— Ничем.

Он ненавидел врать Дэну, но пришлось. Кто бы поверил, что он сражался с трупами?

— Ничем, да? — Дэн недоверчиво приподнял бровь. — Ничем — причина того, что у тебя все лицо измазано какой-то дрянью, а на шее следы укусов? Ничем — причина, что ты пропадал где-то весь день? Ты же знаешь, что должен ставить меня в известность.

— Я оставил записку, что я пошел осмотреть город, — И это была правда. Он осматривался. Не его вина, что он случайно наткнулся на оживших мертвецов. — Я не делал ничего противозаконного или приносящего вред кому-либо, — И это тоже было правдой. Не было нарушением закона убить уже мертвого человека и нельзя причинить вред трупу. — Даю слово.

Дэн вытащил зубочистку из кармана рубашки и зажал ее между зубами.

— Осмотр города в собственный выходной — это хорошо, я это даже поддерживаю, особенно, если даю согласие перед этим. Но я тебе не давал разрешения. Я бы дал тебе сотовый телефон с собой, чтобы, в случае чего, мог связаться с тобой. Но ты не дал мне такой возможности. Ты кинул записку на кухонный стол и слинял. Я мог бы позвонить социальному работнику, и тебя бы забрали отсюда.

Социальный работник, Мисс Киллерман — из-за нее Эйден оказался здесь. Она была чертовски старой, хотя, скорее всего, ей было что-то около тридцати, как и Дэну, и казалась Эйдену куском льда. Она была закреплена за ним с тех пор, как его перевели из предыдущего учреждения. Он получил, конечно, куратора, но не мог выходить за территорию.

Он подал жалобу. Когда Киллерман рассказала о «Д и М» и отправила туда запрос на прием, он был потрясен. А когда место, наконец, освободилось, он был вне себя от радости. Подумать только, что он мог бы сейчас потерять это место, что заранее его так пугало, остаться без Дэна, даже если бы он узнал, что Эйден опустошает кладбища.

— Эйден, ты меня слушаешь? — спросил Дэн. — Я сказал, что мог бы позвонить социальному работнику и доложить об этом.

— Я знаю. — Он поднял глаза на Дэна, чье лицо скрывала тень. — Ты это сделаешь?

Тишина. Ужасающая тишина

Затем Дэн взъерошил волосы.

— Не в этот раз. Но я не собираюсь всегда быть таким добрым. Ты понял меня? Я верю в тебя Эйден. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Но ты должен соблюдать мои правила.

Такой жест был неожиданным, такие слова очень удивили. Я верю в тебя. Что-то жгло его глаза. Эйден отказывался верить, что это были слезы, даже когда его подбородок начал трястись. Он никогда не считал своего наставника тряпкой.

— Ты все еще принимаешь свои лекарства? — внезапно спросил Дэн.

— Да. Конечно, — Ложь. Правда, полправды или даже недомолвки не сработали бы в этот раз. Признание, что он спустил таблетки в унитаз, было хуже, чем побег в город. Кроме того, Эйден не нуждался в таблетках. Они делали его бессильным, уставшим и затуманивали мысли. Что он и начинал сейчас чувствовать, покачиваясь от накатившего головокружения. Тупой трупный яд. Кроме того, головокружение подтолкнуло перейти к важному для Эйдена вопросу. — Вообще-то, я искал вас, когда пришел. Я… я…, - Давай же, просто скажи это. — Я хочу ходить в государственную школу. Кроссроудз Хай. — Ну вот. Сказал. И назад слово уже не возьмешь назад.

Дэн сдвинул брови.

— Государственная школа? Почему?

На этот вопрос было только одно правдоподобное объяснение.

— Я никогда не был среди нормальных, обычных детей моего возраста. Я думаю, это было бы полезно для меня. Я мог бы наблюдать за ними, заниматься с ними общим делом, научиться чему-то у них. Пожалуйста. Я не пропустил ни один сеанс терапии, с тех пор как я здесь. Я хожу на нее дважды в неделю. Доктор Куин думает, что я делаю успехи. — Доктор Куин была последней, кто пытался его вылечить. На самом деле она нравилась ему, она, казалось, действительно заботилась о нем.

— Я знаю. Она держит меня в курсе.

В этом также была причина, того, что Эйден предпочитал следить за тем, о чем он разговаривает с действующим из лучших побуждений доктором. Накатила следующая волна головокружения, и он потер виски.

— Если вы просто позвоните Мисс Киллерман, она сможет подписать необходимые бумаги, я смогу пойти на занятия уже на следующей неделе. Я пропущу только первый месяц. Эта школа будет началом моей новой нормальной жизни, которую, по вашим словам, вы для меня хотите.

Дэн сказал, не раздумывая.

— Звучит хорошо в теории… Не важно, о чем вы беседуете с доктором Куин, ты все еще разговариваешь сам с собой. Не пытайся отпираться, потому что я слышал сегодня утром. Кроме того, ты часами сидишь, уставившись в одну точку, исчезаешь, а, когда я вместе с другими ребятами тебя все-таки находим, ты раздраженный и злой. Поэтому я знаю, что ты ни с кем не подружишься. Извини, парень, но мой ответ — нет.

— Но…

— Нет. Это мое окончательное решение. На данный момент.

— Я не завожу друзей здесь, потому что никто из них мне не интересен.

— Возможно, ты недостаточно пытаешься узнать их.

Эйден сжал кулаки, и краска залила его лицо. Он не знал, от яда это или от злости. Возможно, он не достаточно старался, но с чего он должен был это делать? Он не хотел заводить дружбу с Оззи и его баранами.

— Я знаю, что ты злишься, но так будет лучше. Если хотя бы один студент по твоей вине пострадает, тебя отправят в тюрьму, без вариантов. И, как уже говорил, я не хочу, чтобы это случилось. Ты хороший парень с большими возможностями. Позволь им проявиться. Хорошо?

Злость немного отпустила Эйдена — Дэн был так добр к нему. Но решимость, однако, только усилилась: он должен посещать эту школу, должен проводить больше времени с Мэри Энн. Конечно, он мог «случайно» пересечься с ней в городе, но когда? Как часто? Школьные занятия были пять дней в неделю, по семь часов в день. Там бы у него была прекрасная возможность узнать что-либо о ней, о том, как она на время, как бы, давала ему ощущение покоя.

В течение тех семи счастливых часов он бы чувствовал себя в покое. Ради этого он сделал бы что угодно. Даже… Он сглотнул, не решаясь закончить пугающую его мысль.

— Вы уверены? — спросил он, давая Дэну последнюю возможность изменить сое решение.

— Совершенно.

— Хорошо, как скажете. — Эйден осмотрел пастбище, затем кинул быстрый оценивающий взгляд назад — хорошо ли парням было видно его из ночлежки, если вдруг они решили бы посмотреть в окно. Все прекрасно было видно. К несчастью, это могло только помешать. Хотелось бы надеяться, что, если они наблюдали сейчас, то приняли бы то, что произойдет за галлюцинации, так как обкурились.

«Ты действительно собираешься это сделать?» — спросил он себя. Все, что угодно могло пойти не так. И тогда его бы заперли где-нибудь навсегда, чтобы изучать и исследовать пределы его возможностей. Дрожь пробежала по всему его позвоночнику, и он облизнул пересохшие губы. Да, он действительно собирался. Не было другого пути, результат слишком важен.

«Я знаю, что ты задумал, Эйд, и это плохая затея,» — Если бы у Калеба было собственное тело, он бы схватил Эйдена за плечи и, как следует, встряхнул. «Вообще-то, ужасная идея. И не надо быть экстрасенсом, чтобы понять это.»

В последний раз, когда он делал что-то подобное, он неделю пролежал в постели, холодный, трясущийся, вздрагивающий от каждого шума, любое прикосновение к коже было непереносимым. А сейчас, с ядом в крови, последствия могли быть в тысячи раз хуже.

«Эйден», — начала было неизбежную лекцию Ева.

— Прости, Дэн. — Произнес парень… прежде чем шагнуть в его тело.

Он завопил от мучительной боли от трансформации из твердой оболочки в бесформенный туман, которая также заставила закричать и Дэна. Они упали на колени в приступе дурноты и головокружения. Окружающие цвета смешались: зеленый цвет травы с коричневым цветом коров, ярко-красный трактор с желтой пшеницей. Он задыхался, его бил озноб, а желудок грозил вывернуться на изнанку.

Глубокий вдох, глубокий выдох. Несколько минут ушло на то, чтобы найти центр тяжести. Боль ослабела, но не намного.