Однако прежде чем Муору успел спросить про ближайший город, Ворон сказал: «Увидимся в следующий раз», как будто поговорил уже обо всём, о чём хотел.

Ворон по-птичьи спрыгнул с надгробия и по-детски замахал рукой, убегая прочь. Исчез он из виду так быстро, будто растворился прямо в воздухе.

Оставшись наедине с собой, парень вздохнул и положил подбородок на ручку воткнутой в землю лопаты. Глядя на вечерний свет заходящего солнца, он задумался о словах Ворона.

...Спустя три дня после объявления, что его расстреляют, смертник 367 явно пережил определённые перемены в своей душе, и эта мысль не давала Муору покоя. Но теперь уже не было ни времени, ни возможности разобраться в этом.

Но Муору кое-что понял, наблюдая за ним вблизи.

Насколько бы непосильной ни была задача, люди способны морально подготовиться, если располагают достаточным временем. По крайней мере, тот человек смог это сделать.

Быть может, глаза сосредоточенных только на своей кончине не выражают ничего, кроме необоснованной самоуверенности.

Наверняка существуют люди, которые думают, будто если человек собирается умереть, его решимость ничего ощутимо не меняет.

Однако, ступает ли заключённый к месту казни по своей воле, с выставленной вперёд грудью и гордо поднятой головой, как он привык ходить всю жизнь? Или он волочит ноги, вопя, плача и мочась в штаны?.. Такой разброс вероятностей доказывает, что решимость вносит существенное различие.

Но Муору сложно было сказать, кому повезло больше, смертнику 367 или ему. Конечно, эти монстры были не тем, с чем мог надеяться совладать такой крот, как Муору. Более того, его беспокойство росло, потому что не существовало никакого действенного способа убить этих чудищ.

И кладбище не служило непреложной клеткой.

Точно...

Что мне делать?

Лишь эти вещи стоило считать важными.

Хотя он знал о существовании монстров, вид на могилы нисколько не поменялся, так же как знание названия монстра и его истории нисколько не меняло реальность.

Что делать?

Что мне делать?

Чего я хочу?

— ...Лапу, — скомандовала девочка, и в ответ чёрная собака положила ей на белую ладонь переднюю лапу, размером почти с девичью кисть.

Когда солнце садилось, Муору вновь столкнулся с Мелией на кладбище... нет, он не столкнулся с ней, он с ней встретился. Эта встреча отличалась от их первой, когда он глядел на неё из ямы, или от второй, когда он убегал от собаки. В этот раз встреча получилась умышленной.

Даже если Ворон сказал правду, его задача копать могилы нисколько не изменилась. Для Муору не было большой разницы в том, копать ли могилы для людей или для чудовищ. И похоже, его работа не изменится до конца его жизни. Совсем... не смешно.

Я должен бежать.

Но в его нынешнем состоянии он посчитал, что собака, чешущая уши, представляет гораздо большую угрозу, чем те закопанные монстры.

Пока он глядел на Дефена, у него запульсировала нога. Хотя благодаря Мелии она не нагноилась, в данный момент побег был невозможен. Тем не менее, даже если в будущем он сможет пуститься в бега, это лишь повторит события прошлой ночи.

Плюс из кладбища вёл только один путь, так что тщательная слежка за ней в конечном итоге поспособствует его побегу. Если бы он загадал сейчас желание, он пожелал бы карту.

И тут вспоминается ошейник.

Не на чёрной собаке, а на его собственной шее. Хоть за последнее время он так привык к нему, что даже забыл, каким-то образом от него нужно избавиться. Хотя на нём написали всего лишь его номер заключённого, ошейник сам по себе кричал: «Я преступник!». Само собой, военная полиция и местные блюстители схватят его, чтобы отличиться перед начальством или коллегами. Однако по той же причине он не мог безрассудно расхаживать и перед обычными людьми: из страха, что те его сдадут.

Было бы здорово убрать этот ошейник с шеи, но люди, прицепившие его, хорошо понимали такое желание. И как результат, внутри кожаного ошейника находилось уникальное волокно, названное «Ведьминой нитью». В течение столетий убийцы, мошенники и подобные им на постоянной основе использовали этот материал для различных целей. Она была тонкая, но прочная до такой степени, что даже высококачественными щипцами или ножницами её не разрезать.

И что ещё хуже, юноше сказали, что поскольку его приговор составляет более пяти лет, ошейник хирургическим образом соединили с его правой сонной артерией. Если какой-нибудь заключённый попытается сорвать ошейник, его сонную артерию разрежет «ведьминой нитью» так же легко, как варёное яйцо, — и жизнь его оборвётся. Убийцы, использовавшие в прошлом ведьмину нить в качестве удавки, гарантировали надёжность.

К счастью, в основном она не докучала Муору. Но попадались такие заключённые, которые не переносили смертельной нити, соединённой с их кровеносной системой... они сходили с ума и в итоге разрывали свои ошейники. Один из лысых врачей попытался запугать его во время операции заявлением, что это безумие уносит пять-шесть жизней в год.

Но даже если успешно удалить ошейник, его не покинет чувство отчуждения и безнадёги.

Его мать, отец и братья, наверное, живы, но это вовсе не означает, что Муору может вернуться домой. Тем не менее, хоть он и соврал бы, сказав, что не хочет их увидеть, прошло уже пять лет с тех пор, как юноша покинул дом, и никакая ностальгия его не одолевала.

Пока он рос, его то и дело игнорировали и обделяли любовью, так что сейчас он тем более не мог рассчитывать на их помощь. Более того, его возвращение после стольких лет не просто доставит его семье неудобство: скорее уж они предпочли бы всю свою оставшуюся жизнь никогда его не видеть.

Странно, но Муору это не сильно печалило. Вероятно, потому что в данный момент требовалось думать о гораздо более важных вещах. Или он попросту чёрствый человек. Тем не менее парень прекрасно понимал, что вмешательство в местные дела третьих лиц станет серьёзным нюансом.

И сперва... нет, его единственной опорой была Мелия.

Он понимал, что её окружала аура таинственности. Даже её личность скрывалась в тумане. Но вчера девочка дала ему лекарства, и хоть он и был заключённым, она не держалась от его места работы на расстоянии. Совершенно невозможно, чтобы она была плохим человеком.

Плюс, если он получит информацию от этой девочки, известной как хранитель могил, и если удастся с ней ещё немного посотрудничать, тогда его шансы на побег значительно возрастут.

Разумеется, он и она знали друг друга лишь в лицо. Так что, если Муору попытается спросить что-то типа «я хочу сбежать, поможешь мне?», не заручившись прежде её поддержкой, девочка точно отправит его обратно в лагерь для интернированных. Лучше всего каким-нибудь образом сначала снизить её бдительность. Если это удастся, Мелия в конце концов добровольно поможет ему.

Такие вещи, хм, как они называются? Эту фразу парень обычно не использовал, но как только она пришла ему на ум, он крепко сжал кулак. Точно, поймать на крючок.

Определившись с целью, Муору почувствовал, что намного лучше действовать, а не валяться на земле и ломать голову. Юноша вернулся ночью на кладбище и занял позицию, откуда мог застать Мелию врасплох и немного напугать её, но...

— Муору?

Опустившись к земле, девочка со светло-коричневыми волосами назвала парня по имени, при этом гладя собаку рядом с собой и неопределённо глядя в его направлении.

Услышав, как она его зовёт, он заколебался с ответом.

— Эээ... что... а, эээ, ничего, — заикаясь проговорил парень, и опять между ними повисла тишина.

Вовсе не ничего, Муору!

Юноша ударил себя за то, что не смог подобрать слов лучше. Его будущая свобода зависела от того, сможет ли он умело завладеть её вниманием или же она откажет ему.

Он подумал, не завести ли приятный разговор, каким он перекидывался со знакомыми солдатами вокруг лагерного костра. Но понял, что суть тогдашних шуток сводилась к бравадам ветеранов-танкистов, нахваливающих свои чудесные стволы.