Херсонесский Партенон занимал центральное положение в городе много столетий; его неоднократно перестраивали, а затем разрушили во время борьбы за установление христианства. В житии епископа Капитона рассказано, как в построенных по его велению печах сгорели мраморные детали и скульптуры святилища верховной херсонесской богини, а известь, полученная из пережженного мрамора, пошла на строительство церкви во имя апостола Петра, сооруженного на месте прежнего храма. Если верить данным жития Капитона, эти события произошли в первой половине 325 года[172], так что мы имеем уникальный для Северного Причерноморья случай указания конечной даты существования главной святыни античного города. Археологам не удалось обнаружить остатков упомянутых языческого и христианского храмов, которые, по-видимому, были построены на месте современного Владимирского собора на территории Херсонесского археологического заповедника.
Страбон в «Географии» (VII, 4; C. 308) упомянул о находившемся в храме ксоане богини. Греки особо почитали ксоаны, древнейшие деревянные изображения божеств, и чем древнее была святыня, тем большим почетом она пользовалась. Херсонеситы безусловно связывали с ксоаном Артемиды местные мифы о богине, и, наверное, на такие сюжеты местные поэты писали гимны для исполнения на праздниках[173]. В этих мифах отражалось бытовавшее во всем эллинском мире представление о пребывании в Таврике Артемиды и ее жрицы Ифигении еще во времена Троянской войны, то есть задолго до основания Херсонеса. Предание оправдывало в глазах херсонеситов их исконное право владения землями на Таврическом полуострове так же, как ольвийские рассказы о Геракле в Скифии или боспорский вариант мифа о борьбе Афродиты с гигантами на Таманском полуострове[174].
Подробнее всего сюжет известного всем грекам мифа сохранился в трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде». Эллины рассказывали о том, как для возможности отправить корабли на войну с троянцами следовало принести в жертву Артемиде дочь предводителя войска Агамемнона; в последний момент на жертвенном костре богиня заменила девушку ланью, своим священным животным, а Ифигению перенесла в Таврику и сделала своей жрицей в местном храме. Через несколько лет, по пророчеству Аполлона, туда прибыли Орест и Пилад и вместе с Ифигенией похитили из храма древний идол Артемиды, некогда «упавший с неба», отвезли в Аттику и, как сообщил Еврипид, поместили его в храм богини в Алах Арафенидских. В ряде других греческих храмов в Аргосе, Лаодикее и даже в колониях южной Италии древние ксоаны также считались привезенными из Таврики. Это объяснялось распространенной эпиклезой Артемиды Тавропола, в основе своей означавшей покровительницу животных, в частности быков (ταύροι), но первоначальное значение забылось, а народная этимология связала эпиклезу богини с наименованием далекой почти сказочной Таврики на краю греческой ойкумены. Таким образом, определение Тавропола стали понимать как эпитет богини, которой поклоняются в Таврике (Eur. Iph. Taur. 1153-1157; Callim. Hymn. III, 173-174; Diod. Sic. IV, 44)[175].
Херсонеситы несомненно знали миф, отразившийся в трагедии Еврипида и во многих произведениях изобразительного искусства[176]. На Таврическом полуострове существовал свой собственный вариант сказания, и в нем скорее всего говорилось, что древний идол богини не был похищен, и именно он находится в херсонесском храме в виде ксоана, упомянутого Страбоном. Насколько местные мифы могли кардинально отличаться от общеизвестных вариантов, видно по рассказывавшемуся на Боспоре мифу о гигантомахии Афродиты Апатуры, о чем пойдет речь в главе о праздниках этой богини.
Ни описание храма Артемиды в трагедии Еврипида, ни его изображения на вазах не имеют никакого отношения к реальному храму Партенос в Херсонесе или в его окрестностях[177]. Но некоторые рисунки на вазах дают приблизительное представление, как выглядел ксоан Артемиды. На италийском кратере IV в. до н. э. из московского Музея изобразительных искусств вазописец нарисовал обобщенный тип такой древней деревянной скульптуры (рис. 20). Он поместил Ифигению внутрь храма и около нее поставил доходящую ей до талии статую неподвижно стоящей Артемиды с опущенными вдоль тела руками. Слева к храму приближается Орест, а справа сидит сама богиня Артемида, беседующая со своим братом Аполлоном. Плохо сохранившееся изображение небольшого ксоана Артемиды можно рассмотреть на амфоре из Эрмитажа, расписанной одним из лучших италийских художников конца IV в. до н. э. Мастер нарисовал убегающих из храма Ореста, Пилада и Ифигению, которая левой рукой прижимает к груди похищенный священный идол (рис. 21).
Кроме древнего ксоана в Херсонесе стояли и другие более совершенные скульптуры верховной богини города. На нескольких разных выпусках монет римского времени представлена одна и та же, наверное, особо почитавшаяся статуя Артемиды из ее главного святилища. А. Н. Зограф на основании этих изображений предложил реконструкцию общего вида этой скульптуры: богиня стояла в длинном хитоне, ее голову увенчивала башенная корона, в правой руке она держала дротик, а в левой – лук. По заказу херсонеситов статую выполнил мастер пер-гамской школы в III-II вв. до н. э., и она находилась в городе несколько столетий[178]. Изображенная на монетах второй четверти III в. до н. э. Партенос, сидящая на троне, возможно, так же воспроизводит облик какой-то херсонесской статуи[179].
Многие херсонеситы имели у себя дома небольшие изображения верховной богини, а также дарили их в ее святилища. Таковы посвятительный рельеф с Артемидой, преследующей лань, небольшая мраморная статуя богини в длинном одеянии с колчаном за спиной и ее терракотовая статуэтка[180]. Отпечатки гемм на глиняных грузилах показывают, что херсонеситы носили перстни с изображением Артемиды[181].
Подобно жертвоприношению на любом греческом празднике, жертвоприношение Партенос считалось центральным и важнейшим ритуалом во время ее государственных торжеств. Оно совершалось на ее главном алтаре на акрополе города; этот алтарь упомянут в декрете Диофанта, где сказано о постановке его статуи около алтарей Партенос и Херсонаса (IPE I2. 353). Вероятно, той же богине приносили жертвы на самом большом и богато украшенном из сохранившихся херсонесских алтарей; его поставил Пасиад, сын Артемидора, исполнявший должность сакрального басилевса.
Именем таких басилевсов в Херсонесе называли годы, датировали документы и монеты. Деятельность этих царей-эпонимов была тесно связана с культом Партенос; некоторые из них одновременно (IPE I2. 414, 415) или по окончании срока должности (IPE I2. 410) становились жрецами верховной богини. Херсонесские басилевсы, подобно многим эпонимным магистратам в других греческих государствах, не обладали высшей гражданской властью; их деятельность в основном сосредотачивалась на религиозной жизни полиса и в частности на организации празднеств, которые они полностью или частично оплачивали из своих средств. Поэтому обязанности херсонесских сакральных басилевсов исполняли лишь богатые граждане[182].
На рубеже IV—III вв. до н. э. к числу состоятельных херсонеситов безусловно принадлежал Пасиад, подаривший городу роскошный алтарь, облицованный мрамором и украшенный резными розетками и бу-краниями, соединяющими гирлянды из листьев и цветов арацеи (рис. 3). В уцелевшей части надписи читается имя дарителя алтаря, а в утраченной части стояло имя Партенос, которой посвящался жертвенник[183]. На нем в торжественной обстановке праздника в присутствии самого Пасиада принесли первую жертву богине. Ей совершали жертвоприношения и на других алтарях, меньших по размеру. Таков вырезанный из блока местного балаклавского мрамора алтарь III в. до н. э. с посвящением Партенос от Гиппоклида за свою дочь (IPE I2. 409)[184]. Стоит отметить также четырехугольный мраморный алтарь, посвященный богине в ее ипостаси Сотейры (спасительницы); это был дар гражданки Херсонеса Аркесо. Близкий по времени алтарю Пасиада он имел сходный декор: по две розетки вверху каждой стороны, а под ними букрании и перевитая лентой гирлянда из лавровых листьев (НЭПХ. 125).
