181. Кто? Парень С слоновьим затылком И нежными и добрыми громадными неловкими ушами Выпятил вперед, Свесив губу, как слово «так!», Свой железный подбородок Вождя толп, Прет вперед и вперед, и вперед! С веселыми глазами Крушения на небе летчик, Где мрачность миров осыпана Осколками птицы железной, Веселой птицы осколками. И слабыми, добрыми губами. Богатырь с сажень в плечах – Кто он? Бывало, своим голосом играя, как улыбкой, Он зажигает спичку острот О голенище глупости. Начало 1922 182. «Оснегурить тебя…» Оснегурить тебя Пороши серебром. Дать большую метлу, Право гнать зиму Тебе дать. Начало 1922 183. «Приятно видеть…» Приятно видеть Маленькую пыхтящую русалку, Приползшую из леса, Прилежно стирающей Тестом белого хлеба Закон всемирного тяготения! Начало 1922 184. «Участок – великая вещь!..» Участок великая вещь! Это – место свиданья Меня и государства. Государство напоминает, Что оно все еще существует! Начало 1922 185. «Солнца лучи в черном глазу…» Солнца лучи в черном глазу У быка И на крыле синей мухи, Свадебной капли чертой Мелькнувшей над ним. <Весна 1922> 186. «Народ отчаялся. Заплакала душа…» Народ отчаялся. Заплакала душа. Он бросил сноп ржаной о землю И на восток ушел с жаной, Напеву самолета внемля. В пожарах степь, Холмы святые. В глазах детей Встают Батыи. Колосьев нет… их бросил гневно Боже ниц, И на восток уходит беженец. <Март 1922?> 187. «Есть запах цветов медуницы…» Есть запах цветов медуницы Среди незабудок В том, что я, Мой отвлеченный строгий рассудок, Есть корень из Нет-единицы, Точку раздела тая К тому, что было, И тому, что будет. Кол. Начало 1922 188. Ночной бал
Девы подковою топали О́ поле, о́ поле, о́ поле! Тяжкие билися тополи, Звездный насыпан курган. Ночь – это глаз у цыган! Колымага темноты, Звучно стукали коты! Ниже тучи опахала Бал у хаты колыхала, Тешась в тучах, тишина, И сохою не пахала Поля молодца рука. Но над вышитой сорочкой Снова выросли окопы, Через мглу короткой ночки Глаз надвинулись потопы. Это – бревна, не перина, Это – кудри, не овчина… Кто-то нежный и звериный. «Ты дичишься? Что причина? Аль не я рукой одною Удержу на пашне тройку? Аль не я спалил весною Так, со зла, свою постройку? Чтобы билось серебро, Покрывало милой плечи, Кто всадил нож под ребро Во глухом лесу, далече? Кровью теплой замарал Мои руки, деньги шаря. Он спросонок заорал С диким ужасом на харе. И теперь красоткой первой Ты проходишь меж парней. Я один горюю стервой На задворках, на гумне». Каркнет ворон на юру. Всё за то, пока в бору Роса пала над покойником, Ты стоял лесным разбойником. Всё задаром! Даром волос вьется скобкой, Даром в поле зеленя. «Точно спичка о коробку, Не зажжешься о меня». Смотришь тихо и лениво, Тихо смотришь на кистень. Где же искра? Знать, огниво Недовольно на кремень. Начало 1922 189. «Трата и труд, и трение…» Трата и труд, и трение, Теките из озера три! Дело и дар из озера два! Трава мешает ходить ногам, Отрава гасит душу, и стынет кровь. Тупому ножу трудно резать. Тупик – это путь с отрицательным множителем. Любо идти по дороге веселому, Трудно и тяжко тропою тащиться. Туша, лишенная духа, Труп неподвижный, лишенный движения, Труна́ – домовина для мертвых, Где нельзя шевельнуться, – Все вы течете из тройки, А дело, добро – из озера два. Дева и дух, крылами шумите оттуда же. Два – движет, трется – три. «Трави ужи», – кричат на Волге, Задерживая кошку. Начало 1922 190. Всем Есть письма – месть. Мой плач готов, И вьюга веет хлопьями, И носятся бесшумно духи. Я продырявлен копьями Духовной голодухи, Истыкан копьями голодных ртов. Ваш голод просит есть, И в котелке изящных чум Ваш голод просит пищи – вот грудь надармака! И после упадаю, как Кучум От копий Ермака. То голод копий проколоть Приходит рукопись полоть. Ах, жемчуга с любимых мною лиц Узнать на уличной торговке! Зачем я выронил эту связку страниц? Зачем я был чудак неловкий? Не озорство озябших пастухов – Пожара рукописей палач, – Везде зазубренный секач И личики зарезанных стихов. Все, что трехлетняя година нам дала, Счет песен сотней округлить, И всем знакомый круг лиц, Везде, везде зарезанных царевичей тела, Везде, везде проклятый Углич! Апрель – май 1922 |
