«Бежит неудержимо время…» Бежит неудержимо время И мимоходом в душу нам Бросает творческое семя… Иным, далеким временам, Не нам дано увидеть всходы: Кто будет помнить нас в те годы По нашим мертвым именам. «Вчера не ждали снегопада…» Вчера не ждали снегопада, А утром все белым-бело! И у крылечка — баррикада, И всю дорогу замело! На солнце снег в парче алмазной, И ветер радужную пыль Метет, крутя вихреобразно… А в памяти — живая быль: Сияет зал… Навстречу свету, В порыве пламенных надежд, Кружатся пары по паркету, И веет белый снег одежд… И в вихре вальса мчусь в метель я! Наряд твой — снежная парча, Как льдинки, жемчуг ожерелья, И ты — у моего плеча! «В тот час, когда вся жизнь на переломе…» Am andern Ufer — ein neuer Tag В тот час, когда вся жизнь на переломе, Настало время подвести итог, Припомнить гнет сомнений и тревог, Прислушаться к угрозе в дальнем громе… Чем завершить минувшее могу? Что ждет меня, когда достигну срока И новый день, неведомый, с востока Забрезжит ли на новом берегу? И прозвучали в глубине сознанья, Как бы в ответ, какие-то слова… Они дошли, как шорох колдовства, И потонули в тишине молчанья. После битвы (перевод с английского из Томаса Мура) На стан победный пала тень. И блещут молнии… В горах — Те, кем проигран этот день: Их горсть, но им неведом страх! Надежда, вера — навсегда В душе угасли… Кто б прочесть В сердцах героев мог, когда Остались им лишь жизнь и честь? Настал конец! Их волю гнет С лица земли готовь стереть… Они ждут утра: луч блеснет И даст им света — умереть… Есть мир, где их свобода ждет, Мир, не запятнанный ярмом, И, если смерть в тот мир ведет, Кто будет в этом жить рабом? «Струны рукой я ударил… Они задрожали, забились…» Струны рукой я ударил… Они задрожали, забились И загудели… Сначала нестройно и буйно, а после Тише и тише, и звуки, почти замирая, далеко В тихую, тихую чудную песню слилися… Сердце мое поразили рукою коварной… Сначала Билось оно, трепетало, пылая и гневом, и мщеньем; Но понемногу затихло, внимая чарующим звукам; Тихому, чудному гимну прощенья внимая. Вечность*
Поток огней над храмом Ра течет. В безлунном небе звезды так красивы…. А с кровли нам чуть видны Нил и Фивы: Со мной Учитель, старый звездочет. Великий жрец, кому везде почет, Он знает все: земных морей приливы, Созвездий ход и числ язык правдивый, И к Высшим Тайнам дух его влечет. — «Взгляни, мой сын: твой душе нетленной Дано гореть в святилище Вселенной Из века в век… Чрез много тысяч лет Ты вновь придешь к развалинам Карнака, Где будет прежним мерный бег планет В знакомом круге знаков Зодиака». «Казалось в юности, что времени стрела…» Казалось в юности, что времени стрела В полете к вечности минует все границы… Могли ль мы знать тогда, в преддверии темницы, Как мало времени Судьба нам здесь дала. Душа еще была по юному смела: За счастьем призрачным стремясь от колыбели, Мы не считали дней, понять мы не хотели, Как мало времени Судьба нам здесь дала. Все собирались жить… Но хлопоты, дела Всегда мешали нам, сомкнувшись тесным кругом… Так жить и не пришлось за вечным недосугом. Как мало времени Судьба нам здесь дала! Праматерь Ева У четырех скрещенных рек, В саду чудесном и богатом, В раю меж Тигром и Евфратом, Был создан первый человек. Он был один… Казалось, тонут За днями дни, как в смутном сне В какой-то сказочной стране; Но Бог его тоской был тронуть. И создал женщину Творец, Чтоб женский смех в пределах рая, Впервые сердцем замирая, Адам услышал, наконец… Теперь цветы, узор расцветок, Песок у голубой воды, В листве румяные плоды, И солнце днем в просветах веток, И ночью звезды без числа, И утром пенье птиц, и звери Под сенью пальм и криптомерий, Весь мир, еще не знавший зла, — Все стало так чудесно ново! Хотелось с новым новых встреч, И было радостно облечь Восторг свой в трепетное слово… И люди, Ева и Адам, Несли хвалу к престолу Божью, А на пути к его подножью Быль рай, как светлый, дивный храм. Весь в настоящем, мир наружно Воспринят был, как мир добра, Где вновь сегодня, как вчера, А снов о будущем не нужно… И так скользила жизнь: тиха, Блаженна и однообразна, Пока никто не знал соблазна, Пока никто знал греха. Но, вот, как бы случайно, к Древу Познания Добра и Зла Судьба однажды привела Скучавшую в тот полдень Еву… Ей вдруг почудилось: змея, Мелькнув, в ветвях прошелестела… Блеснули в листьях кольца тела, Блеснула кожи чешуя… Чей шепот долетел оттуда? Он был так призрачно-далек, И соблазнял, и звал, и влек К плодам, манившим тайной чуда. Но Ева помнила запрет Вкушать их… А плоды смущали… И мыслям грешным не сама ли Она шептала свой ответ? — «Дерзни запрет нарушит строгий! Дерзни!» — змеиный шепот был; — «Познав все то, что Бог ваш скрыл, Вы сами станете, как боги!» Желтели спелые плоды… Сорвать их было так несложно; И, надкусив один, тревожно Она ждала… Ждала беды. ……………………………….. А рай хранил свое обличье: Простор небес был так же чист, Был день безоблачно лучист, И чаровало пенье птичье… Благоухал все так же нард… Но жуткий страх скривил ей губы, Когда, рыча, оскалил зубы Ее любимый леопард… Тропинка становилась уже. Ревел какой-то зверь лесной… Так страшно стало быть одной, И Ева вспомнила о муже. Был в странной дымке небосвод. Не понимая, что случилось, Она бежала… Сердце билось… И был в руке запретный плод. Адам, не знавший искушений, Еще беспечный, как дитя, Вкусил и предрешил, шутя, Судьбу грядущих поколений. Кругом стемнело. Солнца лик Закрыли грозовые тучи, И Голос, грозный и могучий, Был в гневе царственно велик. Тогда, затрепетав от страха, Пред Тем, чьей власти нет границ, В смятеньи духа пали ниц Адам и Ева, дети праха. Но яркий свет рассек лучом В зловещем небе туч покровы, И пред четой предстал суровый Архангел с огненным мечом. С главой поникшей покидали Ада и Ева Отчий Дом, Гонимы страхом и стыдом Туда, в неведомые дали, Откуда был закрыт возврат Для тех, кто помнил грех минувший И меч Архангела блеснувший В последний раз у райских врат. ………………………………….. А нам с тобою, дорогая, Что нам дало познанье Змея? Ужель безрадостно текла Людская жизнь с утратой рая? О, нет! Была и радость… В ней — И счастье, и тепло живое, Каких не ведали те двое В былом блаженстве райских дней! Ты помнишь, что Адам-изгнанник Лишь после, в тягостном плену, Впервые полюбил жену, Как человек, как муж-избранник; И, если в нас течет их кровь, Нас не прельстить их прежним раем! Мы знаем лучшее: мы знаем Земную, грешную любовь. Пусть древний бог обрек нас гневу, — Благословив Судьбу свою, За грех, содеянный в раю, Благословим Праматерь Еву! |
