Прежде чем у меня поучается прийти к решению, звонит мой телефон, и экран освещает темную машину.

– Легок на помине, – вздохнув, отвечаю я. – Привет.

– Привет, – отвечает он легким тоном. – Слышал, что ты попала в небольшую беду.

– Ага, моя машина снова сломалась, но следует отметить, что ты, кажется, доволен этим фактом.

– Я лишь счастлив, что снова могу приехать и разыграть из себя рыцаря в сияющих доспехах для тебя.

– Разве ты не достаточно этого делал? Я думала, что ты, должно быть, уже устал.

– Это поэтому ты мне сама не написала? Потому что думала, я ленивый рыцарь в сияющих доспехах? – шутит он, но капля обиды присутствует в его интонации.

– Нет, я думала, что ты в Вейле, – отвечаю я, наблюдая за проезжающей машиной.

Правда в том, что я не была уверена, – в Вейле он, или нет. Я просто не позвонила ему, потому что:

1) Бек уже сделал для меня слишком много. И это казалось нормальным, пока мы были моложе, я чувствую себя жалкой из–за того, что мне постоянно нужна его помощь, а я уже взрослая.

2) В целом, что он увидит меня в этом барахле, моей рабочей униформе.

3) Бек из очень богатой семьи, и иногда ему тяжело понять финансовую борьбу, например, почему я до сих пор не отремонтировала свою дерьмовую машину. А ответ «потому что не могу себе это позволить» приводит к предложению дать мне денег, которые я никогда не приму, не смотря на настойчивость.

Есть еще номер четыре, но я ненавижу о нем думать, в большей степени потому, что ненавижу сам факт его существования. Но он должен быть. Другими словами, Бек и наша дружба как–то стала слишком сложной. Середина года в старшей школе была прекрасным примером именно этого.

Мы были на вечеринке, и после слишком большого количества напитков и грязных танцев, мы оказались в спальне Бека, что не было странным, мы много раз это делали, но та ночь чувствовалась по–другому. В ту ночь его прикосновения и улыбки были причиной того, что мой живот трепетал.

– Ты кажешься нервной, – сказал он, когда мы сидели на его кровати лицом друг к другу со скрещенными  ногами. Музыка вибрировала через пол, а мягкий свет просачивался через  комнату.

– Я всегда нервная, – призналась я. Из–за Бека, единственного человека, который на самом деле понимал глубину моей тревожности. – Ты это знаешь.

– Я знаю это, – он заправил прядь волос мне за ухо. – Но это не значит, что я хочу знать меньше, так что выкладывай.

– Просто сегодня вечером ты заставляешь меня слегка нервничать, – я не знала, что еще ему сказать, если не правду, даже если это связано с ним.

Он в шоке прижал руку к своей груди:

 – Я?

Я кивнула, уставившись вниз на стеганое одеяло.

– Хотя, я не знаю почему, – или я, возможно, знала, но просто не хотела этого упоминать.

Он обхватил рукой мой подбородк и поднял мою голову вверх.

– Я не хочу, чтобы ты когда–нибудь нервничала рядом со мной. Что я могу сделать, чтобы стало лучше?

Я потрясла головой, и по какой–то дикой странной причине мой пристальный взгляд  блуждал по его губам. Я делала так всю ночь, задаваясь вопросом, каково будет целоваться с ним? Я знала, что он перецеловал кучу девчонок, и знала о слухах, что он великолепно целуется. Мне было любопытно узнать не только, как целоваться с Беком, а вообще узнать о поцелуях. У меня насчет этого были правила. Правила оберегали меня от того, чтобы я не превратилась в свою мать. Конечно, с алкоголем в моей системе, кажется легко нарушать правила.

– Я на самом деле не знаю, – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от его губ.

Наступила тишина, за исключением громыхающей музыки, играющей внизу. Мне было интересно, что делают прямо сейчас остальные, что делали мои друзья. Им было веселее, чем мне? Сомнительно, поскольку мои самые веселые моменты связаны с Беком. Плюс, он заставлял меня чувствовать себя такой защищенной, особенно когда обнимал меня. Иногда мне хотелось навечно остаться в его руках. Жизнь была бы намного проще в этом случае.

– Виллс, –  его голос был низким и хриплым.

Я оторвала свои глаза от его рта и встретилась с его пристальным взглядом. Его глаза горели не поддающимся расшифровке голодом. Я не могла понять, что стало причиной взгляда, пока он не нагнулся и не притронулся своими губами к моим губам.

Я сильно зажмурилась, раскрыла свои губы и на останавливающий–сердце,  сжигающий–душу, возбуждающий–момент жизнь была прекрасна. Затем я отделалась от своей глупости и вспомнила, что жизнь не идеальна. Я жила в несовершенстве с тех пор, как мне исполнилось шесть.

Внутри меня поднялась паника, и я сбежала, как трусиха.

В течение нескольких недель после этого, я едва ли могла смотреть Беку в глаза. То были самые одинокие дни за всю мою жизнь. Единственной причиной, по которой мы с ним могли снова быть друзьями, было правило. Простое правило. По крайней мере, казалось таким на бумаге.

Абсолютно никакого контакта губ.

Да, это было мое правило. Я отдала Беку копию, а оригинал держала в своем бардачке. Наличие этой написанной на бумаге границы, казалось, сработало для нас.

Вроде…

– Ты кажешься напряженной. Что происходит? – тревожный голос Бека выманивает меня из воспоминаний.

Страх промчался сквозь меня, когда рядом загудела машина, а я опустилась еще ниже на сидении.

– Я всегда напряжена. Это приходит, когда ты  беспокойный человек, – говорю ему. – Но то место, где я сломалась, также не помогает моей тревожности.

– Где именно ты находишься?

– На трассе между Риджфилдом и Фэйрс Холлоу.

– Бля, это на середине в никуда.

– Да, я знаю. Я… – я что? Еду домой с работы? Ведь он думает, что ты работаешь в библиотеке, которая далеко–далеко отсюда. – Мне пришлось съездить по нескольким поручениям своей матери, а моя тупая машина решила, что стоит снова перегреться. – Боже, я ненавижу ему врать. От этого болит мое сердце.

– Тебе действительно нужно, чтобы твою машину посмотрели, – говорит сквозь болтовню и фортепианную музыку, которая усиливается на заднем фоне.

– Я так и сделаю, – лгу я. Я подчеркивала это ранее, пытаясь объяснить отсутствие денег, но с Беком это не работает. – Где ты? Я слышу сильный шум.

– Я у сестры. Она  закатывает вечеринки за неделю до дня Благодарения.

– В чем смысл?

– Точно. По крайней мере, для нее. Но ты же знаешь, какая Эммалин. Она устраивает вечеринки за неделю до всех праздников. Помнишь, что она сделала на Пасху, несколько лет назад?

Я улыбаюсь.

– Да, помню. Ты заставил меня пойти с тобой и рассказал всем детям за детским столом, что мы ели кролика. Они посходили с ума и начали плакать, а твой отец так разозлился.

– Мой отец всегда злится, – напоминает он с оттенком горечи. Единственное время, когда Бек кажется ожесточенным, это когда говорит о своем отце, холодном, неэмоциональном мужчине, который больше любит работать, чем быть отцом и мужем. – Но в тот раз, это того стоило, хотя бы чтобы посмотреть на лица тех детей.

– Иногда ты можешь быть таким злым.

– Как и ты. Поэтому вместе мы такие классные. На самом деле, думаю, что мы можем создать воплощение совершенства.

В глубине души я знаю, что он не имеет в виду, что мы были бы классной парой, но мои губы все равно тянутся вниз. Не из–за того, что Бек был бы плохим парнем; я просто предпочитаю не думать о парнях: о том, чтобы иметь одного и разрушить свою жизнь, иметь одного и быть поглощенной им, закончить как моя мать, потому, что буду так зациклена на нем. А Бек, он определенно сможет меня поглотить. Я чувствую магнитное притяжение, ошеломляющее чувство погружения каждый раз, когда я рядом с ним.

Я бросаю взгляд на бардачок, думая о правиле. Понимая, что от его существования мне легче дышать.