— Геройствовать не надо было, — неожиданно рассердилась она. Антон понял, что сердится Аня вовсе не на него. — Кто это был? Куда ты полез?

— Хотел доказать тебе свою непричастность…

— Доказал? — спросила она, прикладывая лед к его синякам.

Антон помолчал, сел, приблизив свое лицо к ее лицу. Глаза в глаза.

— Да. Он сознался, — полушепотом ответил Антон.

— Кто он? — встрепенулась она.

Аня заметила, как дернулся у него кадык. Антон сжал зубы, не спешил отвечать. И взгляд его стал непривычным, колючим, незнакомым.

— Мне обязательно называть его имя? Ты хочешь его услышать?

Аня опустила голову, спрятала глаза.

— Нет, я поняла, — пробормотала она. — Прости меня, пожалуйста.

Она обняла его. Антон дотянулся губами до ее виска. Заметил, что она плачет, прижал сильнее. Глаза, как два соленых озера, переполненные до краев. Антон ловил губами хрустальные слезы на ее щеках, она уворачивалась, подставляя ему свои губы.

«Мой юный мальчик. Твои поцелуи медовые, сладкие, тягучие, — думала она, не решаясь произнести эти слова вслух. — Ты — мое лекарство. Я пью твои поцелуи, всасываю, вдыхаю, впитываю в кожу. Они утоляют мою жажду любви. Давно неутоленное желание быть любимой».

Она сжимала его пальцы до боли, до хруста. Он терпел. Он читал мысли у нее в глубине дрожащих зрачков и в ответ шептал:

— Люблю, люблю, люблю…

«Вместо того чтобы покончить с собой, со своей постылой и пустой жизнью, я цепляюсь за него. Хотя и понимаю, что бесполезно. Мой путь тупиковый, он никуда не ведет», — снова думала она и снова молчала.

— Пусть будет, что будет, — отвечал он ее мыслям. — Столько, сколько будет.

«Все, что теперь связывает меня с этой жизнью, — этот мальчик. Я вычеркнула из своей жизни все, что было в прошлом, перевернула страницу и начала жизнь сначала, с чистого листа, несмотря на то что на предыдущей страничке еще оставалось место. И черт с ним! Мне не жалко. Я щедрая…»

Антон внимательно вглядывался в ее лицо, пытаясь уловить ее настроение, настороженно отслеживал отражающиеся в ее глазах эмоции. Она их сдерживала, скрывала, прятала ото всех. Неприлично это — бурно выражать свои чувства.

Тупиковый путь. Он начался с аварии. С потери ребенка. Аня потеряла смысл и цель жизни. Врач сказал, что у нее никогда больше не будет детей. Он честно поставил ее в известность. Но зачем тогда жить, если утрачена главная женская функция? Инстинкт выживания — по сути лишь стремление продлить себя в последующих поколениях. А если нет такой возможности?

Когда Сергей зашел к ней после аварии в палату, Аня, из последних сил преодолевая накатившую слабость (то ли от травм, то ли от горя), прохрипела: «Я не хочу больше жить». Он впервые в жизни испугался. Хотя, конечно, не подал виду.

Аня узнала его слабое место в тот момент, когда он принес ее, истекающую от кровотечения, в больницу. Ворвался туда с диким призывом о спасении. Ее душа кричала: «Спасите моего ребенка, оставьте его мне!» — но тело уже находилось в полубессознательном состоянии и не могло ни кричать, ни шептать. А Сергей, думая, что она уже не слышит, кричал, словно обезумел: «Спасите ее! К черту ребенка!» Он, никогда ничего не боявшийся, боялся одного — потерять Аню. Она это поняла и запомнила.

«Я не хочу больше жить!»

Эти слова вызвали у него смятение. Он действительно поверил, что она сможет сделать что-нибудь с собой, — слишком хорошо ее знал. Но сохранял привычное непробиваемо-равнодушное спокойствие. «На следующий день во всех газетах напишут о самоубийстве глупой девчонки из-за несчастной любви…» — говорил он цинично, без эмоций. Констатация факта, ничего более. А у Ани появилась злость, придавшая ей сил жить дальше. Появилась цель — отомстить самым изощренным способом: стать ему живым укором. И с ним произошло то, чего он так боялся, — потеря Ани.

Но, наказывая его, она и себя терзала немыслимыми муками. Амбивалентность чувств. Этим трудно выговариваемым словом психологи называют два противоположных и взаимоисключающих желания, чувства, которые буквально разрывают человека изнутри, обрекая его на бесконечные терзания и метания. Это как колебание маятника. Либо одно, либо другое.

Но Аня была уже не в состоянии сделать выбор. Она попала в собственную ловушку между любовью и ненавистью, как в капкан. Из этого тупика нет выхода. Когда Сергей был рядом, она его ненавидела, когда его не было — любила.

«Я больше его не люблю!» — решительно произносила Аня, глядя на свое отражение в зеркале, пытаясь убедить в этом саму себя. Главное — забыть и не вспоминать. Не встречаться с людьми, которые знали их вместе, которые общались с ними в те времена, когда Сергей и она были любящей парой.

Прежде всего надо начать с Тамары. Это она подтолкнула Аню к Сергею, рассказывала Анюте, какой он хороший, а у самой глаза лихорадочно блестели и голос был с каким-то особенным придыханием. Аня слишком поздно поняла, что Тамара сама влюблена в Сергея. По-женски наивно, до поросячьего визга, с замиранием дыхания — и все из-за одного только его появления, с зависанием и падением сердца от одного только звука его голоса.

Тамара — сестра-хозяйка в больнице, Сергей — пациент, Анна — студентка-практикантка. Классический любовный треугольник. Тамара любит Сергея, Сергей поглядывает на Аню, Аня не замечает ничего вокруг — ни страданий Тамары, ни интереса Сергея. Только после длинного монолога о неописуемо прекрасном «принце Сереже», наделенном одними лишь идеальными качествами, Аня с любопытством посмотрела на него, как на диковинный сувенирчик, который понравился ее верной Тамаре.

Посмотрела заинтересованно. Что же такого видит в нем Тома? И он — понравился ей. Она стала видеть его другими глазами.

Тамара между тем все продолжала: «Он тобой интересовался, он так на тебя смотрел, он стал чаще сюда заглядывать из-за тебя…» Аня и тогда еще не догадалась, что в словах Томы звучат нотки ревнивой самки. Ну невозможно представить их вместе! Тамара и Сергей, смешно… Они выглядели бы жалкой пародией на идеальную пару. Тамара с ее впопыхах наведенной «красотой» (ну, не умеет человек пользоваться косметикой и учиться не желает, не прислушивается к советам других!) и Сергей с его треклятой застенчивостью (как девочка прямо!).

Ане же слово «невозможно» было неведомо! Хочу — и получу. Не этим способом, так другим. Такой была ее установка. Она всегда всего добивалась. Сама. Поэтому и не сожалела никогда о прошлом, даже о собственных ошибках. «Что хотела, то и получила. Незачем теперь печалиться и слезы лить», — говорила она себе.

Тогда Аня начала охоту на Сергея. Эта игра в «кошки-мышки» очень ее забавляла. Она, разумеется, была «кошкой». Все вокруг, кто хоть чуть-чуть знал Сергея, хором твердили, что у нее ничего не получится, убеждали, что на него покушались и более опытные «хищницы», но так ничего и не добились.

«Лучше бы ничего не получилось и они оказались бы правы, — думала порой Аня. — Лучше бы он достался Тамаре».

Но получилось так, что они оказались вместе. Ане удалось пробить стену неприступности Сергея. И вышло у нее это легко. Не умея завоевывать мужчин, не зная правил игры, она действовала по наитию, нестандартно, чем и сразила его наповал. Просто однажды, поймав на себе его искательный взгляд, прочитав в его глазах, что она ему нравится, Аня решительно подошла, обняла и поцеловала. Пылко, искренне, с желанием. Он жарко ответил на поцелуй, руки его сплелись у нее за спиной, запутались в ее волосах. Длинные распущенные волосы, пахнущие знакомым и любимым с детства запахом сена, полевых трав и летнего зноя… таким жарким был ее поцелуй.

И все хором сразу запели другую песню. «Вы такая красивая пара, здорово смотритесь вместе!..» Это было абсолютной правдой. Аня приходила в неописуемый восторг, видя себя с Сергеем вместе в зеркале. Пикантный диссонанс добавлял притягательности, эротизма и загадочности: рядом с ним, высоким и мускулистым, Аня выглядела хрупкой и маленькой; так и должно быть: слабая женщина, а рядом — сильный мужчина.