— Вот тебе и Антэк… — развел руками дед.

Эти скорые события произошли таким образом. Когда дед зашел в ГПУ, стыдливо рассказал о своих сомнениях, то увидел, что тут к его словам отнеслись очень внимательно и серьезно.

Дед подробно рассказал о беседе с «Барковским», о том, что тот тоже знает того Чеся, что он не обратил внимания на слова деда и даже не советовал начинать дело.

Тотчас бросились к «Барковскому», но в управлении его не нашли. Не обнаружили его и в квартире. Соседи сказали, что он только что был и вышел с полчаса назад. В комнате его были раскиданы вещи, порваны и сожжены бумаги.

… Через два часа его поймали за пятнадцать километров на западе от Минска.

Дед же в это время шатался по городу, даже и не думая о том, какой результат могло иметь его заявление. Его отпустили после заявления и просили зайти, когда приедет Юзик.

После всего того, что произошло, доказывать, кем был «Барковский», уже было не надо. Оставалось только выяснить, каким образом произошло это «превращение».

Но пока что это было неизвестно.

Юзик подробно рассказал, что знал об этом деле. Все это записали, поблагодарили и отпустили. С легким сердцем поехали дед с внуком домой.

— Кто бы мог подумать, что выйдет такая история? — удивлялся по дороге дед, — А я с ним еще советовался, что делать по поводу Чеся! Смех да только!

— Так вот почему «Антэк» не хотел встречаться со мной! — промолвил Юзик.

Была глубокая осень. Почернела земля, обнажились деревья. Неуютно снаружи: серые тучи, мрак, сыро, холод, ветер.

В такие времена Юзик любил лежать с книгой на скамейке под зелеными деревьями или ходить по дорожкам сада. Красивые разноцветные цветы особо радовали глаз в такие мрачные часы. Тепло, тишина и яркий свет порой нравился больше чем лето, особенно, если рядом, за тонкими стеклянными стенами зимнего сада, было так холодно, темно и неуютно.

В один из таких дней подбежала к нему девочка Хризантема с газетой в руках.

— Читал? О тебе, брат, в газетах пишут.

— Где? Что? — вскочил Юзик.

Девочка дала ему «Советскую Беларусь». Там было напечатано:

«Недавно в Минске был задержан польский агент Чеслав Купрейчик. Он пробрался к нам под видом польского коммуниста Антона Барковского и несколько месяцев работал в наших учреждениях. Разоблачили его случайно, благодаря мальчику Юзику Кухаренку, который также перебрался к нам из Польши и знал этого Купрейчика. Интересны обстоятельства, при которых этот шпион пробрался к нам. Товарищ Барковский, работник в имении помещика Загорского, в числе других жертв фашистского террора, был арестован и посажен в Несвижскую тюрьму. И вот тут была организована дьявольская провокация. Политические заключенные нашли несколько человек из стражи, которые им „сочувствовали“, вошли в общение с товарищами на свободе и убежали. Бедняги не знали, что все это организовала сама власть. Разумеется, всех беглецов и их товарищей на свободе поймали и торжественно снова посадили в тюрьму, а товарища Барковский тихонько перевезли в другое место, пустив слух, что он убежал. Вместо его выпустили своего агента Купрейчика, офицера польской армии. План удался, во-первых, потому, что товарища Барковского, рядового батрака-революционера, мало кто из наших товарищей знал в лицо и, во-вторых, у провокатора были документы Барковского».

Юзик тотчас побежал к деду.

— А, чтоб их лихо — воскликнул дед, прочитав статью. — Ишь на какие уловки пускаются! Но напрасно: у нас глаз больше, чем у них.

— А что с ним теперь будет? — с просил Юзик.

— Да, наверное, по головке не погладят, — засмеялся дед.

— Пусть его хоть расстреляют, жалеть не буду, — сердито произнес Юзик. — Хорошо помню его плеть.

Но его не расстреляли…

Проследив работу провокатора за время его жизни в Советском Союзе, убедились, что за столь короткий срок он не успел собрать данных, которые бы повредили стране. Поэтому предложили Польше поменять на настоящего Антэка Барковского, потом Мотэлевого отца, который за это время оказался в тюрьме, и вдобавок еще потребовали согласия на выезд из Польши Юзиковых родителей.

Польская власть согласилась.

И через некоторое время в Курычах приехала целая колония: Юзиковы родители, Антэк и Мотэль с отцом.

Сколько было радости для Юзика! Да еще потому, что он стал главным героем в этом деле.

С какой гордостью показывал он гостям «свое» хозяйство. С каким важным видом объяснял им те «чудеса», которые так недавно поражали его самого.

Одна только мысль портила его хорошее настроение — это мысль о Максимке.

— А он остался там, — грустно говорил Юзик. — Никогда не забуду, как самоотверженно помог он мне выбраться оттуда. А сам будет жить, как в подвале. Не увидит нашей жизни.

— Ну, нет! — уверенно ответил Мотэль. — Увидишь. И скоро увидит. Не в имениях решатся дело, а в городах. А я теперь хорошо знаю, что там делается. Присмотрелся к рабочей армии, которая готовится к последнему решительному бою. Скоро это будет, даже скорее, как мы с тобой можем думать.

Мотэль не ошибся.

Через восемь месяцев прогремели события, которые перевернули капиталистический строй не только в Польше, но и во всем мире…

Янка Мавр — первооткрыватель приключенческого жанра в белорусской литературе, создатель первой белорусской научно-фантастической повести. Автор книг для детей, пьес, переводов.

Его называли белорусским Миклухо-Маклаем и Жюлем Верном. Он был известным эсперантистом, любил ездить на велосипеде и замечательно играл на скрипке. Он не был в далеких странах, но подарил нам чудесные экзотические истории, действие которых происходит в джунглях и на океанских островах…

Возможно, живи он в другое время и в другой стране, стал бы капитаном дальнего плавания, великим первопроходцем и открывателем. Но он стал белорусским писателем, чья юность пришлась на революционные годы, а писательская карьера — на период соцреализма в литературе.

Родился Янка Мавр (Иван Федоров) 10 мая 1883 года в городе Либаве (сейчас Лиепая в Латвии) в семье столяра. Отец писателя рано умер, и мать вернулась с сыном в свою родную деревню Лебанишки Ковенской губернии (теперь — Литва). Янка окончил начальную школу, ремесленное училище в Каунасе, а затем поступил в Паневежскую учительскую семинарию, из которой его исключили с последнего курса за вольнодумство. В 1903 году сдал экзамены экстерном. В 1903–1906 годах был учителем. За участие в 1906 году вместе с Якубом Коласом в нелегальном съезде учителей был лишен права преподавать. Только в 1911 году ему удалось устроиться работать в Минскую частную школу торговли учителем географии и истории. После Октябрьской революции работал в республиканском союзе работников просвещения, в Белорусском государственном издательстве. В 1923 году дебютировал как фельетонист в газете «Советская Белоруссия» и ленинградском журнале «Бегемот».

В 1926–1927 годах в журнале «Белорусский пионер» напечатал первую повесть на белорусском языке «Человек идет!..», которая задумывалась вначале как своеобразное учебное пособие о доисторических временах. Читательский успех был огромным.

На журнал обрушился шквал писем: юные читатели просили печатать продолжение.

Каждое новое его произведение пользовалось неизменной популярностью. Писатель хорошо знал детскую психологию, всегда на равных общался со страниц своих книг с детьми и говорил о них: «Хоць малыя, а чалавекі».

Рассказы «Слезы Туби», «Необыкновенная приманка», «Лаццарони», повести «В стране райской птицы», «Сын воды», первый в белорусской литературе приключенческий роман «Амок» знакомили читателей с разными экзотическими странами. Мавр обладал обширными знаниями по истории и географии, использовал в творчестве мемуары и книги воспоминаний ученых, путешественников. Даже настоящие путешественники удивлялись точности деталей, описывающих ту или иную страну в произведениях Янки Мавра.