32. «Полно, сивка, видно, тра…» Полно, сивка, видно, тра Бросить соху. Хлещет ливень и сечет. Видно, ждет нас до утра Сон, коняшня и почет. <1909–1912> 33. Трущобы
Были наполнены звуком трущобы, Лес и звенел и стонал, Чтобы Зверя охотник копьем доконал. Олень, олень, зачем он тяжко В рогах глагол любви несет? Стрелы вспорхнула медь на ляжку, И не ошибочен расчет. Сейчас он сломит ноги оземь И смерть увидит прозорливо, И кони скажут говорливо: «Нет, не напрасно стройных возим». Напрасно прелестью движений И красотой немного девьего лица Избегнуть ты стремился поражений, Копьем искавших беглеца. Все ближе конское дыханье И ниже рог твоих висенье, И чаще лука трепыханье, Оленю нету, нет спасенья. Но вдруг у него показались грива И острый львиный коготь, И беззаботно и игриво Он показал искусство трогать. Без несогласья и без крика Они легли в свои гробы, Он же стоял с осанкою владыки – Были созерцаемы поникшие рабы. <1910> 34. Змей поезда. Бегство Посвящается охотнику за лосями, павдинцу Попову; конный, он напоминал Добрыню. Псы бежали за ним, как ручные волки. Шаг его – два шага простых людей. 1 Мы говорили о том, что считали хорошим, Бранили трусость и порок. Поезд бежал, разумным служа ношам, 2 Змеей качаемый чертог. Задвижками стекол стукал, Шатал подошвы ног. 3 И одурь сонная сошла на сонных кукол, Мы были – утесы земли. Сосед соседу тихо шушукал 4 В лад бега железного скользкой змеи. Испуг вдруг оживил меня. Почудилось, что жабры Блестят за стеклами в тени. 5 И посмотрел. Он задрожал, хоть оба были храбры, Был ясен строй жестоких игол. Так, змей крылатый! Что смерть, чума иль на охоте бабры. 6 Пред этим бледным жалом, им призрак нас дразнил и дрыгал. Имена гордые, народы, почестей хребты? – Над всем, всё попирая, призрак прыгал. 7 То видя, вспомнил я лепты́, Что милы суровому сердцу божеств. «Каковых ради польз, – воскликнул я, – ты возродил черты 8 Могучих над змеем битвы торжества?» Как ужас или как творец неясной шутки Он принял вид и облик подземных существ? 9 Но в тот же миг заметил я ножки малютки, Где поприще бега было с хвостом. Эти короткие миги были столь жутки, 10 Что я доныне помню, что было потом. Гребень высокий, как дальние снежные горы, Гада покрыл широким мостом. 11 Разнообразные людские моры Как знаки жили в чешуе. Смертей и гибели плачевные узоры 12 Вились по брюху, как плющ на стене. Наместник главы, зияла раскрытая книга, Как челка лба на скакуне. 13 Сгибали тело чудовища преемственные миги, То прядая кольцами, то телом коня, что встал, как свеча. Касалися земли нескромные вериги. 14 И пасть разинута была, точно для встречи меча. Но сеть звездами расположенных колючек Испугала меня, и я заплакал не крича. 15 Власам подобную читая книгу, попутчик Сидел на гаде, черный вран, Усаженный в концах шипами и сотнями жучек. 16 Крыла широкий сарафан Кому-то в небе угрожал шипом и бил, и зори За ним светлы, как око бабра за щелью тонких ран. 17 И спутник мой воскликнул: «Горе! Горе!» – И слона вымолишь не мог, охвачен грустью. Угроза и упрек блестели в друга взоре. 18 Я мнил, что человечество – верховье, мы ж мчимся к устью, И он крылом змеиным напрягал, Блестя зубов ужасной костью. 19 И вдаль поспешно убегал, Чтоб телу необходимый дать разбег И старого движенья вал. 20 В глазах убийство и ночлег, Как за занавеской желтой ссору, Прочесть умел бы человек. |
