Ежегодное празднование Элевсиний в месяце Боедромионе приходилось на конец нашего сентября – начало октября и длилось 10-12 дней. Праздник разделялся на две части; он начинался в Афинах, затем торжественное шествие направлялось в Элевсин, и там главная часть мистерий совершалась в святилище.
Церемонии в Афинах и движение процессии в Элевсин не относились к числу тайных, и потому начальные дни праздника более или менее подробно описаны у античных авторов. Основная же часть мистерий известна в самых общих чертах, потому что мисты давали обет хранить в тайне все, что видели и слышали в Элевсинском святилище. О таинствах сейчас можно составить некоторое представление из тенденциозных рассказов раннехристианских авторов, а также по изображениям на вазах и рельефах и по руинам, раскопанным в Элевсине.
Г. Милонас, много лет проводивший археологические исследования в Элевсине и читавший у древних авторов все, что касалось Элевсинских мистерий, писал: «Много ночей я стоял на ступенях Телестериона (зала посвящений), купаясь в волшебно-серебряном сиянии луны, и надеялся услышать голос посвященных, надеялся, что человеческая душа все же сумеет уловить искорку сокрытого от рассудка. Увы! Древность упорно хранит свою тайну. Элевсинские мистерии разгадать невозможно»[257].
Противоположной точки зрения придерживается Д. Лауэнштайн. В монографии «Элевсинские мистерии» он подробно описал все, что якобы происходило перед глазами мистов, а также истолковал смысл священных гимнов и драматических представлений. Отдавая должное многим его интересным догадкам, следует сказать, что исследователь излишне увлекся собственными домыслами, с которыми во многих случаях трудно согласиться; ряд текстов древних писателей, на которые опирается Д. Лауэнштайн, вряд ли имеют хоть какое-то отношение к Элевсинским мистериям.
Суммируя изыскания современных ученых, можно кратко следующим образом описать порядок празднования Элевсинских мистерий, не затрагивая сокровенной сущности их ритуалов[258].
За два дня до праздника конный отряд афинских эфебов (юношей, проходивших военную подготовку) направлялся в Элевсин. Жрецы и жрицы выходили из святилища, неся с собой священные предметы, сложенные в особые круглые коробки-кисты, перевязанные пурпурными лентами. Вместе с кистами, наверное, выносили также одну или несколько священных статуй элевсинских богов. Жрецы погружались в повозку, и эфебы сопровождали их в Афины. Они прибывали туда 14 Боэдромиона и помещали священные предметы в Элевсинион, храм Деметры у подножия Акрополя.
Пятнадцатое число, первый день праздника, должно было приходиться на полнолуние. На агоре в Пестрой стое, расписанной картинами знаменитых художников (Paus. I, 15), архонт-басилевс, верховный жрец Афин, принимал иерофанта и дадуха, двух главных элевсинских жрецов, и давал им разрешение пригласить народ на праздник Элевсинских мистерий. Глашатай из рода Кериков призывал мужчин и женщин, желающих принять посвящение, публично назвать свои имена. Тогда любой мог опротестовать включение в кандидаты недостойных лиц. Глашатай напоминал, что все кандидаты должны знать греческий язык, не быть причастными к преступлениям, не иметь судимости и быть старше 19 лет.
Предварительно кандидаты в мисты подавали в афинский Элевсинион письменное прошение. Жрецы сверяли их имена по афинскому списку граждан (напомним, что иногородние должны были быть усыновлены местными гражданами), по судебной книге и, наконец, по перечню элевсинских мистов. Ведь считалось полезным принять посвящение по меньшей мере дважды, чтобы перейти от низшей к высшей ступени познания таинств и стать «эпоптом» (созерцателем). Из последних выделялись мистагоги, которые руководили неофитами во время мистерий.
В первый день праздника кандидаты узнавали, допущены ли они к таинствам. Получив положительный ответ, они вносили заранее определенную сумму денег и совершали положенные жертвоприношения. Если выяснялось, что кто-то, не внесенный в список неофитов, даже случайно увидел какую-то часть таинств, его за это казнили (Liv. XXXI, 41).
Во время мистерий рядовые участники надевали черные одежды, символизирующие скорбь Деметры. Во II в. н. э. цвет одежд изменился на белый по желанию императора Марка Аврелия. Он дошел до высшей ступени посвящения в мистерии и много сделал для Элевсинского святилища после его разорения костобоками в 166 г. Белый цвет одежд соответствовал настроению заключительной радостной части праздника, на которой тогда делался особый акцент. Среди однообразно одетых мистов главные жрецы и жрицы выделялись своим нарядным костюмом. Иерофант одевался в роскошное пурпурное облачение, украшенное узорами, а на голову возлагал миртовый венок. Длинные волосы второго по значению жреца-дадуха (факелоносца) обвязывались нарядной лентой (Lys. VI, 51; Plut. Alcib. 22; Athen. I, 21). Этот жрец, по крайней мере, в классический период, носил длинные волосы и особый костюм не только во время мистерий; поэтому, как писал Геродот, персы, увидев дадуха среди сражающихся, приняли его за царя.
Утром 16-го раздавался клич: «Мисты, к морю!» (Hesych. s. v. halade mуstai), и каждый, взяв живого поросенка, отправлялся на берег Фалерского залива. Там мисты омывались в море и купали поросят. Затем этих животных, символизировавших плодородие, приносили в жертву Деметре в афинском храме элевсинских богинь.
17-го числа в Пестром портике мистам разъясняли заповеди первосвященника Триптолема; в них, в частности, говорилось, что до окончания мистерий нельзя убивать животных и есть мясо, в жертвы же следует приносить лишь плоды и зерна. В этот день, начиная с 420 г. до н. э., справлялся праздник Эпидаврии в честь бога Асклепия – великого целителя и утешителя в болезнях и несчастьях. Согласно преданию, Асклепий прибыл в Афины из Эпидавра, где находилось его знаменитое святилище[259], и принял посвящение в Элевсинские мистерии.
Может быть, 17-го Боэдромиона опоздавшие приезжие еще могли войти в число кандидатов в мисты. Следующие два дня готовилась праздничная процессия в Элевсин. 19-го эфебы сопровождали жрецов, доставлявших обратно в Элевсинское святилище то, что они привозили в афинский Элевсион.
20-го Боэдромиона из Дипилонских ворот в Элевсин выступала торжественная процессия (рис. 26). Мисты шли по священной дороге, красочно описанной Павсанием (I, 39). К шествию присоединялось множество любопытных, которым это не возбраняли. Впереди в сопровождении жрецов двигалась увенчанная миртом статуя Иакха, ее нес мист, называемый иакхагогом. Остальные мисты постоянно выкликали имя этого божества; их головы украшали миртовые венки, и на плечи они опирали большие связки мирта, обвязанные шерстяными лентами. Процессия двигалась размеренно и неоднократно останавливалась у храмов и алтарей для совершения предписанных ритуалов. Недалеко от Элевсина, переходя по мосту через приток реки Кефис, мисты перебрасывались шутками вольного содержания; они так и назывались «мостовыми шутками» (Hesych. s. v. gephyrismoi). Шествие завершалось в Элевсине вечером при свете факелов. И в следующие дни факелы играли заметную роль при совершении таинств.
День 21-го отводился отдыху, а тайные ритуалы начинались вечером и длились до 23-го числа. Сначала юноши и девушки из старинных элевсинских родов танцевали и пели печальные песни, создавая мистам нужное настроение. Мисты рассаживались на каменных ступенях квадратного зала посвящений в здании, называвшемся Телестерионом. В V в. до н. э. его решили значительно расширить и поручили перестройку знаменитому архитектору Иктину, создателю Парфенона (Strab. IX, 1, 12; С. 395). Восемь рядов сидений располагались по всем четырем сторонам огромного зала размером 54 х 54 м.; верхняя часть постройки была беломраморной, а нижняя – из сине-черного элевсинского камня[260].
