135. Пасха в Энзели Темно-зеленые, золотоокие всюду сады, Сады Энзели. Это растут портахалы, Это нарынчи Золотою росою осы́пали Черные ветки и сучья. Хинное дерево С корой голубой Покрыто улитками. А в Баку нет нарынчей, Есть остров Наргинь, Отчего стала противною Рыба морская, белуга или сомы. О сумасшедших водолазах Я помню рассказы Под небом испуганных глаз. Тихо. Темно. Синее небо. Цыганское солнышко всходит, Сияя на небе молочном. Бочонок джи-джи Пронес армянин, Кем-то нанят. Братва, обнимаясь, горланит: «Свадьбу новую справляет Он, веселый и хмельной. Свадьбу новую справляет Он, веселый и хмельной». Так до утра. Пения молкнут раскаты. Слушай, годок: «Троцкий» пришел. «Троцкого» слышен гудок. Утро. Спали, храпели. А берега волны бились и пели. Утро. Ворона летит, И курским соловьем С вершины портахала Поет родной России Ка, Вся надрываясь хриплою грудью. На родине, на севере, ее Зовут каргою. Я помню, дикий калмык Волжской степи Мне с сердцем говорил: «Давай такие деньги, Чтоб была на них карга». Ноги, усталые в Харькове, Покрытые ранами Баку, Высмеянные уличными детьми и девицами, Вымыть в зеленых водах Ирана, В каменных водоемах, Где плавают красные до огня Золотые рыбы и отразились плодовые деревья Ручным бесконечным стадом. Отрубить в ущельи Зоргама Темные волосы Харькова, Дона и Баку. Темные вольные волосы, Полные мысли и воли. Весна 1921 136. Новруз труда Снова мы первые дни человечества! Адам за адамом Проходят толпой На праздник Байрама Словесной игрой. В лесах золотых Заратустры, Где зелень лесов златоуста! Это был первый день месяца Ая. Уснувшую речь не забыли мы В стране, где название месяца – Ай И полночью Ай тихо светит с небес. Два слова, два Ая, Два голубя бились В окошко общей таинственной были… Алое падает, алое На древках с высоты. Мощный труд проходит, балуя Шагом взмах своей пяты. Трубачи идут в поход, Трубят трубам в рыжий рот. Городские очи радуя Золотым письмом полотен, То подымаясь, то падая, Труд проходит, беззаботен. Трубач, обитый змеем Изогнутого рога! Веселым чародеям Широкая дорога! Несут виденье алое Вдоль улицы знамёнщики, Воспряньте, все усталые! Долой, труда погонщики! Это день мирового Байрама. Поодаль, как будто у русской свободы на паперти, Ревнивой темницею заперты, Строгие, грустные девы ислама. Черной чадрою закутаны, Освободителя ждут они. Кардаш, ружье на изготовку Руками взяв, несется вскачь, За ним летят на джигитовку Его товарищи удач. Их смуглые лица окутаны в шали, А груди в высокой броне из зарядов, Упрямые кони устало дышали Разбойничьей прелестью горных отрядов. Он скачет по роще, по камням и грязям, Сквозь ветер, сквозь чащу, упорный скакун, И ловкий наездник то падает наземь, То вновь вверх седла – изваянья чугун. Так смуглые воины горных кочевий По-братски несутся, держась за нагайку, Под низкими сводами темных деревьев, Под рокот ружейный и гром балалайки. Начало мая 1921 137. Кавэ-кузнец
Был сумрак сер и заспан. Меха дышали наспех, Над грудой серой пепла Храпели горлом хрипло. Как бабки повивальные Над плачущим младенцем, Стояли кузнецы у тела полуголого, Краснея полотенцем. В гнездо их наковальни, Багровое жилище, Клещи носили пищу – Расплавленное олово. Свирепые, багряные Клещи, зрачками, оловянные, Сквозь сумрак проблистав, Как вдоль других устав. Они, как полумесяц, блестят на небеси, Змеей из серы вынырнув удушливого чада, Купают в красном пламени заплаканное чадо И сквозь чертеж неясной морды Блеснут багровыми порой очами черта. Гнездо ночных движений, Железной кровью мытое, Из черных теней свитое, Склонившись к углям падшим, Как колокольчик, бьется железных пений плачем. И те клещи свирепые Труда заре пою. И где, верны косым очам, Проворных теней плети Ложились по плечам, Как тень багровой сети, Где красный стан с рожденья бедных Скрывал малиновый передник Узором пестрого Востока, А перезвоны молотков – у детских уст свисток, – Жестокие клещи, Багровые, как очи, Ночной закал свободы и обжиг Так обнародовали: «Мы, Труд Первый и прочее и прочее…» Начало мая 1921 |
