Если орфография состоит из огромного количества правил (чуть ли но каждое слово — особое правило), которые надо механически запомнить; если из этих правил существует огромное число исключений, которые надо тоже механически запомнить, — значит, орфография традиционна. Все эти правила когда-то, в разные эпохи, имели смысл, отражали закономерности языка. Прошли годы, десятилетия, века; язык изменился. Орфография осталась верна прежнему. Как человек вырастает из платья, так язык вырос из старой орфографии, а все-таки принужден ею пользоваться.

Традиционная орфография господствует там, где написание не мотивировано, не обусловлено живым языком; там, где язык не оправдывает написания.

Местоимение та писалось так же и в одиннадцатом веке; мы сохранили это написание. Но никто не скажет, что мы слово та пишем сейчас по традиционному принципу: наше написание находится в полном согласии с современным, живым языком. В слове та (живом, сегодняшнем) есть звуки: [т], [а]. Естественно, мы пишем буквы т, а.

Напротив, в написании того, его есть вклад традиционной орфографии. Ведь произносится таво, ево и мы не можем объяснить из фактов живого нашего языка, почему здесь для звука [в] использована буква г. Чтобы понять, почему это так, надо знать историю языка: когда-то здесь на самом деле произносился звук, всегда обозначаемый-буквой г.

В предельно традиционной орфографии каждое слово пишется по своему правилу. Проще говоря — запомни, как пишется каждое слово, да и все тут. Близка к такой крайности английская орфография. Вот восемь слов:

through через

tough крепкий

plough плуг

cough кашель

dough тесто

hiccough икота

thorough полный

hough поджилки

В конце каждого слова — одни и те же четыре буквы; а в произношении совершенно нет ничего общего.

Каждое слово превращено в иероглиф. Конечно, какое-нибудь английское hough состоит из отдельных значков-букв, а китайский иероглиф — слитный рисунок, но это несущественная разница. И китайский иероглиф распадается на отдельные части, нередко одинаковые для многих иероглифов. И в английском hough можно все значки соединить — так ведь и пишем. Но в обоих случаях мы, не зная, как записать услышанное слово, не сможем об этом догадаться на основании каких-то общих правил.

Вам представляется какой-то гражданин: «Я — Сапожников-Загвоздкин. Запишите мой адрес: Колокольников переулок…». И вы без затруднения пишете: Сапожников-Загвоздкин, Колокольников переулок… Вы только слышали фамилию — и можете записать. Английскую фамилию нельзя записать, если она вам заранее не известна; надо спросить: What is the spelling of your name? — Как вы ее пишете по буквам?

Традиционный принцип в орфографии всегда сводится к двум случаям: или одно и то же обозначается по-разному, или разное в языке обозначается одинаково.

Буква ѣ стала страшилищем для нескольких поколений гимназистов. В самой букве — мачта с перекладиной и внизу полукруг вправо: ѣ — ничего страшного не было. Этот безобидный значок имел тот же смысл, что и буква е: обе они обозначали один и тот же звук.

Когда-то в нашем языке были два разных звука, они были представлены разными буквами е и ѣ. Пока существовали эти звуки, никто не путал ѣ с е; ведь сейчас, например, никто не путает, где писать о, где у. Никто не напишет точка вместо тучка[45].

Представьте, что в языке произойдут перемены; станут одинаково произноситься слова: стопка и ступка, роль и руль, сток и стук, топить и тупить, ком и кум, с содой и ссудой … разумеется, точка и тучка. Скажем, и там и здесь будет звук средний между [о] и [у].

Произносить станут одинаково, а писать, как прежде, по-разному. Ясно, что это вызовет много затруднений: надо будет механически запоминать, что где писать.

Вот так и случилось с буквами ѣ — е: они указывают различие, которое в современном русском языке не сохранилось[46]. Две буквы имели когда-то разное назначение, а теперь выражают одно и то же. В театре на одно место оказалось два билета; возник трудный вопрос: кому же садиться?

Но плохо и в том случае, когда на два места — один билет. Иначе говоря: когда два звука выражаются одной буквой.

Вот пример. Буква ё введена в русское письмо сравнительно недавно. В 1797 году Н. М. Карамзин выпустил сборник стихов «Аониды». В этом сборнике впервые употребляется буква ё, и значение этой буквы специально разъясняется: «Буква е с двумя точками заменяет io».

Однако до сих пор эта буква не стала общепринятой и обязательной. Отсюда — всякие неприятные неожиданности. Читаете стихотворение:

Только в конце второй строки вы узнаете (по рифме), что надо было читать [р^ьэф], а не [р^ьоф]. Мы привыкли, что буква е зачастую идет вместо буквы ё (только что так случилось в слове идёт). Вот и прочли рёв [р^ьоф], а здесь требовалось архаически-торжественное рев [р^ьэф].

Почему же такое неудобство? Два звука оказались выраженными одной буквой е.

Сравните: падеж (существительного) и падёж (скота). Первое произносится так: [пад^ьэш]. Второе — иначе: [пад^ьош]. Буква ё обозначает звук [о] после мягких согласных. Сравните такие два ряда:

та — тя, ту — тю, тэ — те, то — тё…

В левом столбце твердые согласные сочетаются с гласными.

В правом столбце мягкие согласные сочетаются с теми же гласными: тя = [т^ьа], тю = [т^ьу], те=[т^ьэ], тё=[т^ьо].

Если не употреблять букву ё (а это во многих случаях разрешается нашими правилами), то для сочетания [т^ьо] нет особого знака. Опять неудобно: места два, а билет один на то и на другое. Неизвестно, куда садиться.

Орѳографiя прежнихъ лѣтъ

Наша дореволюцiонная орѳографiя была въ значительной мѣрѣ традицiонной. Писали буквы: ѣ и е, ѳ и ф, i «десятиричное» и и «восьмиричное» — всѣ онѣ[47] попарно передавали одни и тѣ же звуки. Однѣхъ только орѳограммъ с ѣ было несколько сотенъ.

Ученикамъ приходилось зазубривать стишки, очень скверные, спецiально изобрѣтенные грамматистами и набитые словами съ ятью:

Не выучишь глупыя вирши — ну, и не запомнишь, гдѣ пишется ѣ. Сторонники и оберегатели этой буквы рѣтиво отстаивали ее; она помогаетѣ-де вѣрно судить, кто писалъ: невѣжды или лица образованныя.

Есть у насъ, говорили они, древнiя письменныя традицiи. Онѣ священны, и мѣнять ихъ нельзя, Тѣ, кто не видятъ великаго достоинства нашей письменности и не цѣнятъ ея, не имѣютъ права пользоваться ея[48] благами.