Жан обхватил руками рог с вином, который ему сунули, и прижал его к груди, словно ища поддержки.

– Я видел, как наши солдаты казнили три тысячи заложников, когда Саладин нарушил клятву. Три тысячи!

Он поочередно оглядел сидевших кружком слушателей, на протяжении нескольких тяжелых секунд посмотрев каждому из них в глаза, и только потом продолжил:

– Можете себе представить, как выглядит и как пахнет такая бойня на нестерпимой жаре.

Наступила неловкая тишина, никто не знал, что отвечать, и всем было не по себе от страшных картин, которые обрушил на них Жан.

– Может быть, когда-нибудь я напишу боевые песни, дабы почтить память мертвых: не только наших, но и тех, – вздохнув, сказал Жан. – Я буду петь хвалу Ричарду Львиное Сердце как величайшему военачальнику со времен Александра Македонского. Я расскажу людям о славе и героизме, чтобы кровь потекла в жилах быстрее и глаза наполнились слезами, но это будет потом. Сейчас я просто не выдержу.

Фульк подлил Жану вина. Молодой человек выпил, и губы его скривила невеселая улыбка.

– Господи, друзья, простите меня. Никто не виноват в моих страданиях; в конце концов, это ведь мне самому не терпелось отправиться с королем Ричардом в поход, а вы деликатно стараетесь не напоминать мне сие обстоятельство.

Фульк в ответ пожал плечами и дипломатично заметил:

– Но зато теперь ты набрался мудрости и опыта. Я понимаю, Жан, тебе тяжело вспоминать, но, может быть, ты все-таки расскажешь нам, что делаешь здесь, переодетый заморским предсказателем?

– Выполняю поручение Хьюберта Уолтера. Я сейчас иду к нему с сообщением от двора германского императора. Что до переодевания… – Жан расправил свою безразмерную котту. – Есть в Англии… э-э-э… представители определенных группировок, которые руку себе отрежут, только бы перехватить переписку Ричарда с лордом Хьюбертом. А за фигляром, который промышляет предсказаниями на турнирах, следить не будут.

– Допустим. Но ты выглядишь таким чужаком, что любой здешний барон немедленно бросит тебя в тюрьму, а то и казнит как еретика, – с сомнением произнес Фульк.

Жан довольно ухмыльнулся:

– Ну да, признаю, я немного перестарался с костюмом, но это ради тебя. Обычно я путешествую, переодевшись угольщиком или крестьянином. – Де Рампень размотал тюрбан, взъерошил примятые волосы и с наслаждением почесал голову. – Я слышал об этом турнире и подумал, что мой друг Фицуорин вполне может сюда приехать. Кажется, мне повезло. – Он оглядел присутствующих. – Если кто-нибудь из вас выразит желание сопровождать меня, я возражать не стану: вооруженный эскорт на заключительном этапе путешествия уж точно не помешает.

– С превеликим удовольствием, – ответил Фульк и скосил глаза на брата. – Уилл, помнишь, я говорил, что дам тебе возможность покомандовать? Вот как раз удобный случай, пока я буду сопровождать Жана в Англию.

Уильям открыл было рот, чтобы запротестовать, но передумал. Ехать в качестве сопровождающего – такая тоска по сравнению с той жизнью, что кипит на турнирах, да и к тому же сколько можно уже находиться у Фулька в подчинении. Нет, определенно не стоит упускать шанс наконец-то обрести самостоятельность!

Фульк повернулся к Жану:

– Прямо сейчас отправимся или подождем до завтра?

– Чем скорее, тем лучше.

Фульк поднялся.

– Тогда надеваю свой панцирь обратно, – обреченно сказал он. – Можешь взять мой запасной гамбезон.

Он жестом велел Стивену собираться и приказал Иво готовить лошадей.

Жан пошел в шатер вслед за Фульком:

– Ты не хочешь спросить, в чем заключается моя миссия?

– Это не мое дело.

Фульк порылся в сундуке и достал толстый стеганый гамбезон. Поскольку его носили под смазанным жиром хауберком, небеленый лен прочертили черные полосы. Под рукавом имелась прореха, через которую проглядывала шерстяная набивка, но в целом гамбезон был во вполне пригодном состоянии.

– И твое тоже, коли ты согласился оказать мне услугу. – Жан взял гамбезон и с помощью Фулька кое-как в него влез. – Условия освобождения короля полностью согласованы, и, хотя он еще не вышел на свободу, момент уже близок. Канцлер Лоншан выслал меня вперед с этим известием. И скоро новость сия будет известна всем. У Филиппа Французского есть шпионы при германском дворе. Узнав, что Ричарда должны отпустить на свободу, он не мешкая оповестит Иоанна, и они вдвоем попытаются этого не допустить. Надо, чтобы весть сперва достигла ушей Хьюберта Уолтера, дабы тот смог сыграть на опережение.

– Из всего, что ты сказал, я могу сделать вывод, что сейчас Хьюберт Уолтер не просто епископ Солсберийский, – усмехнулся Фульк.

– Ричард наделил этого человека полномочиями юстициария и поручил ему охранять королевство и собирать выкуп. – Жан подергал гамбезон, чтобы тот сел поудобнее, взял из рук Фулька запасной пояс и охотничий нож в ножнах. – И еще. Ричард обещал поспособствовать тому, чтобы Хьюберт стал архиепископом Кентерберийским. – (Пораженный, Фульк негромко присвистнул.) – После смерти Ранульфа де Гланвиля и архиепископа Болдуина именно Хьюберт вдохновлял войска при Акре. Он был с Ричардом на протяжении всего пути и ни разу не дрогнул.

– Странно, что Хьюберт Уолтер так преданно служит Ричарду, тогда как его брат Теобальд хранит верность Иоанну, – заметил Фульк, надевая кольчугу.

– А что ему еще остается делать? Теобальд Уолтер обязан Иоанну своими ирландскими землями и от имени принца выступает хранителем Ланкастерского замка. Если он человек Иоанна, это еще не означает, что он его ставленник, – возразил Жан.

Нахмурившись, Фульк попрыгал, чтобы кольчуга ровно легла на тело, пока край ее не коснулся коленей.

– Согласен, – кивнул он. – И поэтому понять Теобальда еще сложнее.

Быстрыми резкими движениями, выдававшими его недовольство, юноша облачился в сюрко и подвязал пояс.

– Сэр Теобальд принес клятву, и он человек чести, – подняв указательный палец, сказал Жан. – У Ричарда нет детей. Скорее всего, следующим королем станет его брат, и тогда нам всем придется приносить ему клятву. Думаю, что лорд Уолтер и это обстоятельство также принимает во внимание. Согласись, что кусать руку, которая тебя кормит, неразумно.

– Значит, я неразумный человек, – коротко бросил Фульк и, пристегнув к бедру меч, стремительно вышел на улицу, на палящую летнюю жару.

Ланкастерский замок, лето 1193 года

Гребень из слоновой кости и зеркало были покрыты тонкой резьбой в виде узора из листьев аканта. Зеркало, помещавшееся в грациозном футляре с откидной крышкой, было предметом настолько редким, что Мод видела его впервые, хотя и слышала песни трубадуров о прекрасных дамах, любующихся собой в будуарах.

Мод разглядывала себя в зеркале, и ей доставало тщеславия признать, насколько хороши ее густые белокурые, с серебряным отливом волосы и ясные изумрудно-зеленые глаза. Однако, будучи девушкой здравомыслящей, она прекрасно понимала, что в сложившейся ситуации особых поводов для радости у нее нет.

Сегодня был день ее свадьбы, и зеркало с гребнем она получила в подарок от почетного гостя, принца Иоанна. Мод знала, что он прибыл сюда не просто ради удовольствия отпраздновать бракосочетание одного из своих вассалов. Учитывая, что в последнее время упорно циркулировали слухи о скором возвращении короля Ричарда, принц хотел окружить себя преданными людьми вроде Теобальда Уолтера.

Иоанн приехал вчера поздно вечером. Мод уже легла, и подарок принесли к ней в спальню сегодня утром, вместе с остальными свадебными подарками. Там были фибула для плаща и покрывало из легчайшего аквамаринового шелка, обшитое по краю золотой нитью, – от Теобальда, а от отца – пояс, расшитый мелким жемчугом и на концах отделанный чистым золотом. Сами мужчины, как и предписывала традиция, не появились; они находились в другой комнате башни, готовясь к свадьбе.

Мод аккуратно убрала зеркало в футляр и положила его на сундук. Рука девушки дрожала, а на сердце было тревожно. Она чувствовала, что еще не готова стать женой, но больше откладывать отец не позволил.