Литмир - Электронная Библиотека

— Не утруждайте себя обзвоном знакомых. Мой друг из Москвы приглашал меня на работу. Тогда я отказалась, а сейчас вот — соглашусь.

Аня не стала дожидаться ответа и вышла.

Возле двери стояла Степанова. Аня прошла мимо, не удостоив ее взглядом.

— Артур Маратович так кричал! Что-то произошло? — спросила медсестра, догнав Аню, изо всех сил лепя на лице сочувствие. Увы, это ей удалось плохо, явно проскальзывало торжество.

— Обсуждали прочитанную книгу, — ровно ответила Аня. Здравствуй, повод для новых сплетен!

— Какую книгу? — опешила Степанова.

— «Война и мир». Не читали такую? Зря. Занимательное чтиво! Очень рекомендую — развивает интеллект…

— Вы опять меня оскорбляете, Анна Сергеевна? — с угрозой спросила медсестра. — Я ведь могу…

— Да знаю я, знаю, что можете, — со смехом отмахнулась Аня. — Только учтите, мне теперь все можно. Так что уйдите. По-хорошему.

Она уселась за свой стол и быстро вывела на чистом листе бумаги первую строку: «Главному врачу…»

Катя

Как быстро меняется отношение людей!

Только-только тебя считали другом, душой компании, могли завалиться к тебе на квартиру в любое время, большой шумной ватагой, без предупреждения, без телефонного звонка, могли опустошить твой холодильник… и вот вдруг ты становишься чуть ли не изгоем!

Катя и впрямь почувствовала, что друзья стали относиться к ней иначе. Как раз после того случая. Самое противное, что она и сама при этом чувствовала себя в чем-то виноватой.

Катя тоже отдалилась от друзей. Ну не могла она находиться среди веселья и балагурства, когда на душе так мерзко. Один Жека-Одуванчик чего стоит! Надо же, стишок сочинил:

Мальчик девчонку домой провожал,
Возле подъезда ее целовал.
Это девчонку слегка разозлило,
В луже соседней его утопила.

Подавиться бы ему своими рифмами, поэт хренов! Такие стишки только на помойке читать, для бомжей. Теперь все соседи судачат о том, что произошло. И при этом, жалея Максима, осуждают Катю. Можно подумать, это она выбросила его с балкона. Сам он прыгнул. Прямо как в анекдоте: «Прыгай скорее!» — говорит жена любовнику, увидев, что вернулся муж. «Ты что, это же 13-й этаж!» — «Прыгай, сейчас не до суеверий!..»

Непонятное и неприятное это ощущение — собственной виновности! Хоть и понимала Катя разумом, что не сделала ничего плохого, а все же… Зачем впустила Макса в квартиру? Голос разума на это отвечал: «Он же пришел мириться! Был таким милым, искренним, цветы принес и новые диски, музыку хотел послушать, сыпал извинениями. Разве можно выгонять человека, не выслушав его?»

Ладно. Но зачем позволила ему обнять себя? Почему сразу не вырвалась, почему не закричала, не позвала на помощь? Тут уже голос премудрого разума молчал — не знал, что ответить, как объяснить произошедшее. Объяснения типа «не знала, что он это сделает» звучат крайне неубедительно.

Но ничего теперь не изменить. Случилось то, что случилось. Все произошло так, а не как-то иначе.

— Многие женщины, оказавшиеся в подобной ситуации, после обычно винят себя, — говорила сестре Аня, пытаясь не просто успокоить девушку, а скорее предупредить все то, что позже будет твориться у нее в душе. Как в воду смотрела!

Может, и впрямь Анька — ведьма?

Нет-нет, Катя не обвиняла сестру в своих несчастьях. Наоборот, отдавала отчет в том, что Аня в тот день специально не поехала в больницу, словно заранее предчувствовала, какие события последуют за ее отказом. Наверняка Аня, как ясновидящая Кассандра, знает, чем вообще может закончиться вся эта история.

«Так ему и надо», — думала Катя, узнав о последствиях падения Максима с балкона. Она нисколько его не жалела, даже желала ему еще более худшей доли — хотела, чтобы мучился он дольше и сильнее. Но при этом и себя считала подлым, жутким человеком. Разве может хороший человек желать такое другому?

Кроме того, пострадал ведь не только Максим! Еще и Аня лишилась работы. Если бы она поехала в больницу, ей бы не пришлось увольняться… И вот здесь, перед сестрой, Кате действительно было стыдно.

Она же прекрасно знает, что значит для Ани вся ее хирургия! Да Аня теперь жить без работы не сможет. И дело вовсе не в куске хлеба, а в том, что медицина для сестры — не просто профессия, это ее призвание.

Соседи при виде Кати брезгливо поджимают губы, шушукаются, считают, что она сама нарвалась на неприятности. «К ней давно уже парни шастают, — донесся до нее однажды разговор дворовых сплетниц, которые не заметили, что она вышла на балкон. — Гуртом ходят. Не квартира, а приток. В борделе и то так не шумят…»

— Многие люди считают, что женщина, которую изнасиловали, сама виновата в этом, — говорила между тем Аня, мягко обнимая сестру, словно своим телом могла укрыть ее от досужих сплетен и пересудов. — Это неправда, такие доброхоты лишь усиливают чувство вины. Ни один мужчина не имеет права принуждать женщину, Даже собственную жену. Только женщина может распоряжаться своим телом, только ей оно принадлежит. Хотя… есть, конечно, и такие мужики, которые считают, что женщина — это его собственность, и, как следствие, относятся к ней не как к личности, а как к бросовой вещи: захочу — использую по назначению, не хочу — пусть отдыхает до лучших времен…

Голос Ани в такие минуты становился мягким, обволакивающим, успокаивающим. Рядом с ней Катя чувствовала себя в совершенной безопасности, словно ничего не случилось. Она как бы возвращалась в детство, Всегда, когда ей снился плохой сон, маленькая Катя прибегала к старшей сестре, забиралась к ней под одеяло, и они лежали, тесно прижавшись друг к другу — так им было хорошо!.. Таким же мягким полусонным голосом Аня что-то тихо-тихо рассказывала Кате.

Катя любила слушать сказки, которые шептала ей Аня. Даже шепот у сестры получался на разные голоса, будто это и вправду ее персонажи разговаривают, а не рассказчица. Они шептались еле-еле, чтобы не разбудить маму. В сказках этих негодяи всегда оказывались наказанными, а настоящие герои неизменно «жили-поживали да добра наживали…». Что означает «добра наживали», Катя понимала очень смутно, но ей нравилось, что сказка заканчивается так хорошо.

А еще в Аниных сказках непременно появлялся принц — добрый молодец или, на худой конец, какой-нибудь волшебник, который помогал герою достойно преодолеть все трудности…

Но реальная жизнь не похожа на сказку. И когда Кате понадобилась помощь, вовремя не появился никто. Подмога подоспела позже, причем совсем не принц заявился и не волшебник — припожаловали, когда уже было поздно, Катины дружки да красномордый мент. Лучше бы вовсе не приходили.

Хотя Аня так не считала. Кто знает, что бы еще сделал Максим, чтобы скрыть преступление? Мог бы убить, лишь бы Катя никому ничего не рассказала! Кате же в тот момент, когда прибыла помощь, хотелось только одного — спрятаться, чтобы никто не смотрел, чтобы никто не догадался. Потому-то она и кричала как ненормальная, утверждая, что ничего тут такого не произошло. А все смотрели с жалостью и пониманием…

Жалость этих соглядатаев убивала, это было унизительно и постыдно, ведь их понимание вылилось в косые взгляды и мерзкое перешептывание за спиной. Одна только Аня с готовностью поддерживала ее: «Успокойся, маленькая, конечно, ничего страшного не произошло…»

Сейчас Кате хотелось, как в детстве, залезть к сестре в кровать, прижаться и плакать, плакать от того, что жизнь ее стала вдруг похожей на страшный сон. Но она не делала этого — напротив, избегала взглядов старшей сестры, не хотела показывать, как ей плохо, убегала и закрывалась у себя в комнате, когда Аня пыталась приласкать ее. Причину такого поведения Катя не могла объяснить даже себе самой. А в комнате ей становилось еще хуже — как же, ведь именно здесь все и произошло.

Она снова и снова погружалась в перипетии того ужасного дня, прокручивала их в голове, как замедленную кинопленку. Хотелось плакать — не получалось. Только что-то сжимало до боли горло, не снаружи, а где-то изнутри, горячей обжигающей волной растекалось в груди, становилось трудно дышать… Казалось, если заплачешь, то станет легче. Но слез не было, были только беззвучные судорожные рыдания.

49
{"b":"572721","o":1}