– Обо мне и моей помощи тебе с переездом из той квартиры.
Я замедляюсь до полной остановки.
– Бек, я очень ценю твою помощь, но…
Он кладет палец на мои губы.
– Никаких протестов, пока не выслушаешь меня, хорошо? Просто предоставь это мне.
Ну, блин. Как я мог отказать ему, особенно, когда он хлопает этими своими небесно–голубыми глазами?
Я неохотно киваю.
– Окей, я выслушаю тебя, – мои губы шевелятся под его пальцем, а его взгляд скользит к моему рту, его язык выскальзывает, чтобы облизать губы. – Но только потому, что ты – мой лучший друг, – указываю я легким тоном, но звучу придушенно–напуганной.
Желание вспыхивает на его лице, и мое сердце спотыкается от его взгляда. Слава Богу, он отрывает свое внимание от моих губ до того, как я упаду на землю.
– Это единственная причина, а? – дразнит он. – Так что это значит? Что ты никому никогда не давала высказаться?
– Не всегда, – шучу я фальшивым голосом, который заставляет меня съежиться. – Думаю, ты должен считать себя очень везучим.
Мы снова начинаем идти, отступая на тротуар и направляясь к углу.
– О, я такой, – уверяет он, улыбаясь от уха до уха. – Особенно сейчас.
Мои брови хмурятся.
– Почему сейчас?
Он подмигивает мне.
– Я здесь с тобой.
Я закатываю глаза.
– Это никуда не годится.
Он пихает меня плечом.
– Не притворяйся, что тебе это не нравится.
Я снова закатываю глаза, но когда он снова мне улыбается, а мое сердце трепещет, меня пронзает страх. Я не знаю, нервничаю ли я из–за поцелуя или же все навалившееся напряжение превратило меня в раздражительного психа. Но мне не нравится нервничать рядом с ним, не тогда, когда он – единственный человек, который меня успокаивает.
– О чем ты думаешь? – спрашивает он и, похоже, тоже внезапно начал волноваться.
– О домашнем задании, – лгу я. Боже, я отвратительна.
Солнечный свет отражается в его глазах, пока он оценивает меня.
– Ты уверена? Ты, кажешься... нервной.
– Сейчас тебе бы следовало уже знать, что я просто нервный человек, – напоминаю ему я, как мы спрыгиваем с тротуара, чтобы перейти улицу.
– Да, но еще я знаю что, если кто и может тебя успокоить, то это – я. – гордо усмехается он. – Так что же мне нужно сделать?
Поцелуй меня снова.
Прикоснись ко мне снова.
Заставь меня вернуться к звездам.
Что, черт возьми, со мной не так?
– Скажи, о чем ты хочешь со мной поговорить, – отвечаю я, когда мы приходим ко входу в необычную кофейню. – А потом мне надо кое о чем с тобой поговорить.
Его бровь приподнимается, когда он смотрит на меня.
– Тебе?
Я киваю.
– Вчера произошло много всякой фигни, – когда его губы приоткрываются, я кладу на них свой палец так, как делал он. – Сначала говоришь ты, потом я.
Он медленно кивает с недоумением, в его глазах озорной блеск. Вскоре я понимаю, что означает этот взгляд, когда он прикусывает мой палец, а затем отступает, а моя челюсть падает до колен.
Когда доходит до двери, он тянет ее и указывает жестом проходить первой, поклонившись как полнейший чудак.
– Моя леди.
Это заставляет меня засмеяться.
Он ухмыляется.
– Я знал, что тебя это покорит.
Я закатываю глаза, не обращая внимания на жаркие эмоции, сосредоточившиеся внутри меня.
– Ты такой чудак, – я вхожу в кофейню, вдыхая вкусные ароматы кофе и выпечки.
Он отпускает дверь, которая захлопывается позади нас.
– А ты нет?
Я становлюсь в очередь, просматривая меню.
– Нет, совсем нет. Я противоположность «чудаку».
Он придвигается ближе, и я напрягаюсь, сомневаюсь, хочу и боюсь. Хочу. Боюсь.
– Тусовка в конце одиннадцатого класса, – шепчет он мне на ухо. – Ты провела всю ночь, притворяясь, что ты волшебница, и бросаясь во всех магическими заклинаниями.
Мне потребовалась секунда, чтобы услышать его слова через затуманенность в моей голове.
– Я была пьяной, – мой голос хриплый, и я быстро прочищаю горло. – Обычно я не делаю ничего подобного.
– В начале десятого класса, – говорит он. – Ты заставила меня нацепить всю эту странную стимпанк фигню, которую сбирала. [«стимпа́нк» (или паропа́нк) (от англ. steampunk) — направление научной фантастики, моделирующее цивилизацию, в совершенстве освоившую механику и технологии паровых машин]
– Эй, не понимаю, почему это делает меня чудачкой, – намек на улыбку появляется на моих губах. – Ты – тот, кто нарядился.
Он слегка сжимает мое бедро, и мое тело потряхивает, моя спина выгибается к нему, а зад трется о его бедра. Напряжение накаляется, и мы оба замираем. Бек громко дышит. Или, может, это я. Очень трудно сказать, когда мы так близко.
Что, черт возьми, происходит? Это, как и те поцелуи, сломало мою способность ясно мыслить.
– Чего желаете? – спрашивает девушка–кассир, прерывая этот момент.
Я прыгаю вперед, переводя дыхание, чтобы успокоить свое сумасшедшее сердце.
Проклятье. Я должна была добавить к списку правило «о касаниях». Но я действительно не думала, что между нами все будет так плохо. Раньше никогда такого не было. Опять же, я никогда не терлась о Бека своими бедрами, не теряла самообладание. Снова и снова, и снова...
– Мисс? – кассир смотрит на меня, как будто я чудачка, в чем меня обвинил Бек. – Вы собираетесь что–нибудь заказывать?
Я смотрю на нее из–за меню.
– Ммм...
– Она будет карамельный латте, – Бек подходит ко мне, призрак улыбки танцует на его губах. – А я буду моккачино. И мы оба будем сандвич с ветчиной и индейкой.
Я благодарно улыбаюсь ему, а он мне подмигивает, прежде чем повернуться к кассиру.
Она улыбается Беку, накручивая на палец прядь своих ярких волос, и все это с глазами лани.
– Хотите к этому какое–нибудь печенье? Оно продается по две штуки за доллар.
Бек смотрит на меня, кажется, сильно развеселившимся.
– Что думаешь, принцесса? Хочешь погрызть что–нибудь сладкое?
Я сражаюсь с непреодолимым желанием снова посмотреть на его рот.
– Конечно.
Его глаза блестят от восторга, когда он оглядывается на кассира.
– Мы возьмем два с шоколадной стружкой.
Ее пристальный взгляд пляшет между нами двумя. Затем она раскручивает с пальца свои волосы и вбивает заказ.
– За все девятнадцать пятьдесят семь, – ее тон больше не такой дружелюбный, и я улыбаюсь про себя, хотя и не имею права.
Я поворачиваю сумку, чтобы откапать свой кошелек, но Бек шлепком убирает мою руку.
– Я угощаю, – говорит он, извлекая из джинсов свой бумажник.
– Я заплачу за себя, – твердо говорю ему я, скользя рукой в сумку.
– Пожалуйста, просто дай мне заплатить за это. В любом случае, именно я предложил выпить кофе, – он открывает свой бумажник и вытягивает двадцатку.
– И что? Я – та, кто будет его пить, – беру свой кошелек, достаю десятку, потому что это все что у меня есть, и передаю ему банкноту. – Я заплачу за свой напиток и еду, или не притронусь к ним.
Он колеблется перед тем, как взять от меня деньги и запихнуть в свой бумажник.
– В следующий раз, покупаю я.
Я игнорирую замечание.
– И не пытайся просунуть их обратно в мой кошелек, когда будешь считать, что я не вижу.
Шок вспыхивает в его глазах, но он быстро отводит взгляд.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Ты так делаешь.
– Нет.
– Бек, ты такой…
– О, смотри, столик освободился, – он спешит к столику возле окна и садится.
Я говорю кассиру свое имя, затем направляюсь вокруг столов и падаю на стул напротив него.
Снимаю с плеча свою сумку, ставлю ее у ног, и прислоняюсь руками к столу.
– Окей, что тебе нужно сказать о моей ситуации с жильем? – тон моего голоса формальный, будничный, несмотря на сумасшедше–помешанное сердце.
Он усмехается, по уголкам его глаз собираются морщинки.
– Серьезно, ты иногда самый нетерпеливый человек.