— Какое разрешение? — не понял Пребен.

— На установку клозетов. Мы сразу догадались, что получили его только благодаря вам, разве это не так?

— Да, отчасти вы правы… — Пребен и думать забыл об этом деле.

— А звоним мы вот еще по какому поводу, — добавили из фирмы, — нам хотелось бы, чтобы разрешили установить и умывальники, а ответ на наше заявление задерживается…

— Мне очень жаль. — Пребен был смущен тем, что его помощь фирме явно страдает пока кое-какими недостатками.

— Может быть, направить к вам новую заявку? — спросили на другом конце провода.

— Да, пожалуй, так будет вернее всего, — решил Пребен.

— Хватит тебе болтать, — вмешался Петер. — Мы придумали новые правила игры.

Пребен обменялся с «Йеппесеном и Хольмом» еще несколькими фразами и завершил разговор обещанием решить их дело в ближайшем будущем. Он со вздохом положил трубку, думая о том, насколько бы облегчилось его существование, если бы на свете не было фирмы «Йеппесен и Хольм».

— Ты что, не слышал? — спросил Петер. — Мы составили новые правила.

— Мне некогда, — сказал Пребен, — я должен идти.

— Уйти в рабочее время? Что это значит? — возмутился Петер.

— Надо посмотреть одну квартиру.

— И как это людям удается найти жилье? — удивился Петер. — Я ведь тоже ищу.

— Но у тебя же есть комната, — сказал Эрик.

— Пока есть, а скоро не будет. Она понадобилась фирме.

— Вместо квартирной платы я буду прибирать у хозяев.

— Ну, это не для меня. Возвращайся поскорей — сыграем по новым правилам.

— Вот так, и сегодня из министерства ни ответа ни привета, — сказал Момберг.

— Вряд ли он вообще придет, этот проклятый ответ, — пессимистично заметил Фредериксен.

— В том, что он придет, я не сомневаюсь, но вот сколько там с ним провозятся?

— А почему бы вам не сходить и не поговорить самому? — спросил Фредериксен. — Это же с ума сойти можно — мы до сих пор не продали ни одной горелки. И все только потому, что они цену утвердить не могут.

— Я так выматываюсь в этом министерстве, — сказал Момберг. — Лучше уж просто ждать.

— Могу и я сходить, — предложил Фредериксен.

— Пожалуй. — Момберг задумался. — Нет, лучше подождем еще немножко.

— Ради бога, — сказал Фредериксен.

Внезапно их беседа прервалась. Распахнулась дверь, и в мастерскую вошел высокий, крепкий мужчина. Он спросил, может ли он видеть господина Момберга.

— Это я, — встал удивленный Момберг.

— Я из профсоюза рабочих металлообрабатывающей промышленности, — представился гость.

— Очень приятно, — протянул ему руку Момберг. — Чем могу служить?

— Нам сообщили, что вам выдан патент на производство газовых горелок. В связи с этим мне нужно получить сведения, сколько человек у вас занято.

— Только вот Фредериксен.

Профсоюзник кивнул и обратился к Фредериксену:

— Разрешите взглянуть на ваш профбилет, — сказал он со скрытой угрозой.

— Какой еще билет? — вытаращил глаза Фредериксен.

— Ваш профсоюзный билет. Если вы член профсоюза.

— Никакой я не член профсоюза, черт побери! — Фредериксен воспринял такое предположение как личное оскорбление. Начальник производственного отдела не обязан быть членом профсоюза.

Гость серьезно посмотрел на Момберга.

— Ваш рабочий не организован, — строго сказал он. — Как это понимать?

— Как понимать? — Момберг был сбит с толку. — Он что, обязательно должен быть в профсоюзе?

— Это его дело. Но вот вы должны были знать о существующих правилах.

— А где об этом написано?

— В вашем разрешении на производство. Где оно у вас?

Момберг достал бумагу из министерства и подал ее профсоюзнику.

— Смотрите, — сказал тот и ткнул в бумагу пальцем невероятных размеров. — Тут же ясно написано, что вы обязаны руководствоваться параграфом четырнадцатым распоряжения номер четыреста сорок два от восьмого августа тысяча девятьсот… года в варианте, принятом в соответствии с распоряжением номер восемьсот восемьдесят семь от двенадцатого января тысяча девятьсот… года.

— Вы знаете, я понятия не имею, о чем там написано, в этом распоряжении, — признался Момберг.

— О том, что предприятия могут использовать только организованную рабочую силу.

— Я, конечно, виноват, что не обратил на это внимания, — сказал Момберг после некоторого раздумья. — Но все еще можно, наверное, исправить? Думаю, Фредериксен не будет возражать против вступления в ваш профсоюз, не так ли, Фредериксен?

— Чего уж там! — Фредериксен был явно не в восторге от перспективы превратиться в простого рабочего.

— Я, разумеется, сам заплачу все взносы, — поспешил добавить Момберг.

Профсоюзник холодно на него посмотрел.

— Это совершенно исключено, — сказал он. — Мы не вправе принять господина Фредериксена как не получившего специального образования.

— Другими словами, я должен его уволить?

— Это нас не касается, просто ему нельзя участвовать в производственном процессе.

— А если я буду заниматься только, делопроизводством?

— Пожалуйста, это нам безразлично.

— Может, так и сделаем? — Фредериксен с надеждой взирал на Момберга. Он чувствовал, что наконец пришел его час.

— Право, не знаю. — Момберг почесал затылок. — Тут голова кругом идет. Сбыта никакого, а траты — каждый день. Теперь, если я сделаю вас конторщиком, мне придется нанять еще человека для работы в мастерской…

— Сбыт скоро начнется, — уверенно сказал Фредериксен.

— Может быть. — Новые проблемы уже просто не влезали в голову Момберга. — А ваш профсоюз обеспечит меня рабочей силой?

— Обычно это для нас нетрудно, но именно сейчас мы исчерпали все резервы. Вы, наверное, слышали: в нашей отрасли возникла резкая нехватка рабочей силы.

Момберг ничего такого не знал, но дело от этого не менялось. Он спросил, правильно ли он понимает сложившееся положение: профсоюз принуждает уволить Фредериксена, не предоставляя в то же время ему замену?

— Вы не имеете права использовать неорганизованную рабочую силу — вот и все, на чем мы настаиваем, — сказал профсоюзник.

Эта фраза, очевидно, должна была играть роль окончательного и завершающего заявления, так как, произнеся ее, представитель профсоюза покинул мастерскую с выражением угрозы на лице, словно предупреждал, что водить его за нос лучше и не пробовать.

— Ну вот что теперь делать? — в отчаянии повторял Момберг, оставшись наедине с Фредериксеном.

— Думайте сами, — проговорил вдруг Фредериксен. — Должен вам сказать, что мне все это осточертело, с меня хватит. У меня, знаете, пропал интерес к горелкам.

— Послушайте, я вас, само собой, на улицу никогда не вышвырну, — сказал Момберг. — В этом-то вы можете быть уверены.

— Не беспокойтесь, я сам ухожу.

— Но что вы будете делать?

— А вот это уже мое дело, — ответил Фредериксен.

— Вы как-то странно говорите об этом, — озабоченно произнес Момберг. — Надеюсь, вы не займетесь ничем противозаконным?

— Хоть бы и так, — ответил Фредериксен, — пусть вас это не волнует. Сами-то вы разницы между законным и незаконным не видите!

Удар был жесток и попал в цель. Момберг долго сидел, не в силах вымолвить слова.

— Мне очень жаль, что мы вот так расстаемся, — сказал он наконец.

— А мне — так нет! — отпарировал Фредериксен.

Пребен шагал выложенной плитами садовой дорожкой, с любопытством поглядывая по сторонам. Все здесь такое красивое, даже изысканное. Тут, видимо, живут люди с достатком. Странно, зачем это им понадобилось сдавать комнату? Или он ошибся адресом?

Однако на двери была табличка — «Мельвад», значит, все правильно, так хозяина и зовут. Пребен собрался с духом и нажал кнопку звонка.

Он прождал довольно долго, наконец за дверью раздались шаги. Пребен почувствовал, что его разглядывают через глазок, и начал нервничать как перед объективом фотоаппарата.