— Россия выходит из космической гонки. Это позволит расширить российский сегмент вирта. Ты что, не слышала об этом? — подмигиваю я Юрчику.

— К сожалению, это так, — подыгрывает мне он, спасая тем самым жизнь Клеопатре.

Или все-таки лучше ее нейтрализовать?

Посмотрим. Если Юрчик и я не проговоримся — пусть живет. Ведь с нее делали виртело, благодаря которому тысячи и тысячи обывателей уйдут из реала в вирт навсегда, безвозвратно, безнадежно. За это стоит оставить ей жизнь.

Оживает мой терком. В замкнутом пространстве фуры его сигнал вызова звучит оглушительно громко.

— Это я, — слышу я голос предка и вижу на дисплейчике свежее и молодое, как всегда, лицо. — Последние две бомбы обезврежены. Спроси у этого обывателя, обо всех ли он рассказал? С него станется…

Юрчик, слышавший предка, криво улыбается.

— Других бомб нет. Я не был уверен, что все рассказанное тобой — правда, потому и не раскололся сразу.

— Других бомб нет, — отвечаю я предку.

— Тогда до связи, Логвин.

— До связи, Аркадий. Разве приведенные мною доказательства тебя не убедили? — поворачиваюсь я к Юрчику.

— Доказательства чего? — спрашивает Клеопатра, но ее вопрос повисает в воздухе.

Когда мужчины не отвечают на вопросы красивых женщин, это означает, что они говорят о действительно серьезных вещах.

— Пару лет назад мне в руки попала одна любопытная книга, — как-то в обход отвечает Юрчик, наблюдая на дисплее замысловатую кривую. — В ней говорилось о том, что Сверхцивилизаций нет не потому, что они самоуничтожаются, достигнув достаточного для этого уровня развития технологии, а потому, что им помогают сделать это.

— Кто? — вкладываю я в короткий вопрос весь доступный мне сарказм.

— Те, кто не хочет появления Сверхцивилизаций в Галактике.

— Я, кажется, тоже читал эту глупую книгу.

— Вот как? А я слышал, половина ее тиража сгорела во время пожара на типографии, остальная незаметно растворилась в социуме, что произошло с автором — тайна, покрытая мраком. Этой книги ни в одной вирт-библиотеке нет!

— Один экземпляр — у тебя?

— Да.

— Продай мне его, а?

— Ты вроде уже пообещал мне дать за спасение вирта такое, что против него все деньги, все раритеты, все золото Земли — ничто!

— Тогда подари. Это — одна из немногих книг, отсутствующая в нашей библиотеке. Где она у тебя лежит?

— На работе, в кабинете.

Кажется, я на пару секунд теряю контроль над своим лицом.

Еще бы! Половину тиража нам действительно удалось сжечь, вторую половину вначале замолчать, а потом постепенно выкупить и уничтожить. Естественно, как только книгу сканировали и выставляли в одной из вирт-библиотек, мы немедленно выкупали у владельца уцелевший экземпляр, а библиотекарю предъявляли завещание автора, требующее уничтожения его изобилующей ошибками книги. Последние четыре года книга нигде не всплывала, мы решили, что уже все. И вот — еще один экземпляр!

Будем надеяться, что последний.

— Знаешь, мне не хотелось бы расставаться со столь редкой книгой…

— Придется.

— Не понял. А если я не захочу ее дарить?

— Захочешь.

— Почему?

— Сейчас объясню. Только вот убежусь, что вирту ничто не угрожает… Кирилл, это Логвин. Уже три ноль семь. Что с виртом?

— Слава Богу, ничего, — отвечает Кирилл, и я вижу, как прямо на глазах его отпускает нечеловеческое напряжение. Впрочем, люди на нечеловеческие напряжения не способны. Это доступно лишь нам, Хранителям.

— А ты уверен, что ни одна бомба действительно не сработала? Вдруг мы просто пока еще не наблюдаем результатов?

— Ни один детектор никаких последствий воздействия вирусов, грибков и прочей дряни не обнаруживает. Мы можем не видеть сам новый вирус, но всякое разрушение любой конструкции вирта обнаружим почти сразу. Спасибо тебе, Логвин! Если бы не ты — трудно представить, что произошло бы. Тебе, кстати, удалось задержать Заратустру?

— Нет. Но, думаю, это уже неактуально.

— В общем-то да. Наши спецы сейчас разбираются с этим стеганографическим вирусом-грибком. Думаю, через недельку-другую мы уничтожим все споры.

— Будем надеяться. Мне можно не приезжать? Чрезвычайное положение отменяется?

— Да-да, конечно! Отдыхай. И еще раз спасибо за службу. Пока устное, но о его материализации я позабочусь.

— Не смею возражать любимому шефу.

Отключившись, я пристально смотрю на Юрчика.

— Так почему я захочу отдать тебе книгу, которая нужна мне самому? напоминает Юрчик.

— По ее материалам ты делал доклад на форуме у Карлсона, верно?

— Делал. Я собирался диссертацию на эту тему писать. Книга надоумила. Правда, теперь, когда я вот-вот стану…

Оглянувшись на Клео, Юрчик меняет окончание фразы.

— …знаменитым, мне вряд ли захочется заниматься такими мелочами.

— Ты отдашь мне эту книгу в обмен на дозы.

— Какие дозы? — не понимает Юрчик. Еще раз оглянувшись на Клеопатру, он просит: — Клео, ты не могла бы принести нам по паре бутербродов и термос? Что-то я проголодался. А Логвин, насколько я понимаю, не откажется от чая.

— Вот-вот. Сам «Хеннесси» хлестал, а гостю — только чай…

Подозрительно посмотрев на нас обоих, Клеопатра выходит из фуры.

— Философского камня, что ли? — спрашивает Юрчик, едва за нею захлопывается дверь.

— Разве гениальность — не отдельный товар?

— Книгу ты мне отдашь в обмен на китайский красный, который принял, считая его философским камнем.

— Китайский… красный?.. — удивляется Юрчик.

— Чайна рэд. Когда-то, до появления виртаина, это был самый страшный наркотик, Эффект привыкания возникает после первой же дозы, та печаль, которую ты уже чувствуешь, — первый признак ломки.

— Вы, даймоны, нас… обманули? — никак не может поверить очевидному Юрчик. — Меня и всех моих друзей? Но зачем?!

Вскочив со стула, он начинает бегать, словно тигр в клетке.

— Затем, что вы представляли огромную угрозу для вирта. А раз представляли — значит и будете представлять. Кроме того, вы слишком много узнали того, чего не должны были знать. А ну как все люди поймут, что ваша реальность — всего лишь виртуальность даймонов? Реал рухнет, как вы это чуть было не сделали с виртом. Поэтому все заговорщики подлежали нейтрализации. Но убить вас всех значило бы привлечь нежелательное внимание. А чайна рэд — абсолютно безупречный с точки зрения закона способ. Все равно что самоубийство. Вы сами, добровольно, примете оставшиеся вам по жизни дозы.

— Мир даймонов — лжив и жесток! — бросает мне в затылок неслышно появившаяся Клео. Никаких бутербродов в ее руках нет — Клеопатра за ними не ходила. Вместо этого она, нимало не стесняясь, подслушивала наш разговор. Воспользовалась тем, что я сижу спиной к двери, и…

Негодяйка.

Заратустра не сводит с Клео восхищенного взгляда. Наверное, эта распутная и лживая женщина сейчас очень красива. Но недолго ей осталось наслаждаться собственной красотой. Оказывается, Юрчик уже успел ей все рассказать. И напрасно: теперь придется убрать и Клеопатру тоже.

— Я объяснял вашему избраннику, что реальность — для нас она вторичная во многом копирует наш, первичный мир. Что внизу, то и наверху. Наш, истинный мир ничуть не более лжив и жесток, чем ваш. Вы, например, устроили целый заговор, чтобы разрушить то, что создавалось десятилетиями упорного труда тысяч людей. Разве это не жестоко? И разве всякий заговор — не ложь в ее первозданном виде?

— А если мы или кто-то из наших друзей сейчас выйдут в вирт и расскажут все о даймонах, о том, что реальность — это всего лишь виртуальность даймонов? — пытается угрожать мне Юрчик.

— То над вами посмеются и посоветуют поменьше смотреть фантастических фильмов. Сюжеты на эту тему еще в конце прошлого века появились — с нашей подачи, разумеется. Теперь мы не боимся, что кто-то раскроет тайну Реальности. Она — секрет Полишинеля, в который никто не верит. Никто кроме вас, разумеется!

Юрчик даже не подозревает, насколько он сейчас смешон. Это надо же было поверить в такую глупость! С его-то коэффициентом интеллекта! Нет, воистину, как только речь заходит о вещах действительно серьезных, местный бог отнимает у обывателей разум.