Фульк внимательно наблюдал, как она, бледная, с усталыми глазами, пошатываясь, возвращается из уборной. Теперь он уже знал все признаки, и его переполнила тревога, смешанная с радостью. Он беспокоился о самочувствии Мод, но его переполняли гордость от ощущения своей мужской состоятельности и надежда, что на этот раз в Уиттингтоне может появиться мальчик.

Мод поморщилась.

– Переела вчера фруктов в меду, на том прилавке со сладостями, – сказала она, забираясь обратно под одеяло и закрывая глаза.

– Врунишка! – весело возразил Фульк и провел рукой по изгибу ее живота. – Ну и когда у нас родится еще одно дитя?

Она пожала плечами:

– Скорее всего, зачато оно было в гостях, так что осенью, наверное. – В ее голосе появилась нотка огорчения. – Если родится мальчик, отец, конечно, поставит себе в заслугу, что наконец-то заставил меня выполнить свой долг, а если девочка – снова я буду виновата.

– Если только твой папаша откроет рот, – проворчал Фульк, – клянусь, я вырежу ему язык и прилеплю к своему точильному камню! Заслуга или вина тут моя. И я в полной мере несу всю ответственность.

Тут он не выдержал и улыбнулся. Мод открыла глаза и сказала:

– Ловлю тебя на слове.

Они на секунду нежно соприкоснулись губами, и Мод отодвинулась.

– Раз ты признаешь свою вину, найди-ка Барбетту, и пусть принесет сухие лепешки и мед, а то я так до самой вечерни буду валяться в постели.

Клеменс, жена графа Ранульфа, оказалась приятной собеседницей. Они с Мод много часов проболтали в женских покоях, сидя за вышивкой и ткацким станком, пока мужчины развлекались на свой лад: то ездили смотреть лошадей и скот, то охотились с соколами или гончими.

В Клеменс Честер Мод нашла родственную натуру, живую, пытливую и волевую. У них были общие вкусы и взгляды, и, хотя, если вспомнить про общественное положение, Фулька и Ранульфа разделяла пропасть, все же их мужья были сделаны из одного теста.

Тогда в моду как раз входил новый фасон платья: свободная котта без рукавов, с прорезями, под которую надо было надевать нижнее платье с узкими рукавами. Просто благодать для женщины в положении. Мод заинтересовалась, и Клеменс немедленно приказала своим швеям сшить для гостьи такое платье из мягкого синего льна и отделать его канвой из тесьмы.

– Боюсь, мне самой подобные наряды вряд ли когда-нибудь понадобятся, – вздохнула хозяйка, когда Мод примерила обновку и заявила, что она сидит идеально. – Вы и представить себе не можете, какое это для меня недостижимое счастье – иметь детей.

Повернувшись, Мод увидела, как Клеменс с грустной нежностью смотрит на двух ее дочурок: малышку в распашонке и Хавису, облаченную в зеленую котту – миниатюрную копию взрослого платья. Рыженькие кудряшки девочки были забраны назад лентой, так что открывался затылок.

– У вас еще тоже все может быть, – мягко проговорила Мод. – Вы ведь с графом, если не ошибаюсь, женаты не слишком давно?

Клеменс пожала плечами:

– Уже почти четыре года. А через какое время после свадьбы вы зачали Хавису?

«Через неделю», – хотела было ответить Мод, но сочла за благо промолчать.

– До меня Ранульф был женат на Констанс Бретонской, и их брак тоже оказался бесплодным, – продолжала Клеменс. – В глубине души я сомневаюсь, что мне когда-нибудь суждено стать матерью, хотя и молюсь об этом каждый день.

– Простите, должно быть, это большое горе для вас и для графа. – Мод огладила рукой складки синего льна и почувствовала легкую припухлость живота. – Для нас будет большой честью, если вы с Ранульфом согласитесь стать крестными родителями нашего будущего ребенка.

– А я буду счастлива оказать вам эту любезность.

Мягкие серые глаза Клеменс увлажнились, и женщины обнялись. Не желая оставаться в стороне, Хависа тоже подбежала и присоединилась к ним, а Ионетта издала протестующий вопль. Засмеявшись сквозь слезы, Клеменс подхватила малышку на руки и прижала к себе. И в этот момент Мод осознала, насколько же ей все-таки повезло. Надо благодарить Бога за выпавшее ей счастье, а не огорчаться из-за неизбежных житейских превратностей.

Летом Фульк и Мод присутствовали еще на одном бракосочетании. И какой же это был контраст по сравнению со свадьбой ле Вавасура, которую они посетили исключительно из чувства долга. Это торжество принесло им неподдельную радость. Барбетта выходила замуж за молодого валлийского дворянина, сына Мадога ап Риса – того самого, который остановил Фулька и его братьев, когда они в поисках принца Лливелина впервые отправились в Уэльс.

Хотя у самой Мод живот был уже большой, она настояла на том, чтобы сопровождать Барбетту на церемонию в замок Долвидделан. В конце концов, рассуждала она, сейчас еще только середина июля, а ребенок должен появиться на свет в сентябре.

На путешествие в пятьдесят миль Фицуорины выделили два дня, чтобы Мод могла отдыхать по дороге. Так что у них было время полюбоваться на величественные уэльские пейзажи: темно-пурпурные холмы и узкие бурные водопады, прорезавшие себе путь по отвесным склонам гор. Грейсия, новая служанка Мод, с открытым ртом глазела на вершину горы Мойл-Шабод, нависающей над башнями замка Долвидделан. Девушка родилась и выросла в Восточной Англии, в одном из поместий Хьюберта Уолтера, и горы видела впервые.

Фулька забавляло ее изумление.

– Погоди, то ли еще будет, – объявил он. – В Уэльсе есть гора Ир-Уитва[29], вершина которой возвышается над облаками. Недаром валлийцы называют эти горы Эрери, что в переводе обозначает «Орлиные».

– По мне, так в Уиттингтоне лучше, – сказала Грейсия с присущей ей монотонной интонацией и угрюмо-недоверчиво глянула на гору, словно ожидая, что та вот-вот обрушится ей на голову.

– Рада это слышать! – воскликнула Мод. – Если тебе больше нравится в Уиттингтоне, то, надеюсь, ты не бросишь меня, чтобы сбежать с валлийцем, как это сделала Барбетта. – И она улыбнулась своей новой служанке, давая понять, что это всего лишь шутка.

Свадебный пир получился хоть куда, все повеселились от души. Три дня спустя Мод и Фульк собрались обратно домой, в Уиттингтон. Мод обняла Барбетту, а та напоследок всплакнула у нее на плече. Как-никак они целых одиннадцать лет провели вместе, выросли из девчонок во взрослых женщин и стали близкими подругами. Так что расставание казалось мучительным.

– Я пришлю тебе весточку, как только ребенок родится, – пообещала Мод.

Барбетта улыбнулась сквозь слезы:

– Да благословит вас Бог, миледи…

Погода благоприятствовала путешествию, и к полудню Фульк и Мод, преодолев приличное расстояние, остановились в Корвене – перекусить и дать лошадям отдохнуть. Мод втайне радовалась передышке. Последнюю милю ее мучили боль в спине и тяжесть в низу живота, но когда муж спросил, все ли в порядке, она кивнула и выжала из себя улыбку.

В поселении имелся постоялый двор, где им подали мед и пенистый золотой эль с ячменным хлебом и сыром из овечьего молока. Обедали на улице, во внутреннем дворике, под раскидистыми ветвями яблони. Мод не слишком проголодалась, но сделала вид, что ест с аппетитом. Хависа, как обычно, быстро и с азартом умяла свою порцию, а вот Ионетта изящно откусывала маленькие кусочки: можно было подумать, что она брала уроки этикета у придворных дам.

Наблюдая за дочерьми, Фульк дивился тому, насколько они разные. «Принцесса и крестьянка» – так он их называл. Хависа оставила отца и решительно взобралась на колени к дяде Филипу. Из-за одинакового цвета волос их частенько принимали за отца и дочь.

– Ну и аппетит у моей племяшки, – усмехнулся Филип. – Ну прямо как у Ричарда.

– Будем надеяться, что до его габаритов она не дорастет, – хохотнул Фульк.

С Фульком и Мод на свадьбу поехали только Филип и Уильям, трое младших братьев охраняли сейчас стены Уиттингтона. Толстяк Ричард вообще не слишком любил путешествовать. А Иво с Аленом очень дружили и старались всегда держаться вместе.