Она забрала с их импровизированного ложа свой лук и колчан, которые ночевали рядом с мечом Фулька.

– Я стреляю не хуже любого мужчины! – заявила Мод, задиристо вздернув подбородок, когда увидела, с каким выражением на нее посмотрел супруг.

– Знаю, но надеюсь, что тебе не придется всадить стрелу кому-то в горло, чтобы это доказать.

Схватив ее за руку, он побежал на другой конец поляны, где были привязаны лошади, и помог Мод сесть на серую кобылу. Сам же оседлал Огонька и, поправляя стремя, быстро перебросился парой слов с братьями и часовым, который принес в лагерь весть о приближении врага. Выслушав их, удовлетворенно кивнул и повернулся к рыцарю, который ждал у границы лагеря, верхом на легком тонконогом скакуне. В руках этот воин держал веревку, к которой были привязаны отрубленная голова и передняя часть уже начавшей разлагаться туши оленя.

– Ральф, ты знаешь, что надо делать. Веди их на запад.

Рыцарь кивнул, и на лице его, обрамленном темной бородой, сверкнула улыбка. Прогарцевав, он ускакал прочь. Гниющая туша оленя подпрыгивала позади и стукалась о кочки.

Остальную часть отряда Фульк зигзагами повел на север. Рассвет еще только разгорался, и листва на деревьях из черной становилась густо-зеленой.

– Значит, Ральфа ты используешь как отвлекающий маневр, – сказала Мод. – Думаешь, этого будет достаточно, чтобы сбить их со следа?

– По крайней мере, на некоторое время. – Он ухмыльнулся, глянув на нее через плечо. – Собаки увяжутся следом за воняющим мясом, а под Ральфом – одна из самых быстрых лошадей, так что его они вряд ли догонят.

Но ведь люди Иоанна наверняка заметят, что в сторону, куда поехал Ральф, ведет только один след, а в нашу – пара десятков?

– Надеюсь, они сначала поскачут за собаками и не задумаются о количестве лошадей. Даже если это вдруг и придет им в голову, сейчас еще слишком темно, чтобы как следует разглядеть отпечатки копыт. Когда всадники снова выйдут на наш след, мы уже будем далеко. Вчера я принял еще одну предосторожность: приказал перековать нашим лошадям подковы с задних ног на передние. Так что никаких следов, ведущих в этом направлении, люди Иоанна не найдут. Ты же видишь, как растянулся отряд. – Он махнул рукой вдаль. – Я понимаю, конечно, что есть и другие, не столь явные знаки: сломанные сучки и прочее – но даже опытному следопыту надо будет остановиться и внимательно их изучить, а это опять-таки дает нам преимущество во времени.

По словам мужа Мод поняла, что для Фулька это было не столько веселое приключение, сколько образ жизни. Теперь – и ее образ жизни.

– Ты раньше так уже делал? – спросила она.

Фульк обогнул куст ежевики:

– Раньше – нет, но у командира отряда всегда должно быть на всякий случай что-то припасено в рукаве.

– Откуда тогда ты знаешь, что это сработает?

– А я и не знаю, сработает или нет. – Он пожал плечами, глядя прямо перед собой. – Еще не поздно. Ты можешь повернуть обратно в Кентербери – скажешь там, что тебя похитили и увезли насильно.

Мод разглядывала его воинственно нахохлившуюся фигуру. Фульк был полностью уверен в себе как в командире, но не в своей способности удержать ее. Возможно, он считал, что и впрямь «украл» ее, и эта мысль бередила ему совесть.

– Да я скорее пройду в лохмотьях из одного конца Англии в другой, чем поверну сейчас назад, – запальчиво сказала Мод. – Перед самим архиепископом Кентерберийским я поклялась быть тебе верной женой, пока смерть не разлучит нас. Неужели твоя собственная клятва значит так мало, что в первое утро после нашей свадьбы ты предлагаешь мне вернуться?

– Мод, ты передергиваешь!

– Да неужели?

Фульк ответил не сразу, и плечи его остались напряженными. Наконец он посмотрел на нее и хрипло сказал:

– Если бы ты сейчас вернулась, это разбило бы мне сердце, но я должен знать, что ты здесь по своей доброй воле. Терпеть не могу заключать живое существо в клетку.

– Неужели ты сомневаешься, что я здесь по своей доброй воле? Да если бы я хотела отказаться от твоего предложения, то сделала бы это еще в Кентербери, избавив нас обоих от лишних сложностей. Разве мои губы говорили «нет»? А мое тело? Или ты не умеешь читать язык ночи? – Она гневно взглянула на него. – Для человека, которого считают умным и находчивым, ты ведешь себя на редкость глупо.

Фульк прищурился:

– Я всего лишь внес разумное предложение. И никак не ожидал, что от него твой язык превратится в меч.

– Ты называешь предложение отослать меня назад в Кентербери разумным?

Мод выпрямилась. Где-то в глубине души она получала от этой перепалки удовольствие. Между ней и Теобальдом никогда не летали искры. Полное чувственности напряжение, установившееся в воздухе между ней и Фульком, предвещало всепоглощающий пожар, который в супружеской постели разгорится добела.

– Более разумным, чем твое собственное отношение к этому.

– Мое отношение? – Мод ударила лошадь в бока, и та понеслась вперед, фыркнув от удивления. – Сейчас не время и не место, но когда мы будем свободны и избавимся от преследователей, я покажу тебе, Фульк Фицуорин, что такое разум. А затем лишу его.

Мод пристально смотрела на мужа. В набирающем силу восходе, который бросал отблеск на деревья, зелень ее глаз казалась гуще.

– По-моему, уже лишила, – усмехнулся Фульк.

– Уже недолго осталось, – сказал Фульк, глянув на Мод, понуро сидевшую в седле. – К вечерне будем в Хигфорде.

Мод немедленно выпрямила спину.

– Я прекрасно себя чувствую, – заявила она и вся подобралась. – Меня разморило на солнце, только и всего.

Это была ложь. Мод очень устала. Фульку достаточно было увидеть темные круги у нее под глазами, чтобы понять это. Они гнали лошадей изо всех сил, чтобы оторваться от возможной погони. Погода была к ним благосклонна, и, слава Богу, наши путники ни разу не попали под дождь. Правда, жара тоже утомляла. Кроме того, они старались объезжать города, а значит, приходилось ехать заброшенными тропинками, нередко по пересеченной местности.

Мод не жаловалась, но Фульк знал, что вынужденное путешествие далось ей тяжело. Когда она сопровождала Теобальда в Ирландию, они постоянно останавливались в удобных гостевых домах аббатств и в замках друзей лорда Уолтера. А теперь Мод приходилось делить с прочими скудный рацион и ночевать в походных условиях на жесткой земле. Да вдобавок еще люди Иоанна гнались за ними по пятам.

Фульк в очередной раз испытал чувство вины, но тут же постарался задвинуть его подальше. Неразумно снова пережевывать одно и то же. Мод согласилась на брак, по доброй воле уехала с мужем, и, как она сама сказала, вернуться назад для нее равносильно тому, чтобы снова попасть за решетку. Все это так, однако при виде страданий супруги Фицуорин начинал мучиться угрызениями совести.

– Я не такая хрупкая, как с виду кажется, – заявила Мод, словно читая его мысли. – Ты постоянно так на меня смотришь, будто я сделана из стекла, но это не так. Я могу сидеть в седле столько же, сколько ты или любой из твоих людей. Не надо обращаться со мной как-то по-особенному.

– Я сказал только, что до Хигфорда недалеко, – ответил он. – Мне прекрасно известно, что ты отнюдь не хрупкое, беззащитное создание. По правде говоря, ты мне напоминаешь ежа. Иголки у тебя точно есть.

У нее сверкнули глаза – как и ожидал Фульк. Они и впрямь были похожими на стекло, такие ясно-зеленые и светлые, что казались прозрачными.

– Видно, недаром говорят, что подобное тянется к подобному: вон какая у тебя самого колючая щетина, – парировала Мод, дотрагиваясь до своей щеки в том месте, где кожа ее порозовела от прикосновения щеки супруга.

Фульк потер темную четырехдневную поросль на подбородке.

– Непременно побреюсь, как только доберемся до Хигфорда, – пообещал он.

Зимой Фицуорин обычно отпускал бороду, но летом от нее становилось слишком жарко и колко, особенно под кольчужным капюшоном или шлемом, закрывающим все лицо.