– Меня?! – Мод подняла голову от своего отражения в кубке и в изумлении посмотрела на мачеху. – С чего вы решили?

– Ну, я же вижу, как он с тобой говорит, как вечно нарезает вокруг тебя круги, не подходя слишком близко. И как он на тебя смотрит, когда ты этого не видишь. Полагаю, Робер и сам с трудом верит, что тебя породил.

– Вот это точно! – невесело рассмеялась Мод.

– Не будь такой букой! – с настойчивостью сказала Джулиана. – Отца пугает твоя красота. – Мод недоверчиво смотрела на нее. Но мачеха продолжала: – Да перестань. Ты же видела свое отражение в зеркале и наверняка замечала, какие завистливые взгляды бросают на тебя другие женщины. И как мужчины провожают тебя взглядом.

– На такие вещи я мало обращаю внимание, – холодно ответила Мод. – Кроме того, у меня нет ни времени, ни желания таращиться на себя в зеркало. Для меня не существует других мужчин, кроме Фулька.

Тонкие губы Джулианы изогнулись в лукавой улыбке.

– С таким мужем, как у тебя, это неудивительно, – заметила она, а затем продолжила развивать все ту же тему: – Судя по всему, внешностью ты пошла в мать, а некоторые мужчины боятся слишком красивых женщин. Им кажется, что единственный способ удержать такую женщину при себе – это указать ей на ее место. – Джулиана разгладила рукой отрез винно-красного шелка – свадебного подарка от Фулька и Мод. – Одна из причин, по которой Робер на мне женился, помимо того что я получила от первого мужа неплохое наследство, – то, что я отнюдь не красавица. Он может спокойно смотреть на меня и не чувствовать при этом робости.

– Я заставляю отца испытывать робость?! – громко воскликнула Мод. Но, увидев, что другие гостьи стали бросать взгляды в ее сторону, опустила голову и понизила голос. – Да как вы такое можете говорить?! – громким шепотом возмутилась она. – Наоборот, это он всю жизнь пытался застращать меня!

– Ты меня не слушаешь! – нетерпеливо сказала Джулиана, тоже негромко, но с такой же горячностью. – Взгляни на себя со стороны. Сильная, волевая. Да плюс внешность, которая ослепляет мужчин. Но и это еще не все. Твой супруг – бунтовщик, разбойник. Человек, о котором слагают песни и которым втайне восхищаются. Еще бы твоему отцу не робеть! А поскольку проявлять слабость – это не по-мужски, он всячески хорохорится и принижает твои достоинства.

– Значит, это я во всем виновата? – с каменным лицом спросила Мод.

– Нет, конечно, это его вина, глупая. – Джулиана в отчаянии покачала головой, словно втолковывая что-то не слишком смышленому ребенку. – Возможно, Робер никогда не примирится с положением вещей. Он не такой человек, чтобы заглянуть в себя и что-то изменить. Но если ты будешь знать, что им движет, то, может быть, найдешь в своем сердце хоть капельку снисхождения.

Мод сглотнула.

– Как вы верно заметили, моя мать была красива, – горько сказала она. – Отец часто бил и унижал ее при всех. На меня вообще не обращали внимания, потому что я была девочкой, не способной заменить долгожданного сына. Извините, но я не могу сделать так, как вы предлагаете. Уже слишком поздно. Я научилась не взваливать на себя вину за слабости других.

Джулиана печально смотрела на Мод, и та почувствовала: надо что-то еще добавить. Можно не испытывать к новой родственнице нежных чувств, но и портить отношения с мачехой тоже не стоит.

– Я желаю, чтобы вам обоим этот брак принес радость, – сказала она. – Но надеюсь, вы понимаете, что я не стану у вас частой гостьей.

– Да, я все прекрасно понимаю, хотя мне и очень жаль, – вздохнула Джулиана и спрятала руки в рукава платья. – Вдова богатого мужчины никогда долго не остается вдовой, как ты имела возможность убедиться сама. Этот союз может показаться тебе странным, но мне кажется, я смогу жить с твоим отцом в мире и согласии. Как бы Робер ни вел себя в прошлом, со мной он добр. – Она пожала плечами. – Некоторые браки с самого начала напоминают стихийное бедствие. И чувства пылают, как огонь. А есть и другие – уютные, словно пара старых разношенных башмаков. – Джулиана чуть заметно улыбнулась. – Я считаю, мне очень повезло, что у меня именно такой брак.

Краем глаза Мод заметила, как Хависа тянется к маленькой брехливой собачонке леди де Весси, намереваясь дернуть ее за хвост. Мод ринулась спасать обеих, а потом вместе с гостями посмеялась над происшествием.

Теперь продолжать задушевную беседу с Джулианой было уже поздно: разговор завела графиня Клеменс, жена Честера. Мод попыталась представить себе второй брак отца в виде пары уютных старых башмаков, но у нее ничего не вышло. А вот уподобить их с Фульком совместную жизнь костру, напротив, получилось легко.

Уорфедейлский лес напомнил Фульку Уэльс, его дикую густую зелень, устеленные папоротником овраги, бурлящие потоки, скалы, которые так любит лишайник. В чаще здесь еще водились волки, а дикие кабаны пока что не стали тут такой редкостью, как на юге. Это был лес короля Иоанна, но Робер ле Вавасур пользовался правом охотиться в его пределах и забирать подстреленную дичь – привилегия, недавно дарованная ему вернувшимся из Нормандии монархом.

– Я все сомневался, приглашать тебя на мою свадьбу или нет, – сказал ле Вавасур, когда охотники, устав выслеживать добычу, устроили привал, чтобы перекусить прихваченными с собой припасами: пряным окороком, пирожками с курятиной и разбавленным вином.

Вокруг псарей крутились собаки: аланы и волкодавы, ростом с пони; рыжие поджарые терьеры, едва достающие человеку носом до колена.

Фульк пожал плечами и откусил солидный кусок пирога:

– По правде сказать, я тоже сомневался, приезжать или не приезжать. Король Иоанн вернулся в Англию, и теперь безопаснее оставаться в Уиттингтоне.

– Так чего ж ты не остался? Почему все-таки приехал?

Фульк посмотрел на тестя. Прямой линией носа и очерта ниями подбородка он едва уловимо напоминал Мод.

– Я приехал ради своей жены, – пояснил Фульк. – Потому что вы как-никак ее отец. – Он прожевал курятину. – Что делать, иногда приходится идти на риск.

Фицуорин повернул голову и увидел, что на поляне спешиваются двое: Ранульф Честер – ровесник Фулька, стройный, темноволосый, и де Весси – чуть постарше, с багровым лицом и недовольной складкой между бровей. Пожалуй, с этими людьми интересно было бы пообщаться. Фицуорин взглянул на де Весси. Вот бедняга, Иоанн соблазнил его жену и переспал с ней, к ярости и унижению графа. Ранульф жил недалеко от Уиттингтона. К тому же сестра его когда-то была помолвлена с Лливелином. Фульк решил, что неплохо будет завязать с соседом дружбу.

– Я запрещаю тебе вести бунтарские разговоры под моей крышей, – сурово предостерег зятя ле Вавасур.

Фульк потянулся за следующим пирожком. После охоты у него разыгрался аппетит, а пирожки были ну просто объеденье.

– Вы и сами прекрасно знаете, что на свадьбах традиционно говорят о политике и скрепляют альянсы, – сказал он. – Если вы пригласили меня сюда, то потому, что хотите усидеть на двух стульях: как говорится, и нашим и вашим. – Он облизал пальцы. – Не волнуйтесь. Я не стану у вас за спиной подстрекать гостей к измене. Это было бы просто невежливо, а я, что бы вы обо мне ни думали, уважаю приличия. – Фульк взял третий пирожок.

– Если это и впрямь так, Фицуорин, – проворчал Честер, присоединяясь к ним, – то хватит уже есть, оставьте и другим хотя бы пару пирожков.

– Милорд, пирожки – моя слабость: тут уж не до соблюдения приличий. Бывают ситуации, когда все средства хороши – как в любви или на войне! – шутливо парировал Фульк.

Честер усмехнулся и сел рядом с ним, прислонившись спиной к шершавой коре старого дуба. Он взял два пирожка: один себе, а второй кинул де Весси, который остался стоять.

– А вы не боитесь, что кто-нибудь из гостей, рассуждая точно так же, за пригоршню серебра выдаст вас Иоанну? – спросил де Весси, взглянув на Фулька. – Вы находитесь за пределами своих земель, и здесь за вашу голову назначена неплохая цена.