Во взгляде Фулька промелькнула искорка жалости. Да ведь эта Мод совсем еще ребенок: щуплая, с неразвитой грудью, и на уме у нее игры – вон, мячик у мальчишек отняла. Ну какая из нее жена!

– Господин ле Вавасур – друг лорда, у которого я служил оруженосцем, – продолжил Фульк, так как девочка молчала и лишь пристально смотрела на него своими удивительно ясными глазами, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Скажите, миледи, а отец знает, что вы здесь?

Мод кивнула:

– Он знает, что я ушла с бабушкой делать визиты.

– А где ваша бабушка? – Фульк оглянулся по сторонам.

– Там. – Мод показала на шатер Фицуоринов. – Бабушка разрешила мне посмотреть, как мальчики играют, а мне захотелось побегать вместе с ними.

– Понятно.

Фульк призадумался, что лучше: войти в шатер и представиться бабушке или поспешно ретироваться. Он был уверен, что его отец, Уильям и Иво постарались исчезнуть, дабы не пришлось развлекать гостью. Это было понятно по тому, что собаки не выбежали его встречать. Излюбленная мамина тактика: желая вволю посплетничать с подругами, она всегда просила мужчин забрать собак с собой – дескать, им нужно поразмяться, да и нехорошо, когда в шатре воняет псиной.

Неизвестно, что бы в конце концов решил Фульк, но тут полог тента заволновался и послышались женские голоса. У выхода прощались две дамы. Затем на улицу вышла стройная немолодая женщина, одетая в элегантное платье. Следом появилась мать Фулька.

– Ну и куда же, интересно, подевалась эта егоза? – громко спросила гостья.

Как раз в этот момент женщина заметила Мод, и тонкие черты ее лица исказил испуг.

– Пресвятая Дева Мария, чем это ты тут занималась?! – ахнула бабушка и поспешила к девочке мелкими жеманными шажками светской женщины, которая ни при каких обстоятельствах не забывает о хороших манерах. – Я же запретила тебе пачкать платье. Что скажет отец? Ты выглядишь как мальчишка-сорванец!

– Я хотела поиграть, а этот мальчик вел себя грубо и неучтиво: сказал, что не примет меня, потому что я девчонка. – Голос Мод был полон негодования. – Я ничего дурного не делала, а он вдруг ни с того ни с сего за мной погнался и сбил с ног. – Мод оглянулась в поисках обидчика, но Алена и двух других ребят уже и след простыл – при первых же признаках беды они улизнули.

– Коварство у женщин в крови, – тихонько пробормотал Жан. – Даже в таком возрасте от них уже жди беды.

– Ничего страшного, Матильда, отведи Мод в шатер, и мы быстро приведем ее в порядок, – утешила подругу Хависа. – Девочка почти не испачкалась.

– Отец хочет, чтобы Мод производила хорошее впечатление, особенно сейчас, когда он ищет для нее партию.

Крепко взяв свою подопечную за руку, словно опасаясь, что иначе та сбежит, бабушка провела ее в шатер и опустила полог.

– Бедная девчушка! – посочувствовал Мод Фульк. – Хотя, может быть, я просто излишне добросердечен. Думаю, если бы моя мать родила девочку, наша сестра была бы именно такой. – Он криво усмехнулся.

– Да уж, попадаются девчонки, которые запросто могут обвести всех вокруг пальца. Так что благодари небеса за то, что у вас в роду одни только мальчики, – философски заключил Жан.

Теобальд Уолтер не сразу понял, о чем толкует его брат.

– Что? – переспросил он.

Хьюберт страдальчески вздохнул:

– Я говорю, неплохо было бы тебе всерьез обдумать предложение ле Вавасура.

Они сидели в шатре Теобальда, пили по последнему кубку вина перед сном. Было уже поздно, хотя еще не настало время всенощной. Сегодня Хьюберт в последний раз носил официальное облачение архидьякона Йоркского. Наутро ему предстояло принять сан епископа Солсбери и надеть расшитую золотом мантию и позолоченную митру, полагающиеся ему по статусу.

– Ты что же, считаешь меня извращенцем и развратником, способным просить руки двенадцатилетней девочки?! – возмутился Теобальд. Он никак не ожидал такого от Хьюберта.

– Я толкую про ее земли! – отрезал Хьюберт. – Барон дает за дочерью такое богатое приданое, что тут любому стоит призадуматься, даже праведнику вроде тебя! Эдлингтон, Шипли, Хейзлвуд, Рэгби! Тот, кто возьмет девчонку в жены, получит целое состояние!

Теобальд разглядывал брата с изумлением, которое граничило с отвращением. Пусть Хьюберт и станет завтра епископом, но до благочестия ему очень далеко. Все вокруг прекрасно знали, что его старший брат отличается деловой хваткой и прекрасно разбирается в финансовых вопросах. Вроде бы похвальные качества, однако насколько подобное приличествует священнослужителю?

– Но Мод всего лишь двенадцать лет, – повторил Теобальд.

Хьюберт пожал плечами:

– Думай лучше о деньгах, братец! Не пойму, что тебя смущает? К тому времени, когда дочери барона исполнится, скажем, четырнадцать или пятнадцать и она станет способна плодить наследников, ты ведь еще тоже не впадешь в старческую слабость, верно?

Тут уж Теобальд не выдержал и, рубанув рукой воздух, резко ответил:

– Убирайся-ка ты лучше от греха подальше, пока я тебя не вышвырнул! – В глубине души он понимал, что Хьюберт печется об интересах семьи, что в словах его есть резон, и от этого Теобальду было не по себе.

– Я и сам как раз собирался уходить. – Хьюберт поднялся и легкой, несмотря на его внушительные габариты, походкой направился к выходу. – А ты все-таки подумай, Тео. Это прекрасная партия, да к тому же, если ты в ближайшее время не задумаешься о свадьбе, то, боюсь, не женишься уже никогда. Наверное, из нас двоих священником должен был быть ты.

– Полагаю, я для этого не достаточно алчный, – проворчал Теобальд.

Осуждающе покачав головой, но при этом мило улыбнувшись, Хьюберт откланялся.

Теобальд хмуро разглядывал полог шатра. А ведь и впрямь заманчиво получить в приданое земли ле Вавасура, которые граничат с его северными владениями. Но нужна ли ему невеста двенадцати лет? Даже пятнадцать – и то слишком мало! Фульку было пятнадцать, когда тот в качестве оруженосца отправился с ним в Ирландию. Лорд Уолтер попытался представить себе девушку такого возраста и поморщился: нет, это будет просто вопиющим бесстыдством! Теобальд вскочил с походной табуретки и бросился на свою узкую холостяцкую кровать, простыни на которой были застелены безупречно ровно, как на тюфяке в монастырской келье.

Золотой шелк сюрко, красовавшегося на Фульке, не шел ни в какое сравнение с одеяниями, в которые облачились для коронации епископы и видные вельможи. От ярких оттенков алой и синей материи, отделанной драгоценными камнями и вышивкой, пол аббатства сиял, как оживший витраж. Мантию архиепископа Болдуина усеивало такое количество мелких жемчужин, что удивительно было, как он еще мог идти.

Принц Иоанн был царственно великолепен в одежде из шерсти цвета полуночного неба. Небольшие драгоценные камни украшали вырез и рукава платья, а отороченный собольим мехом плащ был застегнут огромной изящной фибулой, выкованной из золота. Однако, как ни хорош был Иоанн, все взгляды, естественно, устремлялись на Ричарда. Хоть тот и был облачен в котту из грубой шерсти, все безошибочно понимали, что именно он король, и никто иной. Отсутствие украшений лишь подчеркивало его атлетическое телосложение и суровую, мужественную красоту.

С великими почестями слуги сняли с Ричарда котту, сапоги и шоссы, и он остался стоять в рубашке и коротких штанах-брэ. Шнуровку на рубашке распустили, и монаршья грудь была обнажена, являя присутствующим буйную поросль рыжих курчавых волос. Архиепископ Болдуин помазал голову, грудь и руки Ричарда священным елеем, выражая тем самым Божье соизволение на вступление его в королевский сан.

От торжественности момента, от тишины, царившей под огромным сводом церкви Короля Эдуарда, Фульк испытывал благоговейный трепет. По выражению лиц стоящих вокруг него людей он видел, что и они тоже разделяют его чувства.

После помазания Ричарда облачили в королевские одежды. Шерстяную котту сменила мантия из пурпурного шелка, а вместо пары простых шосс явилась другая, расшитая крохотными золотыми леопардами.