Момберг провел вечер в попытках сочинить письмо в министерство восстановления народного хозяйства. В нем он хотел обжаловать полученный отказ. Задача была нелегкой, он уже смял несколько черновиков. Ему не хотелось получить еще один отказ лишь из-за неясного изложения сути дела.

— Послушай, мать, — сказал он. — Как ты думаешь, можно написать так: «Мне совершенно непонятен отказ в разрешении на производство упомянутых горелок, ибо…»

— Ты считаешь, сойдет, отец? — Фру Момберг задумалась. — Если ты пишешь, что тебе это непонятно, они там скажут: значит, ты просто глуп.

— Что же мне тогда писать?

— Написал бы лучше, что с их стороны совершенно неправильно отказывать тебе, когда горелка так важна для всего общества.

— А я считаю — рискованно намекать на то, что министерство может в чем-то ошибаться.

— Верно. Тут ты, пожалуй, прав.

Некоторое время они сидели молча, в глубокой задумчивости.

— А тебе не кажется, может быть, лучше вообще бросить все это? — неожиданно спросил Момберг.

— Нет, не кажется. Я знаю, что значат для тебя эти горелки. И верю в тебя.

— Мы рискуем потерять все.

— Я не боюсь этого, — сказала она.

Он крепко сжал ее руку.

— Хорошо, что у меня есть ты, — сказал он. — Я не сдамся. Дело не только в деньгах. Я считаю: в этом мой долг перед людьми. Ты ведь сама слышала — министр говорил, что все мы, как один, должны напрячь силы и внести свою долю в дело восстановления народного хозяйства. А это и есть мой вклад.

— Просто удивительно, куда делся весь этот их интерес сейчас, — сказала она.

Момберг не отвечал. Он сидел, уставившись в очередной листок черновика. Через некоторое время он разорвал его и бросил в корзину.

— Мать, свари-ка по чашечке кофе, — сказал он устало. — А потом попробую еще раз, может, что и выйдет наконец.

— Тебе клей нужен? — спросил Эрик.

— Нет. — Тове пододвинула к нему клей. — Ну просто прелесть что за церковь получается.

— Но и возни с ней тоже было порядком.

— Вот закончу ратушу, возьмусь за вокзал, — сказала она.

— Это мысль. — Эрик окинул взглядом уже готовую часть картонного города. — Как ты думаешь, чего тут еще не хватает?

Тове внимательно вгляделась.

— Может бензоколонки?.. — предположила она.

— Хорошо, в следующий раз ею и займусь.

Эрик намазал клеем бумажные полоски и осторожно опустил на церковь крышу.

— Здорово ты придумала — построить город, — сказал он, придерживая крышу церкви, пока сох клей.

— Правда, интересно?

— Город — самое лучшее из всего, что мы сделали.

Он осторожно убрал руку и проверил, держится ли крыша. Затем принялся за колокольню.

— Вообще-то, пора бы мне браться за учебу, — проговорил он, не прекращая работы.

— Еще бы!

— Надо будет засесть с понедельника.

— Конечно, надо. И у меня время появится хоть немного навести порядок. Уборка просто необходима.

— Необходима? — Эрик обвел глазами комнату и был вынужден с ней согласиться. Кое-какой беспорядок, конечно, был.

— Давай договоримся, что с понедельника мы оба всерьез возьмемся за дела? — предложил он.

Она кивнула.

— Давай, это было бы здорово. Хотя наши уговоры немногого стоят.

— Так-то оно так, но если не заниматься, то я ведь никогда не стану юристом.

— И никогда у нас не будет железной дороги!

— Об этом я и говорю. — Эрик вздохнул. Он положил ножницы на стол и стал сворачивать башню колокольни.

— В этот раз, в этот раз Пребен нам споет сейчас!

Пребен вздохнул. Ему выпадало петь уже во второй раз. Сколько они еще будут заниматься этой ерундой? Он пропел первую строфу песни о родине, все громко ему захлопали.

— В этот раз, в этот раз Грета нам споет сейчас!

Грета спела куплет популярной песенки из какого-то ревю, доставив слушателям еще больше удовольствия, чем Пребен.

— Ну и весело у нас! — крикнула из-за стола Римса. — Тебе весело, Пребен?

— О да, — сказал Пребен.

— Зачем ты снял фуражку? — воскликнула она. — Сейчас же надень! У нас обычай — гулять так гулять!

Пребен надел свой бумажный головной убор, изображавший морскую фуражку, на которой спереди было написано: «Живи и наслаждайся!» На шее у него висел большой бумажный нагрудник с надписью: «Бутылка пива в руке лучше, чем десяток в кладовой». У всех гостей были бумажные шапки и нагрудники с такими же забавными текстами.

Наконец, когда все напелись вдоволь, общество с криками и грохотом встало из-за стола и протиснулось в соседнюю комнату.

— А сейчас поиграем! — верещала Римса. — Какие будут предложения?

— Тебе и карты в руки, ты ведь мастерица на выдумки, — сказал кто-то.

— Может быть, в шарады?

— Давай! Браво! Чудесно!

— Тогда делимся на две группы. Значит, так, ты, Аксель, будешь капитаном первой команды, я — второй. Кто начнет?

— Пожалуйста, можешь начинать ты.

— Я выбираю Пребена! — крикнула она и огляделась. — А где он? Где Пребен, черт возьми, не видели, куда он делся?

Этого не знал никто; тогда они все вместе устроили на него охоту. С криками, визгом и смехом была обыскана вся квартира.

Но Пребена не нашли, так как в это время он сидел в трамвае, который вез его к центру. Он воспользовался суматохой и улизнул, куда — об этом он даже не думал, просто почувствовал, что должен сбежать. Утром можно будет все объяснить внезапным недомоганием — ему захотелось подышать свежим воздухом. Или еще что-нибудь придумает. Или вообще ничего не скажет. Теперь ему было все равно.

Директор Аллерхольм отпил виски.

— Хороший товар, а? — Рядом с ним сел землевладелец, держа в руке стакан.

— Отличный, — ответил Аллерхольм. — Это я достал его Хойструпу.

— Вот как! Да-а, просто так настоящее виски сейчас не купишь. У нас в деревне, во всяком случае, это крайне трудно.

— Но зато у вас имеется много чего другого.

— Да, продуктов у нас хватает, — засмеялся землевладелец.

Аллерхольм наклонился к нему.

— А вы бы не отказались от нескольких таких вот бутылок? — спросил он тихо.

— Конечно, не отказался бы, они мне позарез нужны. А вы могли бы достать?

— Несколько штук — вполне.

— Я был бы вам крайне признателен.

— А не могли бы вы взамен помочь мне с маслом? — прошептал Аллерхольм.

— Ну конечно же. Услуга за услугу! Мы можем провернуть небольшой быстрый клиринг, так, кажется, это называется? — Землевладелец оглушительно захохотал.

— Да-да, совершенно точно. — Аллерхольм пригубил виски.

— Однако же! Они настоящий бедлам устроили! — Бывший зубной врач Мельвад в раздражении швырнул газету на пол. — В таком шуме невозможно понять, о чем читаешь.

— Ни стыда ни совести! — Жена врача подняла глаза от пасьянса. — Может, послать Карен, пусть попросит их вести себя потише.

— Пошли, если только это поможет, — фыркнул зубной врач.

— А тогда уж позвоним в полицию.

— Непременно. — Он схватил палку, висевшую на спинке стула, и сильно постучал в пол.

— Какого дьявола она не идет? — злобно сказал он, прождав не более секунды.

— Не иначе как притворяется, что не слышит.

— Ну, это уж слишком, — прошипел он. — Ты тут платишь бешеные деньги этой девчонке, а она идти не изволит, когда ее зовут!

Он снова грохнул палкой об пол — на этот раз с лучшим результатом. В комнату вошла служанка.

— Вы почему не идете, когда вас зовут? — пробормотал он.

— Я сразу пришла.

— Нет, не сразу, я полчаса уже здесь стучу!

— Я не слышала.

— Значит, включили на полную мощность приемник, который мы, кстати, поставили к вам в комнату из чистой любезности, — вмешалась фру Мельвад. — Так вы, конечно, ничего не услышите.

— Я вообще не включала радио.

— Вот как, вы не пользуетесь приемником, который мы купили при такой дороговизне! — Стоматолог злобно смотрел на девушку. — Впрочем, дело сейчас не в этом. Пойдите к Хойстрёмам, или как их там, и скажите, что, если они не прекратят шум, я позвоню в полицию.