— Как?

— Забудь ты про свою Польшу и не ровняй их строй с нашим — вот и все. Смотри у нас на все, как оно есть — и больше ничего. А если ты будешь постоянно сравнивать, то постоянно будешь смешить людей. Так наши куры весь век могут удивляться, если начнут сравнивать свои ноги, перья, голову, скажем, с лошадиными. Понял?

— Немного понимаю, но не привык еще.

— Вот и привыкай. Но уже время идти на лекцию. Пойдем.

Они вошли в комнату без окон, с рядами кресел с экраном впереди. Видно было что это — кино, только перед креслами стояли столики — пюпитры для писания. Постепенно кресла заполнялись людьми, главным образом молодежью, но были люди и более тридцати годов.

Юзик никак не мог понять, что здесь: или кино, или кино, и с интересом ждал, что будет дальше. Вот свет погас. На экране появился человек, рядом с ним классная доска. Человек пошевелился немного, оперся о свой стол и… заговорил! Заговорил обычным голосом, как каждый человек:

«В прошлый раз мы с вами остановились, кажется, на разложение в ряды различных трансцендентных функций, если не ошибаюсь, синуса гиперболикума и косинуса гиперболикума. Теперь перейдем к обратным круговым функциям. Ну вот, пусть мы имеем (и он написал на доске: Y — arctgx). Эта функция периодичная, и поэтому означает соединение бесконечного количества значений переменной икс, удовлетворяющих этому уравнению. Если разлагать эту функцию по обычным правилам, в ряд. Тэйлера или Маклерэна, то это было бы очень трудно, потому что, как вы знаете, выводимые высших порядков от аркустангенса определяются очень сложно. Поэтому мы применим здесь несколько искусственный способ. Продифференцируем уравнение и развернем выводимую простым делением (и он снова написал на доске d.arctgx+dx/1+х²=(1-х⁴+х^4-х⁶+…dx) теперь проинтегруем это уравнение от нуля до икса (здесь уже профессор написал еще более хитрую штуку: ∫d.arctgx = ∫dx/dx/1+х²=arctgx=x-х³/3+х⁵/5+х⁷/7+…)»

И пошел, и пошел крыть…

Перед слушателями на столах были маленькие лампочки под капюшонами. Если их включить, они освещали только тетради и больше света не давали. Каждый раз, когда надо было записывать, слушатель зажигали эту лампочку. А Юзик сидел, раскрыв рот, и поглядывал то на профессора, то на слушателей. Он не знал, чему больше удивляться: или тому, что профессор на экране говорит, или тому, что на свете существуют такие хитрые науки, или тому, что слушатели, видимо, понимают ее.

Прошло десять — двадцать минут, полчаса.

Умная лекция всё идет да идет. Наконец, Юзик не выдержал и… уснул.

Если его растолкали, в зале было светло. Перед ним стояли Ким с Риммой, и другие слушатели и весело смеялись.

Подошел дед отвел Юзика в свою комнату. Ложась спать Юзик спросил деда:

— Что это за школа такая?

— Это — университет.

— Как — же это профессор говорит на экране? Он настоящий?

— Самый настоящий. Читает лекции в Минске, а здесь видят и слушают. Наука давно уже соединила радио и кино. Или у вас там не было?

— Слышали мы, как сказку, что в панском доме есть такая штука, но мы не видели. А на кого учатся Ким и Рима?

— На людей, — улыбаясь ответил дед.

Юзик недоуменно взглянул на него.

— В университетах учатся или на доктора, или на инженера, или на профессора, а тут как это — на людей? — промолвил парень.

— Если надо будет, они и инженерами будут, а если нет, то и впредь будут убирать свинарник и доить коров. Или нет всё равна? Наука никогда не повредит.

— И Рима может быть инженером?

— Конечно, может. Возможно, она и пойдет дальше учиться, так как имеет к этой науке и большие способности и большую охоту.

— Так она же девушка! — воскликнул Юзик.

— Опять ты со своими старыми глупостями! — покачал головой дед. — Разве не все ровно, мужчина или женщина? У нас во всей стране не найдется ни одного человека, которому могло бы прийти в голову такая ерунда.

— А если каждый захочет быть инженером или профессором?

— Ну нет, братец! Таких желающих не очень уж много. Работа инженера или профессора более тяжелая и ответственная, чем наша. А какую лучшею жизнь он может себе придумать? Или больше, чем нас съест масла, мяса и других вещей? Или в лучшем доме будет жить? На ту работу идут только те, кто проявил лучшие способности и желание. А если таких наберется больше, чем надо, то выберут самых способных к этой работе. Прочие ничего не теряют, так как живут так же, как и инженеры, и могут себе заниматься наукой, сколько хочется. Вот у нас есть один скотник, коров кормит. Он ученый не менее профессора, но свою должность не бросает. Отработает свои пять часов и сидит в лаборатории над различными своими химическими исследованиями. Изучает, что и как добавить в корм для скота, чтобы больше было пользы, постоянно возится с этим делом. Напечатал много научных статей, которые принесли большую пользу другим хозяйствам. У нас нет такого разделения труда на худшую и лучшую, как вы там привыкли думать. Худшей работой у нас считается та, которую человек хуже выполняет, а самая лучшая та, которую человек лучше выполнит. Когда я досконально буду удирать свой курятник, я буду пользоваться большим уважением, чем инженер, который свое дело сделает кое-как. Вот поживешь и увидишь, что ничего удивительного здесь нет. Куда более удивительно то, что за границей делается. Вот это действительно чудо!

Юзик долго ворочался в постели с боку на бок. В голове было столько необычайных впечатлений, столько мыслей, что и сон шел. А когда он как-то случайно вспомнил, что приехал только сегодня, да еще после полудня, то даже вскочил и сел на кровати. Не может быть! Неужели это правда? Он же ж тут много дней, даже недель, месяцев!

Не зря говорят, что жизнь человека измеряется не количество лет, а количеством впечатлений, которые он пережил.

Утром открыл Юзик глаза, глянул: большая белая комната, широчайшее окно, море света, щебетание птиц почти над самым ухом, кровать у другой стены. Где ж это он?

В этот момент открылась дверь, и вошел дед бодрый, веселый.

— А ты уже проснулся? — сказал он. — А я уже свою утреннюю работу сделал. Вставай, пойдем умываться, а потом завтракать.

Дед повел Юзика вниз, в комнату, где были умывальники, ванны, краны.

— Раздевайся, становись под душ! — скомандовал дед.

Юзик стал под какое-то решето, дед покрутил краны, и парень запрыгал под довольно холодным дождем.

— Ничего, ничего! — подбадривал дед. — Это очень здорово. Я каждый день так делаю, зато чувствую, что проживу еще не менее сорока лет.

— А я чувствую, что проживу сто лет! — пошутил Юзик, когда вытерся и оделся.

— Не сразу, — ответил дед. — На сто лет одного этого не хватит. Нужно еще немного физкультурой заняться. Почти все наше население занимается вот в той соседней комнате, по группам соответственно возрасту. Даже тетя Агата не отстаёт.

— Неужели и тетя?! — воскликнул Юзик.

— А почему нет? Конечно, она не прыгает и не выкручивается так, как ваш брат. Для каждого есть — соответственные упражнения, которые укрепляют и берегут тело. Даже я некоторое время занимался, да, к сожалению, оставил и теперь только каждый день вот так купаюсь. Вот присоединишься сам и увидишь.

Зашли в ту самую столовую, но людей там было значительно меньше, чем вчера.

— Завтрак подают от семи до десяти часов, — говорил дед. — Каждый ест, когда ему выгодно. Вот тебе кофе, бери хлеб, масло, яйца, что хочешь, только попроворнее.

На этот раз Юзик был уже куда увереннее.

— А я попрошу жареного мяса, — говорил далее дед. — Тебе не предлагаю, потому что не стоит детям есть много мяса.

— Да я и не хочу, — сказал Юзик, толкая булку с маслом и с голландским сыром.

Когда немного поел, то спросил!

— Откуда это все берется? Кто дает? Кто платит?

— А зачем же наше хозяйство, зачем же мы работаем? А платить самим себе не нужно.