– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Уна тряхнула головой, отчего ее черная коса покачнулась, как туго сплетенный канат.

– Прекрасно понимаете! – горячо возразил он. – Видит Бог, миледи, вы вели себя просто гнусно! Наверняка услышали, как подъехали лошади, и сообразили, что это прибыла Мод. Нет бы выйти, как подобает гостеприимной хозяйке, и благопристойно поприветствовать ее. А что вы делаете вместо этого? Подстраиваете так, чтобы законная жена столкнулась с вами, простоволосой и без сюрко, на пороге спальни. Думаете, я слепой или идиот? Я сразу разгадал ваш гнусный замысел, миледи!

В глазах Уны мелькнул гнев. Она размахнулась, чтобы залепить Жану оплеуху, но он перехватил ее руку и ловко вывернул вбок и вниз. Бедная женщина охнула от боли, и на глазах у нее сверкнули слезы. Служанка за прялкой испуганно вскрикнула.

– Пошла вон! – рявкнул Жан и глянул на служанку так, что та ахнула и убежала прочь.

– Все мужчины – слепцы и идиоты! – Уна попыталась вырваться, но Жан сжал ее руку еще сильнее.

– Только не я! – тяжело дыша, проговорил он.

Ее свободная рука нырнула к его поясу, где висел нож. Но Жан вновь оказался быстрее: развернул вдову и прижал к стене, придавив весом собственного тела. Он слышал ее дыхание и чувствовал, как злость Уны мешается с волнами исходящей от нее похоти. Воздух вокруг них накалился, словно в грозу: казалось, еще чуть-чуть – и ударит молния. Собака, инстинктивно почувствовав, что ее хозяйке ничего не угрожает, скучающе зевнула, направилась к входной двери и плюхнулась на крыльце.

Уна изогнулась Жану навстречу, гибкая и податливая:

– Ты собираешься меня бить?

Он представил ее роскошную белую плоть с краснеющим следом кнута или синяками от его пальцев. Жан знал, что есть мужчины – и женщины тоже, – которые охотно играют в такие игры. Нельзя пересечь Босфор, увидеть Константинополь, пожить какое-то время при королевском дворе и при этом остаться неискушенным. Жан даже допускал, что в подобных забавах может быть своя прелесть, но лично его они никогда не привлекали.

– Нет, – мрачно сказал он. – Я всего лишь хочу навсегда выбить у тебя из головы мысль о том, чтобы переспать с Фульком Фицуорином.

– И как же именно ты собираешься это сделать? – поддразнила его Уна. – Предложишь взамен себя? Мужчины вечно похваляются своими подвигами в постели, однако, когда доходит до дела, редко оказываются на высоте.

– Вот увидишь, я стану исключением, – пообещал Жан, целуя ее в чувственные губы.

Садиться было больно, но, обложенный со всех сторон плотными подушками, Фульк все же справился. Мод отправилась на кухню, чтобы раздобыть ему тарелку рагу. Хозяйка тоже временно отсутствовала: отправилась по делам. Жан де Рампень, с виду крайне измотанный, но в то же время исключительно довольный собой, сидел рядом с Фульком на краешке кровати.

– И что ты думаешь о моем предложении? – с непроницаемым лицом спросил Фицуорин. – Не хочешь остаться здесь и укрощать ирландцев?

Похоже, Жан уже начал укрощать одну ирландку, и, судя по приглушенным звукам, доносившимся недавно из соседней комнаты, битва была тяжкой.

Де Рампень медлил с ответом:

– А что скажет Маршал? Ведь покойный О’Доннел был его вассалом!

– Не думаю, чтобы он возражал! – Фульк позволил себе улыбнуться. – Маршал наверняка понимает, что овдовевшая леди Уна – лакомый кусочек для любого мужчины, подумывающего о женитьбе. Она ведь унаследовала от покойного супруга несколько богатых поместий, с хорошими пастбищами и прекрасной гаванью. И к тому же нельзя забывать о том, что ее младшему сыну, пока тот не достигнет совершеннолетия, требуется опекун.

– Полагаю, это рано или поздно приходит к каждому из нас, – вздохнул Жан.

– Что именно? – не понял Фульк.

– Желание осесть. Распоряжаться своей землей. Воспитывать детей.

– Если тебе это не по вкусу…

Жан сверкнул белыми зубами:

– О нет, очень даже по вкусу! Видно, все дело в том, что я старею.

– Ну, если следовать твоей логике, то я уже глубокий старик, который давно выжил из ума.

Жан в ответ весело засмеялся, но сразу посерьезнел:

– У тебя все было по-другому. С самого рождения у тебя имелись определенные обязательства перед своей семьей, перед Уиттингтоном. Я же рос, не рассчитывая на собственную землю. Принес вассальную клятву семейству Уолтер в обмен на пропитание, кров и жалованье. Потом поступил на службу к тебе. Я всегда честно исполнял свой долг перед лордом, но никакими более серьезными обязанностями обременен не был, и меня это вполне устраивало. – На лице Жана снова мелькнула улыбка. – Девчонки существовали лишь для того, чтобы кувыркаться с ними в постели, я черпал в амурных похождениях силу. Не хочу сказать, что сейчас утратил интерес к этой стороне жизни, но время все ставит на свои места. Мне уже почти сорок. А на поиски приключений в таком возрасте отправляются только самые безрассудные рыцари. – Он обвел рукой комнату и добавил: – Хотя, думаю, мне еще достанет приключений, когда я начну защищать Докьонелл и его хозяйку.

– Послушай, ты сам этого желаешь или нет? Я не хочу, чтобы ты жертвовал собой исключительно из дружеской преданности.

– Да, я этого желаю сам, – твердо сказал Жан и сложил руки на груди, словно прижимая к себе драгоценный подарок. – Если, конечно, леди Уна согласится стать моей женой.

– А ты сомневаешься?

Жан на секунду задумался и помотал головой:

– Вообще-то, нет. Уна похожа на меня. Невозможно постоянно ходить по краю пропасти, хотя это и очень увлекательно. Кроме того, ей нужен защитник. Думаю, этот брак будет выгоден нам обоим.

– Вот и хорошо, – усмехнулся Фульк. – Тогда пойди и расскажи все моей жене, пока она не нанесла тяжких увечий твоей будущей супруге.

Жан и Уна обвенчались два дня спустя в маленькой деревянной часовне, пристроенной к башне. Фульк уже окреп настолько, что смог встать с постели, хотя двигался пока еще медленно. Он освободил спальню, чтобы Уне и Жану было где провести первую брачную ночь, хотя, как он заметил Мод, эта парочка прекрасно справлялась и на полу.

На Уне было платье из простого синего льна, перевязанное на талии поясом из серебряной тесьмы. Из уважения к святости часовни она покрыла косу легким шелковым покрывалом, которое придерживал венок невесты, сплетенный из мирта и роз. Брачные клятвы в присутствии свидетелей Уна произнесла громко и отчетливо, чтобы никто не подумал, что ее силой принудили к браку. Жан преподнес невесте безант[32] в знак того, что обеспечит ее состоянием, и кольцо – как символ их союза.

Священник благословил пару и огласил согласие Церкви на их брак. Жених и невеста, не расцепляя перевитых столой рук, поцеловались. Радостно улыбаясь, Уна подошла к Фульку и Мод за поздравлениями. Когда Фульк наклонился поцеловать ее в щеку, она озорно повернула голову, чтобы их губы встретились, а затем положила руки ему на плечи и запечатлела на его устах настоящий пылкий поцелуй.

– В память о былом, – сказала она, отпустив его, и кокетливо взмахнула ресницами.

Фульк кивнул:

– И пусть все останется в прошлом!

Стоявшая рядом Мод тихо кипела от негодования. Хотя они временно заключили с Уной перемирие, приятельницами им никогда не стать: слишком много подозрений и ревности с обеих сторон. Они будут терпеть общество друг друга ради мужей, но и только.

Мод проговорила дежурные слова поздравления, и женщины изобразили поцелуй. Затем Жан наклонился к Мод, чтобы получить свою часть поздравлений, и она вдруг обняла его так же, как Уна только что обнимала Фулька, разве что чуть менее порывисто. И сказала:

– Спасибо, милый, что ты ни разу не отказывал мне, когда я тебя просила! Я так тебя люблю!

Фульк, казалось, был поражен, но невольно усмехнулся. На лбу Уны, вызывающе гладком для женщины ее возраста, от раздражения залегла едва заметная складочка. «Вот и прекрасно. Давно пора поставить ее на место».