаснее.

— Я хочу знать, каким образом тебе можно причинить вред. — Зная это, он также мог бы защитить ее от беды.

Девушка отступила и прислонилась к стволу дерева.

— Если рассказать кому-нибудь об уязвимых местах вампиров, то это наказывается смертью, причем наказывают и вампира, который рассказал, и того, кому рассказали. Именно по этой причине мою мать заставили покинуть Румынию. Она проболталась о наших секретах человеку, и теперь путь туда ей заказан, до тех пор пока отец не решит каким именно способом ее казнить. — Под конец ее голос дрогнул.

— Сожалею насчет твоей мамы. И не хочу, чтобы что-то подобное произошло с тобой, так что, пожалуйста, не говори мне. — Эйден боялся не столько за себя, сколько за нее. Он сумеет узнать это по-другому. Через Райли, например. Пусть окажет взаимную любезность.

Довольно странно, что его спутники никак не реагировали на ее слова. На самом деле они молчали, все то время как он очнулся в своем новом настоящем. Да, они всегда были молчаливы после путешествия в прошлое, но не так долго. А сейчас им бы стоило уже вернуться к своему обычному состоянию.

Он мог чувствовать их, так что они по-прежнему были в его голове. Но почему они не говорили?

Виктория разглядывала свои ноги. Туфли пропали, и можно было увидеть ее накрашенные черным лаком ногти. Черный. Ха. Ей больше нравилось цветное, он вспомнил ее задумчивую улыбку, когда она рассматривала дом Мэри Энн. Он подумал, что цветная отделка — это против вампирских правил. Если так, то будут ли у нее проблемы, если она покрасит часть волос в синий?

— Я рассказала тебе о наказании за разглашение вампирских секретов не для того, чтобы испугать тебя, — проговорила она. — А для того, чтобы предупредить о том, что может случиться, если ты расскажешь кому-то другому. Даже Мэри Энн.

— Серьезно. Ты не должна мне ничего рассказывать.

— Я хочу. — Девушка глубоко вздохнула и выдохнула. — Уязвимые места вампиров — это глаза и уши, — сказала она, показывая на них рукой. — Они не защищены в отличие от нашей кожи. — Затем она протянула руку. — Покажи мне один из своих кинжалов.

— Нет уж. Мне не нужна демонстрация.

Девушка мелодично рассмеялась.

— Глупый человек. Я не собираюсь выковырять для тебя собственный глаз.

Тогда что же она собралась делать? Дрожащей рукой он протянул ей лезвие.

— Смотри. — Парень не сводил глаз, она подняла оружие и ударила себя в грудь.

— Нет! — закричал он, пытаясь схватить ее за запястье и отдернуть руку назад, но опоздал. Эйден ожидал увидеть кровь, но увидел только дырку на майке. Хотя на коже не было ни царапины, его бросило в пот, а сердце бешено заколотилось. — Никогда больше так не делай, Виктория. Я серьезно.

Вампирша снова беззаботно рассмеялась.

— Ты — милый. Для таких как я и кол не страшен, не беспокойся. А это лезвие для меня — пустяк. — Она протянула ему кинжал, и он увидел, что он погнулся в середине. — Однако убить нас можно, если сжечь нашу кожу и добраться до чувствительных органов и это все, что нужно. — Девушка уронила кинжал и подняла руку, ее опаловое кольцо, которое она всегда носила, сверкнуло.

Держа ладонь вытянутой, она провела большим пальцем по камню, сдвинув опал из оправы и открыв углубление, которое было заполнено густой ярко-голубой пастой.

— Je la nune, — сказала Виктория. — Это… ну, как бы тебе это лучше описать? Это огонь, заключенный в кислоту, затем окутанный ядом и орошенный радиацией. Никогда до этого не дотрагивайся.

В предупреждении не было необходимости. Эйден уже отступил на шаг.

— Тогда почему ты носишь его с собой?

— Не все вампиры следуют за моим отцом. Есть и бунтари, которые только спят и видят, как убить меня. А этим я могу заставить их поплатиться.

— Если это такая едкая штука, то, как кольцо ее выдерживает?

— Как существует огнеупорная защита для человеческих вещей, так есть и металлы, стойкие к je la nune. Не все, но несколько. Мои ногти окрашены одним из таких расплавленных металлов, чтобы уберечь их от окисления.

Она погрузила длинный ноготь в пасту, закрыла ее, затем подняла другую руку и порезала запястье. Плоть зашипела, и кровь тут же брызнула и закапала вниз по руке. Вампирша поморщилась, сжав губы, сдержала стон.

— Зачем ты это делаешь? — выпалил Эйден. — Я же сказал, что мне не нужна демонстрация.

Минуту спустя она смогла проговорить, задыхаясь.

— Я хотела, чтобы ты увидел. И понял ее силу.

Он сжал ее запястье пальцами, пытаясь остановить кровь.

— Вылечишься?

— Да.

Он все еще слышал боль в ее голосе. Из открытой раны все еще текла кровь. Ее кровь была такой красной, яркой и как будто с крошечными кристаллами, что отражали тусклый солнечный свет и искрились.

— Когда?

— Скоро. — Девушка закрыла глаза, но он успел заметить, как она украдкой бросила взгляд на вену, пульсировавшую на его шее. Виктория сжала зубы, оскалившись.

Рана все продолжала кровоточить. Девушка тяжело дышала. Почему не… и тут догадка заставила Эйдена помрачнеть. Она не собиралась ему об этом рассказывать. Просто бы терпела, пока они не расстались.

— Ты сможешь вылечить, если выпьешь крови, так ведь?

Она кивнула, медленно открыла веки, остановилась взглядом на парне. Судорожно вздохнула. Он буквально ощутил силу ее голода. К счастью ее сопротивление было почти сломлено, и он понимал это. Наконец.

Он отпустил ее руку и взял ее лицо в свои ладони.

— Тогда выпей моей крови. Пожалуйста. Я хочу, что бы ты это сделала.

Девушка впилась зубами в нижнюю губу.

— Не беспокойся. Я подкреплюсь позже. Все будет в порядке.

— Я хочу быть тем, кто тебе поможет. Вылечит тебя также, как ты вылечила мою губу той ночью.

Она запустила пальцы в его волосы, на ее лица отразилась мука.

— Что если ты возненавидишь меня за то, что стал моей едой? Что если я стану отвратительна тебе? Что если твоя кровь станет для меня наркотиком, и я буду брать ее каждый день?

О, да. Она была сломлена. Эйден наклонился, медленно, так медленно, что она могла остановить его в любой момент, и прижался своими губами к ее губам.

— Я никогда не смогу ненавидеть тебя. Ты никогда не будешь мне отвратительна. И я был бы бесконечно рад видеть тебя каждый день. Я уже говорил тебе это.

Ее ресницы, такие невозможно длинные, сомкнулись.

— Эйден, — выдохнула она и затем поцеловала его. Ее великолепные губы раскрылись. Он жадно потянулся к ее губам и их языки встретились.

Он ощутил на своих губах вкус жимолости, свежий и сладкий. Она обвила его шею руками, притянув ближе к себе. Она сильно, до боли сжала его в объятиях, но ему это только нравилось. Он запустил пальцы в ее шелковистые волосы. Его первый поцелуй и именно с той девушкой, о которой он столько мечтал, так долго желал и будет желать, возможно, всегда.

Это было все, чего он так хотел, если не больше. Она была такой нежной по сравнению с ним. Весь мир вокруг него замер, и только она имела значение. Она стала его миром, его якорем в этой набирающей силу буре.

Все, что предсказывал Элайджа начало сбываться. Сначала его встреча с Викторией, затем этот поцелуй, после которого он никогда не станет прежним. Он знал, что за ним последует и ждал этого, но он никак не мог бы подготовиться к тому удивительному моменту, когда она оторвалась от его губ, опустила голову к его шее и глубоко впилась в нее зубами. На секунду его пронзила острая боль от укуса, а затем опьяняющее тепло разлилось по телу, будто она ввела наркотик прямо в вену, пока пила его кровь.

— Я в порядке, — предупредил он на случай, если она беспокоилась за него. Он не хотел, чтобы она останавливалась, даже когда почувствовал, как закружилась его голова, а тело стало невесомым, он не хотел, чтобы она останавливалась. Эйден гладил ее по голове, лишь бы она продолжала.