В верхней части кормы виднелась доска серебристого цвета, она резко выделялась на фоне изглоданной ржавчиной стальной обшивки. На доске клинообразными буквами были выведены какие-то слова — видимо, название судна и порт приписки.

— Дощечка-то — чистое серебро! — услышал я резкий, усиленный интромембраной голос Павла. — Богато жили господа!.. Мне бы в молодости такую оторвать — забодал бы втихаря и «Волгу» купил бы.

— Волгу? — невольно переспросил я.

— Это машина такая была, автомобиль, — небрежно пояснил мой друг, и я снова подивился: даже здесь, под океаном чужой планеты, он продолжает, теша себя, играть роль пришельца из XX века.

...Из песка торчала лопасть винта. Я приказал чЕЛОВЕКУ осторожно очистить ее от ржавчины и обнаружил на стали следы кавитации; это означало, что судно затонуло не в первом своем рейсе. Но почему затонуло? Это можно определить по характеру пробоины, однако искать пробоину нужно не снаружи, ибо пароход занесен илом выше ватерлинии.

— Мы в эту лайбу снизу войдем, — прервал мои размышления Павел. — Пусть на нас этот хмырь небесный потрудится, ему обшивку прорезать — плевое дело.

Я счел разумным это предложение. Выбрав место поближе к корме, мы дали чЕЛОВЕКУ соответствующие указания.

— Порабатывай, порабатывай, трутень космический! Это тебе не в техноскладе на боку лежать! — торопил Павел чЕЛОВЕКА.

— Порабатываю я. Это не в техноскладе на боку лежать мне, — отвечал «Коля», орудуя гидромонитором.

Когда к борту был промыт удобный проход, чЕЛОВЕК плазменным резаком вырезал в обшивке прямоугольное отверстие 1×2 метра. Едва он отвел в сторону стальной лист, как из судна начала вываливаться какая-то темная комковатая масса. Уголь! Мы наткнулись на бункерную яму! Я приказал «Коле» расчистить вход, а когда он это выполнил, дал ему указание произвести обзорную разведку внутри судна, вернуться через десять минут и доложить обо всем, что есть.

проскандировал Павел. Затем сказал: — Степа, а ты примечаешь, какие ободки у иллюминаторов?! Опять же аргентум!.. Ну, я понимаю: серебряная доска на корме — это для понта, для престижа. Но иллюминаторы — это уже суперпонт. Даже не верится...

Он вынул из нагрудного кармана скафандра анализатор и навел его на ближайший к нам иллюминатор. Потом, вглядевшись в микротабло, проговорил с каким-то детским испугом:

— Степа, тут на табло цифра «78» выпрыгнула! Это платина, Степа! Ты понимаешь, на какой клад мы нарвались! Везет, как утопленникам!

— Почему ты впал в такой ажиотаж?! — удивился я. — Спору нет, платина — металл в технике нужный, однако некоторые его свойства не вполне...

— Эх, Степан, не состыковаться нам в этом вопросе! При чем тут техника! Ведь платина — она даже золота дороже!.. Только ты не подумай, что я какой-то там куркуль недорезанный. Я знаю, что и в старину не в этом было главное счастье людское.

Вскоре посланец явился из разведки и доложил:

— Выход на крышу завален песком. Движущиеся существа типа щука-карась не агрессивны. В больших комнатах, в малых комнатах на полу много где секретные ваши конструкции видел я.

— Последняя фраза неясна и даже двусмысленна, — сказал я.

— Торгуй да не затоваривайся! — добавил Белобрысов. — Хоть нас таблетками «антисекс» на четыре года напичкали, но секретные конструкции наши — при нас! Мы на Земле свое еще наверстаем!

— Осмелюсь объявить, что вас не понял я, — четко произнес «Коля».

— Мы тебя тоже не поняли, — буркнул Павел. — Веди нас в нутро этой шаланды.

чЕЛОВЕК засветился и шагнул в глубь корабля. Мы последовали за ним. Начали с котельной. Техника соответствовала земной технике начала XX века: водотрубные камерные двухтопочные котлы, близкие по конструкции котлам Ярроу. Все они были изъедены ржавчиной и покрыты илом; механических повреждений не имелось. Экспресс-анализ шлака и нагара на колосниковых решетках показал, что морская вода вступила в химвзаимодействие с ними в тот момент, когда топки были в холодном, беспламенном состоянии. Этот странный факт как бы опровергал внезапность катастрофы. Но ведь ялмезиане даже шлюпками не успели воспользоваться! Исходя из этого, морская вода должна была хлынуть в горячие топки, а никак не в остывшие.

— Может, судно в это время дрейфовало? — высказал предположение Белобрысов.

— Нет, Паша! — возразил я. — Никакой капитан не позволит своему кораблю дрейфовать невдалеке от берега!

— А может, капитан этот с ума скатился. Плавал-плавал, а потом подумал: «Ну вас всех к чертям! Сойду-ка я с ума». И сказал он команде: «Гуляй, ребята! Даю вам отпуск до Судного дня!» И началось тут...

— Вернемся к реальности, Паша! Быть может, авария произошла в то время, когда на пароходе вспыхнула эпидемия? Команда утратила работоспособность...

— Не слишком ли много удовольствий на один день — тут тебе и авария, тут тебе и эпидемия, — засмеялся Павел. — Ты хорошо обследовал там? — обратился он к чЕЛОВЕКУ, указав рукой вниз.

— Подвал осмотрел я. Ничего там не нашел я, — ответил «Коля».

— Темнишь что-то, тунеядец! А ну-ка веди нас туда.

Мы спустились в трюм по наклонному ходу. Он был действительно пуст, если не считать множества массивных платиновых болванок, лежавших под слоем ила; ими было вымощено все днище. Несомненно, они играли роль балласта, способствуя остойчивости судна.

— По миллионам топаем! Прямо-таки священная дрожь меня пробирает! — высказался Павел. Он и в дальнейшем никак не мог привыкнуть к обилию платины на Ялмезе и к тому, что бывшие обитатели планеты относились к этому металлу без всякого почтения.

...Трюм имел пять отсеков, но все водонепроницаемые двери оказались открытыми. Получалось, что за плавучесть парохода не только не боролись, но и способствовали скорейшему его затоплению! Ошеломил нас и характер пробоин. Мы без труда обнаружили их в среднем отсеке; их имелось две, по одной в каждом борту. Заусеницы, рваные лохмотья железа окаймляли их не с трюмной стороны бортов, а торчали наружу. Дыры были пробиты изнутри! Судно погубили умышленно!

Я немедленно выдвинул предположение, что в то время на Ялмезе шла война, и вот на пароход, шедший под флагом страны «А», напал эсминец страны «Б». Пассажиров и команду взяли в плен, а судно — на буксир. Но вскоре...

— Ррромантика! — насмешливо изрек Павел. —

— Ты смеешься над моими догадками, но не выдвигаешь своих, — с досадой сказал я. — А ты-то сам в чем видишь причину гибели судна?

Но он уклонился от ответа и зачем-то придрался к чЕЛОВЕКУ, стал упрекать его в том, что тот умолчал о пробоинах.

— Доложить вам о том, что в доме есть, приказ был мне, — начал «Коля». — Вам о том, что есть, доложил я. Но дыра в стене — это не то, что есть. Дыра — это отсутствие того, что было в былом на месте данной пустоты. Вам о том, чего нет, не стал сообщать я.

— Ишь ты, софист какой выискался! С тобой спорить — все равно, что дохлую корову доить... Веди нас наверх! Да светись посильней, нечего тут режим экономии наводить!

Выслушав повеление Павла, чЕЛОВЕК включил самосвечение на полную мощность — и повел нас вверх по наклонному ходу. Мы очутились в камбузе. На занесенной илом кухонной плите нами были обнаружены платиновые сковороды, кастрюли, дуршлаги.