— Весьма благодарен. — Эрик поднялся с сознанием сделанного им солидного вклада в развитие производства птичьих клеток.

— П-семнадцать, Р-восемнадцать, С-девятнадцать, — Петер дал залп. — Н-десять, М-одиннадцать, О-двенадцать! Попадания есть?

— Одно, в подводную лодку, — сказал Пребен.

— И в мой авианосец, — добавил Ольсен.

Ольсен, обладавший развитым чувством пространства, внес в игру существенное изменение, предложив использовать поле размером двадцать квадратов на двадцать вместо прежнего — десять на десять. Таким образом, зона оперативного вмешательства увеличилась вчетверо, кроме того, появилась возможность увеличить количество плавединиц и ввести новые, перспективные виды вооружения. Бесспорно, дело от этого только выиграло. Впрочем, был и один минус — теперь игра занимала столько времени, что редко когда удавалось сыграть больше одной партии в день. Поэтому, чтобы закончить игру, часто приходилось оставаться в отделе после работы. Сверхурочные в министерстве, слава богу, оплачивались, но перерабатывать тоже не всегда бывает настроение. Так что приходилось прерывать игру и продолжать ее утром следующего дня, а это, естественно, несколько снижало азарт.

— П-двенадцать, П-тринадцать, П-четырнадцать! — стрелял Ольсен. Своей системе — бить полосой — он был фанатично привержен и вел по поводу ее эффективности яростные теоретические дискуссии с Петером. — П-пятнадцать, П-шестнадцать, П-семнадцать! Попадания есть?

Не успели партнеры ответить, как дверь распахнулась.

— Великий боже! — воскликнул пораженный Петер. — Секретарь птичьих клеток собственной персоной!

Эрик пожал руку Петеру и Пребену и был представлен Ольсену.

— Мне трудно выразить, как я тронут, — продолжал Петер, — тем, что такой большой человек, как ты, и вдруг не погнушался прийти сюда, пожать руки своим товарищам пролетариям.

— Ты что, думаешь, я пришел сюда ради вас? Я только что сверху. Беседовал с министром…

— Интересно, о чем это? Не о птичьих ли клетках?

— Между прочим, и о них тоже.

— Наверняка производство птичьих клеток здорово пошло в гору с тех пор, как ты перешел от нас, — сказал Петер серьезно. — А пива поставишь?

— Если кто-нибудь сбегает. — Эрик выложил на стол деньги.

За пивом пошел, как обычно, Пребен. Когда-то он надеялся, что эта обязанность перейдет к Ольсену как новичку, но тот проявил совершенно железную несгибаемость, так что Пребен должен был продолжать в том же духе — иначе они попросту остались бы без пива.

Едва они успели откупорить принесенные Пребеном бутылки, как распахнулась дверь и в комнату ворвался начальник отдела Браск. Он подскочил к Эрику.

— Посмотрите-ка это дело, — сказал он и положил перед ним на стол пачку документов. — Очень срочно.

— Я здесь не работаю, — ответил Эрик.

— Ох, простите. — Начальник отдела в замешательстве переводил взгляд с одного на другого. — Есть здесь кто-нибудь, кто э-э-э… работает в отделе?

— Нет, — ответил Петер.

— Извините, извините! — Начальник отдела мгновенно исчез вместе со своим неотложным делом.

— Этот парень не на шутку меня раздражает, — сказал Ольсен. — Недели две назад тоже влетел сюда с какой-то работой и хотел нас засадить за нее. Прямо каторга какая-то.

Эрик внимательно всматривался в одно из игровых полей.

— Ну и громадина! — сказал он. — Зачем вы их делаете такими большими?

— Интересно, — объяснил Петер.

— Но ведь на это уходит уйма времени?

— Несколько дней. Сыграешь с нами?

— Не могу, мне скоро идти.

— Послушай, уж не начал ли ты, чего доброго, воспринимать себя всерьез? — спросил Петер.

— С какой стати! — возмутился Эрик подобным подозрением. — Просто я не могу сидеть тут с вами несколько дней подряд.

— Сыграем, как раньше? — предложил Петер. — Тем более что новый вид боя ты без тренировок не потянул бы.

Эрик с большим удовольствием согласился, и они расчертили поля.

Эрик одержал блестящую победу, тогда как Петер очутился на последнем месте.

— Лучше играть ты не стал, — ехидно заметил Эрик.

— А ты, видать, жульничал по обыкновению. Требую реванша!

Расчертили новые поля. Эрика охватила грусть. У него было такое ощущение, будто он на краткий срок возвратился в прекрасное прошлое. И больше, чем когда-либо до этого, пожалел он о шаге, который сделал.

Но, решительно отогнав эти мысли прочь, он сосредоточил все внимание на игре.

— Кто стреляет первым? — спросил Эрик.

Да, много он потерял, но от тоски и уныния тоже проку мало. Он должен стиснуть зубы и выстоять, несмотря ни на что. Ибо впереди маячил электропоезд.

Оскар в недоумении рассматривал дверную дощечку: «Х. Фредериксен. Оптовик». Странно. Немного подумав, он позвонил.

— Извиняюфь, могу я видеть гофподина э-э-э… оптовика Фредерикфена? — спросил он у дамы, отворившей дверь. Он решился наконец сдать протез в переделку — от звука «к» ему житья не стало. Теперь он не выговаривал «с», но это неудобство было временным.

— Как о вас доложить? — спросила фру Фредериксен.

— Фкажите профто, пришел Офкар.

Фру Фредериксен скрылась за дверью, на которой была дощечка с надписью: «Бюро».

— Пришел какой-то господин Офкар, хочет повидать тебя, — сказала она.

— Попроси его посидеть минутку, — сказал Фредериксен тоном занятого человека.

Оскар вошел в приемную и сел на стул от обеденного гарнитура, использовавшийся хозяином в обеденные часы по прямому назначению. Он был несколько сбит с толку.

Минут через десять дверь бюро приоткрылась, выглянул Фредериксен и пригласил его.

— Ты тут шикарно уфтроилфя, профто шикарно, — говорил Оскар, усаживаясь в рабочей комнате Фредериксена, обставленной точь-в-точь как настоящее бюро. — А чем ты тут занимаешьфя? — удивленно спросил он.

— Руковожу своим делом, — с видом превосходства ответил Фредериксен.

Оскар был приятно поражен. Он и не подозревал, что у Фредериксена есть свое дело.

— Я пришел, э-э-э… кое-что получить ф тебя, — сказал он. — Ты ведь должен мне какую-то мелочь.

— Минутку, сейчас посмотрим. — Фредериксен достал большую, тяжелую книгу.

Справившись в регистре, он нашел нужную страницу.

— Совершенно верно, — сказал он. — Сумма равна двумстам сорока четырем кронам и шестнадцати эре.

— Так напифано в книге? — разинул рот Оскар.

— Да, — с гордостью сказал Фредериксен. — Это моя расчетная книга.

— И там напифана моя фамилия? — Теперь в голосе Оскара звучал ужас.

— Да, — сказал Фредериксен, умолчав о том, что это — вообще единственная запись в книге.

— Ты что, фовфем фпятил? — Оскар вскочил с места в сильнейшем волнении. — Ты бы уж фразу пофлал меня на каторгу!

— Кроме меня, в эту книгу никто не заглядывает, — пытался успокоить его Фредериксен.

— Ефли ты погоришь, фюда придет полиция и вфе перероет, они же и меня попутают! Флушай, а чем ты торгуешь? Твои клиенты тоже фюда ходят?

— Некоторые ходят, — уклончиво ответил Фредериксен.

— Ты — чокнутый, — определил Оскар. — Валифь ты в преифподнюю, но только фам; мое дело — фторона. Давай-ка фюда лифт, где я запифан!

— Я не могу вырывать листы из книги, — возмутился Фредериксен.

— Зато я могу, черт бы тебя побрал! — Оскар собирался исполнить свое намерение.

— Погоди, я сам. — Оскара никак нельзя было допускать к книге: он мог увидеть, что все страницы, за исключением первой, — чистые.

Сердце у Фредериксена обливалось кровью, когда он вырывал роковой лист. Его не столько мучила порча дорогой книги, сколько то, что исчезла его единственная деловая запись. Какое же это теперь бюро?

— Мы не закончили ф деньгами, — строго сказал Оскар.

— Да, конечно. — Фредериксен достал из письменного стола новенький несгораемый ящичек, отсчитал и передал Оскару деньги, не посмев спросить расписку.

— Я фкажу тебе одно, — Оскар с трудом пересчитал деньги, — ефли ты отмочишь такой номер еще раз — нам обоим каюк. Что ты фебе воображаешь ф твоим «бюро» и вфей этой мурой?!