158. «В тот год, когда девушки…» В тот год, когда девушки Впервые прозвали меня стариком И говорили мне: «Дедушка», – вслух презирая Оскорбленного за тело, отнюдь не стыдливо Поданное, но не съеденное блюдо, Руками длинных ночей, В лечилицах здоровья, – В это<м> я ручье Нарзана Облил тело свое, Возмужал и окреп И собрал себя воедино. Жилы появились на рук<ах>, Стала шире грудь, Борода шелковистая Шею закрывала. 7 ноября 1921 159. «Сегодня Машук, как борзая…» Сегодня Машук, как борзая, Весь белый, лишь в огненных пятнах берез. И птица, на нем замерзая, За летом летит в Пятигорск. Летит через огненный поезд, Забыв про безмолвие гор, Где осень, сгибая свой пояс, Колосья собрала в подол. И что же? Обратно летит без ума, Хоть крылья у бедной озябли. Их души жестоки, как грабли, На сердце же вечно зима. Их жизнь жестока, как выстрел. Счет денег их мысли убыстрил. Чтоб слушать напев торгашей, Приделана пара ушей. 9 ноября 1921, начало 1922 160. «Перед закатом в Кисловодск…» Перед закатом в Кисловодск Я помню лик, суровый и угрюмый, Запрятан в воротник: То Лобачевский – ты, Суровый Числоводск. Для нас священно это имя. «Мир с непоперечными кривыми» Во дни «давно» и весел Сел в первые ряды кресел Думы моей, Чей занавес уж поднят. И я желал сегодня, А может, и вчера, В знаменах Невского, Под кровлею орлиного пера, Увидеть имя Лобачевского. Он будет с свободой на «ты»! И вот к колодцу доброты, О, внучки Лобачевского, Вы с ведрами идете, Меня встречая А я, одет умом в простое, Лакаю собачонкой В серебряном бочонке Вино золотое. 10 ноября 1921 161. «Русь зеленая в месяце Ай!..» Русь зеленая в месяце Ай! Эй, горю-горю, пень! Хочу девку – исповедь пня. Он зеленый вблизи мухоморов. Хоти девок – толкала весна. Девы жмурятся робко, Запрятав белой косынкой глаза. Айные радости делая, Как ветер проносятся Жених и невеста, вся белая. Лови и хватай! Лови и зови огонь горихвостки. Туши поцелуем глаза голубые, Шарапай! И, простодушный, медвежьею лапой Лапай и цапай Девичью тень. Ты гори, пень! Эй, гори, пень! Не зевай! В месяце Ай Хохота пай Дан тебе, мяса бревну. Ну? К девам и жёнкам Катись медвежонком Или на панской свирели Свисти и играй. Ну! Ты собираешь в лукошко грибы В месяц Ау. Он голодай, падает май. Ветер сосною люлюкает, Кто-то поет и аукает, Веткой стоокою стукает. И ляпуна не поймать Бесу с разбойничьей рожей. Сосновая мать Кушает синих стрекоз. Кинь ляпуна, он негожий. Ты, по-разбойничьи вскинувши косы, Ведьмой сигаешь через костер, Крикнув: «Струбай!» Всюду тепло. Ночь голуба. Девушек толпы темны и босы, Темное тело, серые косы. Веет любовью. В лес по грибы. Здесь сыроежка и рыжий рыжик С малиновой кровью, Желтый груздь, мохнатый и круглый, И ты, печери́ца, Как снег скромно-белая. И белый, крепыш с толстой головкой. Ты гнешь пояса, Когда сенозарник, В темный грозник. Он – месяц страдник, Алой змеею возник Из черной дороги Батыя. Колос целует Руки святые Полночи богу. В серпня неделю машешь серпом, Гонишь густые колосья, Тучные гривы коней золотых, По́том одетая, пьешь Из кувшинов холодную воду. И в осенины смотришь на небо, На ясное бабие лето, На блеск паутины. А вечером жужжит веретено. Девы с воплем притворным Хоронят бога мух, Запекши с малиной в пирог. В месяц реун слушаешь сов, Урожая знахарок. Смотришь на зарево. После зазимье, свадебник месяц, В медвежьем тулупе едет невеста, Свадьбы справляешь, Глухарями украсив Тройки дугу. Голые рощи. Сосна одиноко Темнеет. Ворон на ней. После пойдут уже братчины. Брага и хмель на столе. Бороды политы серыми каплями, Черны меды на столе. За ними зимник – Умник в тулупе. Осень 1921 162. «Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые…»
Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые, Проносят медь, железо, олово; Огня – ночного властелина – вой; Клещи до пламени малиновые; В котлах чугунных кипяток Слюною кровавою клокочет; Он дерево нечаянно зажег, Оно шипит и вспыхнуть хочет! Ухват руду хватает мнями И мчится, увлекаемый ремнями. И, неуклюжей сельской панны, Громадной тушей великана Руда уселась с края чана, Чугун глотая из стакана! Где печка с сумраком боролась, Я слышал голос – ржаной, как колос: «Ты не куй меня, мати, К каменной палате! Ты прикуй меня, мати, К девич<ь>ей кровати!» Он пел по-сельскому у горна, Где всё – рубаха даже – черно. Зловещий молот пел набат, Руда снует вперед-назад! Всегда горбата, в черной гриве, Плеснув огнем, чтоб быть красивой. Осень 1921 |
