12. «Вечер. Тени…» Вечер. Тени. Сени. Лени. Мы сидели, вечер пья. В каждом глазе – бег оленя, В каждом взоре – лёт копья. И когда на закате кипела вселенская ярь, Из лавчонки вылетел мальчонка, Провожаемый возгласом: «Жарь!» И скорее справа, чем правый, Я был более слово, чем слева. <1908> 13. «В пору, когда в вырей…» В пору, когда в вырей Времирей умчались стаи, Я времушком-камушком игрывало, И времушек-камушек кинуло, И времушко-камушко кануло, И времыня крылья простерла. <1908> 14. «Мне спойте про девушек чистых…» Мне спойте про девушек чистых, Сих спорщиц с черемухой-деревом, Про юношей стройно-плечистых: Есть среди вас они – знаю и верю вам. <1908> 15. «Мизинич, миг…» Мизинич, миг, Скользнув средь двух часов, Мне создал поцелуйный лик, И крик страстей, и звон оков. Его, лаская, отпустил, О нем я память сохранил, О мальчике кудрявом. И в час работ, И в час забавы О нем я нежно вспоминаю И, ласкою отменной провожая, Зову, прошу: «Будь гостем дорогим!» 1908 16. «Любил я, стенал я, своей называл…» Стенал я, любил я, своей называл Ту, чья невинность в сказку вошла, Ту, что о мне лишь цвела и жила И счастью нас отдала ‹…› Но Крысолов верховный «крыса» вскрикнул И кинулся, лаем длившись, за «крысой», – И вот уже в липах небога, И зыбятся свечи у гроба. <1908> 17. «когда казак с высокой вышки…» Когда казак с высокой вышки Увидит дальнего врага, Чей иск – казацкие кубышки, А сабля – острая дуга, – Он сбегает, развивая кудрями, с высокой вышки, На коня он лихого садится И летит без передышки В говором поющие станицы. Так я, задолго до того мига, Когда признание станет всеобщим, Говорю: «Над нами иноземцев иго, Возропщем, русские, возропщем! Поймите, что угнетенные и мы – те ж! Учитесь доле внуков на рабах И, гордости подняв мятеж, Наденьте брони поверх рубах!» <1908> 18. Скифское
Что было – в водах тонет. И вечерогривы кони, И утровласа дева, И нами всхожи севы. И вечер – часу дань, И мчатся вдаль суда, И жизнь иль смерть – любое, И алчут кони боя. И в межи роя узких стрел – Пустили их стрелки – Бросают стаи конских тел Нагие ездоки. И месть для них – узда, Желание – подпруга. Быстра ли, медленна езда, Бежит в траве подруга. В их взорах голубое Смеется вечно вёдро. Товарищи разбоя, Хребет сдавили бедра. В ненастье любят гуню, Земли сырая обувь. Бежит вблизи бегунья, Смеются тихо оба. [Его плечо высоко, Ее нога, упруга, Им не страшна осока, Их не остановит куга.] Коня глаза косы, Коня глаза игривы: Иль злато жен косы Тяжеле его гривы? Качнулись ковыли, Метнулися навстречу. И ворог ковы лить Грядет в предвестьях речи. Сокольих крыл колки, Заморские рога. И гулки и голки, Поют его рога. Звенят-звенят тетивы, Стрела глаз юный пьет. И из руки ретивой Летит-свистит копье. И конь, чья ярь испытана, Грозит врагу копытами. Свирепооки кони, И кто-то, кто-то стонет. И верная подруга Бросается в траву. Разрезала подпругу, Вонзила нож врагу. Разрежет жилы коням, Хохочет и смеется. То жалом сзади гонит, В траву, как сон, прольется. Земля в ней жалом жалится, Таится и зыби́т. Змея, змея ли сжалится, Когда коня вздыбит? Вдаль убегает насильник. Темен от солнца могильник. Его преследует насельник И песен клич весельный… О, этот час угасающей битвы, Когда зыбятся в поле молитвы!.. И темны, смутны и круглы, Над полем кружатся орлы. Завыли волки жалобно: Не будет им обеда. Не чуют кони жала ног. В сознании – победа. Он держит путь, где хата друга. Его движения легки. За ним в траве бежит подруга – В глазах сверкают челоноки. Конец 1908 |
