ДМИТРИЙ МАГУЛА. FATA MORGANA (Нью-Йорк, 1963) И лжет душа, что ей не нужно Всего, чего глубоко жаль. А.А. Фет От Автора В эту, третью по счету, книгу моих стихов вошли стихотворения, написанные с 1943 г. Первая книга, «Свет Вечерний», была издана в Париже, в 1931 г.; вторая — «Последние Лучи» — в Нью-Йорке, в 1943 г. Порядок чередования стихотворений не соответствует датам их создания и нарочито принять для некоторого разнообразия их по теме или по форме. Стихотворения, отмеченные в Алфавитном Указателе звездочкой, [*], были впервые напечатаны в Нью-Йорке, в 1949 г., в сборнике «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ», изданном «КРУЖКОМ РУССКИХ ПОЭТОВ в АМЕРИКЕ». В книгу включены восемь моих, близких к подлиннику, переводов с английского, испанского и французского, а за помещение одной шутки на тему о непогрешимости математики и одной, также шуточной, «баллады» автор приносить читателю свои извинения. Я считаю своим долгом, выразить свою признательность Mr. A. J. Lipp’y за его дружескую помощь мне в издании этой книги и за его решающую поддержку в размере всей суммы, недостававшей для покрытия расходов по изданию. «Пока живем, пока мы спорим…» Пока живем, пока мы спорим, За днями годы протекли И собираются вдали, Как облака над дальним морем… Но каждый мимолетный день, Пусть мимолетно-быстротечен, Был в прошлом чем-нибудь отмечен, Как на пути одна ступень. Где эти дни теперь? Не мы ли Хотели сами верить снам? Те дни — они приснились нам… А сердце шепчет: были… были… «К познанью мира только два пути…» К познанью мира только два пути: Один — искать для веры оправданья, Другой — чрез разум дерзко обрести В вопросах веры право отрицанья… Кто ближе к правде? Раб священных книг, Простертый ниц и одержимый бредом Иль тот, чей разум с горечью постиг, Что мир ему останется неведом? Все преходяще: смолк святой псалом И меркнет разум, гордый краткой славой… Прими же мир с его добром и злом, Каким он есть, не мудрствуя лукаво. «Я помню все… Ты отдала Шопену…» Я помню все… Ты отдала Шопену И мастерство игры, и грусть былых утрат Но вальс умолк. И вдруг, ему на смену, Победный грянул марш, призывный, как набат! Как будто ты хотела этим маршем Послать надежды весть бессильному рабу О том, что Жизнь, в своем венце монаршем, Придет и победит коварную Судьбу! Да, помню все… До мелочи последней, До жутких тех минут, когда с тобой Прощались мы в тот поздний час в передней, И слезы канули в бездонный водоем… Вагон летит… А ты осталась дома. Еще глухая ночь. Рассвет не наступал… И стук колес, как стрекот метронома, Ведет учет числу бегущих в вечность шпал. «Много в жизни тропинок исхожено…»
Много в жизни тропинок исхожено, Много в море промчалось валов, Было веры так много заложено В тайный смысл недосказанных слов; И для сердца так много все значило, Так манила далекая цель. А желанное счастье маячило С побережий заморских земель… Были в сердце порывы горячие И надежды хмельное вино, Но за долгие годы бродячие Так и не было счастья дано! Поздно ждать его сердцу мятежному: Вот, и белая прядь в волосах, А душа, на пути к неизбежному, Заблудилась в дремучих лесах… «Как старый раб, весь век в каменоломне…» Как старый раб, весь век в каменоломне Дробивший недра древних мрачных скал, — Беспомощный, бессильный, я упал… И, как огнем, всю душу обожгло мне! Я помню все: молился Красоте, Молил о чуде, как молили прежде, И отдал жизнь обманчивой надежде — Несбыточной, несбывшейся мечте… Мой час настал, и в сердце смерть стучится! Я притаюсь и не открою глаз: Я жду того — да, жду в последний раз! — Что не случилось, но могло случиться. Ветер Le moulin n’y est plus, mais le vent y est encore. Когда-то там, к тому пригорку, — И неужели так давно? — Кончая жатву и уборку, Везли на мельницу зерно… Вращались крылья, зерна плыли, Стучали мерно жернова И были слоем белой пыли Покрыты люди и трава. Сегодня вновь я здесь… Но где же Все то, что помню с детских лет? Все заросло травою свежей, И мельницы знакомой нет! И сердце как-то вдруг сознало, Что всех потерь былых не счесть, Что, вот… и мельницы не стало, Что только прежний ветер есть… Пленный лев (Перевод стихотворения Джоффрей Вивиен: Нью-Йорк Таймс, Окт. 28, 1948) Прутья решетки по небу проходят, мелькая… Лица за ними… И вдруг — мяса кусок кровяной. Там, где-то в памяти, смутные образы рая: Стебли высокой травы… озеро… огненный зной… |
