— Не говори так, — повторила старуха.

— Не надо, мама, — прервала её Вера. — Пожалуйте с обыском в подпол, господин капитан.

— Такие дела тут в деревне развели, что они оборачиваются против царя-объединителя, — продолжал бормотать староста.

На полу росла груда книг.

Один жандарм шёпотом спросил у другого:

— И эту тоже в кучу кидать? Н. В. Гоголь «Мёртвые души», — И сам себе ответил: — Нет, это, должно быть, не опасная. Это, наверно, их новый царь. Н. В. — значит Новопомазанное Величество.

Капитан был недоволен обыском. Обернулся к молодой женщине:

— А вы, любезная, приготовьтесь нас сопровождать. Может быть, вам удастся вспомнить, куда девался ваш муж.

Вера, ничего на это не ответив, вышла в соседнюю комнату.

— Нет никаких писем ни в погребе, ни на чердаке, господин капитан, — докладывал старшина.

…Вера открыла дверь. Она надела своё вишнёвое платье, то, которое Иван подарил ей после свадьбы. Нагнулась над постелью, чтобы взять ребёнка.

— Я готова, господин капитан.

Капитан и староста переглянулись. Верино платье словно огнём осветило комнату.

— И мы готовы, сударыня, — галантно поклонился капитан. — Но дитя оставьте с бабушкой. Участок — это не детский сад.

Вера поцеловала младенца в щёчку и оставила его лежать на подушке.

Старая бросилась ей на шею:

— Куда они тебя уводят?

— Не надо, мама. — Вера нежно обняла её за плечи. — Я скоро вернусь. Ты пригляди за Младенчо. Я на тебя его оставляю.

— И в трубе ничего нет, господин Пантев, — доложил почерневший от сажи жандарм.

Веру грубо подтолкнули к выходу, красный огонёк её платья метнулся к дверям.

Капитан что-то хрипло скомандовал. Роза упала на пол. Несколько подкованных ботинок растоптали её.

Грузовичок зарычал и дёрнулся. Вера хотела что-то крикнуть с грузовика, но не удержала равновесия. Красное платье исчезло в клубах пыли.

Ребёнок проснулся и заплакал. Бабка прижала его к своей сухой груди. Он не успокаивался. Она положила его на подушку и распеленала. В пелёнках что-то зашелестело, выпали два листка — письмо от Ивана, которое по всему дому искали жандармы.

— Сынок, сынок, где ты сейчас? — всхлипнула старуха.

…Фердинанд уселся возле учительского стола и закинул ногу на ногу.

Владимир Недялков стоял перед ним обессилевший, опираясь на первую парту в классной комнате четвёртого класса.

— Напрасно стараешься. Твои товарищи всё равно уже все убиты.

— Никаких подпольщиков я не прятал, — отрицал бай Владо.

— «Не прятал, не прятал»! Одна и та же песня! А это видел? — ткнул ему в лицо свёрток с газетами Фердинанд.

— Видел.

— Не отопрёшься. Видел, конечно. Это нашли у тебя на чердаке. Как вы назвали газету? Ха! «Друг народа»! А твой друг где? Куда он исчез? Растаял, что ли? Кто писал эту статью? Говори!

— Я.

— Что-о-о? — вскочил капитан.

— Я её написал, — спокойно повторил бай Владо, пытаясь стереть со щеки струйку крови о своё собственное плечо.

— А эту?

— А эту я получил по почте.

— Кто тебе её послал?

— Не знаю. Получил по почте. А кто послал, не знаю. В ней всё правильно говорится, вот я её и напечатал.

Фердинанд Пантев и Владимир Недялков стояли друг против друга в классной комнате четвёртого класса. На зелёных партах были нацарапаны ребячьи имена, какие-то стрелки, причудливые фигурки. На доске — следы незаконченного урока о Фракии. «Площадь 800 квадратных километров, разводят табак и пшеницу. Главный хозяйственно-административный центр — город Пловдив…»

Пантев сделался притворно-любезен:

— Ах, извините, что до сего момента так бестактно называл вас на «ты», господин журналист! А мне-то говорили, что вы плотник. Я не знал, что вы — главный редактор газеты. Прошу вас, садитесь.

Владимир Недялков сел. Ему никак не удавалось стереть кровь со щеки.

Капитан кликнул ординарца:

— Принеси лист бумаги и чернила.

Снова в любезном тоне обратился к баю Владо:

— Не желаете ли закурить, господин редактор? Ах, вы не можете — у вас руки в наручниках. Ну ничего. Вы мне позволите закурить?

Ординарец принёс бумагу и чернила. Положил на стол.

— Сними с него наручники, — приказал Пантев. — А сейчас, господин редактор, напишите при мне статейку. Например, «Правда о Восточном фронте», «Помогайте защитникам народа — партизанам». Или, может быть, вас вдохновит другая тема, такая, как «Ложь, которую у нас распространяют гитлеровские подголоски»?

Владимир Недялков наконец отёр кровь со щеки и глухо возразил:

— Не имеет смысла.

— Что же вы не пишете, господин журналист? Ваши руки свободны, а бумагой и чернилами мы вас обеспечили. Что вам мешает?

Бай Владо пожал плечами.

— Что-то нет у меня настроения писать с такой разбитой башкой. Иначе бы обязательно написал.

Капитан, позабыв о своей любезности, заорал:

— Долго будешь меня разыгрывать? Вот, уже после твоего ареста мы обнаружили свежий номер газеты. Сегодня отпечатан. Сегодня, слышишь? Может быть, и это всё ты написал?

Владо пошевелился. В его потемневших глазах на мгновение вспыхнул радостный огонёк.

— И это всё я написал. Я на целый месяц вперёд написал.

Фердинанд Пантев шагнул к окну. Потом вернулся к двери.

— Не старайся казаться хуже, чем ты есть. И на молитву ты утром отказался идти.

Владо наморщил брови.

— Плохи же дела у царя, если он моими молитвами хочет попасть в царствие небесное.

— Так, значит, господин главный редактор? — Фердинанд Пантев подошёл вплотную к арестованному, пристально глядя на него своими серыми немигающими глазами. — Ты пишешь здесь, что борешься за землю и за правду?

— За землю и за правду, — повторил Владо.

— Хорошо-о-о! Я тебе дам землю. Землю получишь завтра, а правду найдёшь там, на небе. Понял? Завтра!

Фердинанд Пантев ударил кулаком по расстеленной на столе карте Европы, но тут же отдёрнул руку. Синие и красные полосы, извиваясь по карте, обозначали линию фронта. Капитан заметил насмешку в глазах арестованного.

— Нет, не надейся, товарищ Владимир Недялков! Не дождёшься своих товарищей. Завтра Красная Армия не явится сюда тебя спасать. Новое оружие рейха сметёт вас всех с пути, всех, ясно тебе? Что глядишь на меня, что молчишь, свинья!

Капитан вскочил и, трясясь от злобы, схватил бая Владо за горло. Дёрнул и порвал на нём рубаху.

— Вы таким образом Красную Армию хотите напугать, капитан?

— Что?! Грозишь мне? Ты мне грозишь? Земля, в которую тебя закопают, — здесь, — капитан ткнул пальцем в пол, — а правда — там, — поднял он палец кверху. — До бога не докричишься.

Они стояли перед доской в классной комнате четвёртого класса. Рядом с зелёными партами, на которых были нацарапаны ребячьи имена, какие-то стрелки, причудливые фигурки. Возле пустой парты Васила.

…Темнота охватила село со всех сторон. Ни одной звёздочки не было видно из-за густых облаков. Только иногда глядел на землю страшный и жёлтый лунный глаз.

В школьном подвале Вера перевязывала баю Владо раны, разорвав свою косынку на бинты.

— Газеты и сегодня вышли. Значит, товарищи спаслись. Это ты, Вера?

— Я, бай Владо.

— Русские скоро придут?

— Придут. Ты лежи, — успокаивала его молодая женщина, прикладывая холодную ладонь к горящему лбу.

— Как они придут, я им скажу: «Меня зовут бай Владо, братушки. Я был плотником. Был пахарем. Кооператором стал. Человеком».

— Ты сейчас-то лежи спокойно, ведь весь как в огне.

— Я им это по-русски скажу. «Здравствуйте, братушки, — скажу. — Я вас ждал. Пятьдесят лет жил на свете и ждал. Спасибо, что пришли…» Я правильно говорю, Вера?

Темнота охватила Велиново со всех сторон. В школе, в кабинете естествознания, защитники царя и отечества наливались ракией, горланили: