Далее Пруст внимательно изучил статую Богоматери, на которой почти не осталось следов позолоты и которую золотили, пытаясь компенсировать потерю, лучи солнца. Статуя была убрана вырезанными в камне ветками цветущего боярышника, описанию которого Пруст впоследствии придаст такое важное значение в своем романе. Он долго всматривался в улыбку Девы Марии, которая, как сообщил Пруст, напоминала самому Рёскину усмешку веселой субретки и которой философ предпочитал более строгие образы. Именно изображение амьенской Богоматери по возвращении в Париж Пруст поместит рядом с фотографией Джоконды на стене своей комнаты. Если творение Леонардо казалось ему полным очарования, поскольку было создано руками гения, то амьенская Богоматерь имела для Пруста ценность иного характера: она была связана с меланхолией воспоминания. Джоконда в каком-то смысле принадлежит всем, она не имеет родины, тогда как Богоматерь стала для Пруста частью его самого, а также связана с местностью, которую он открыл для себя самостоятельно.

Пройдя внутрь собора через южный портал, он внимательно осмотрел витражи и украшенные резьбой деревянные кресла в хоре. Он отметил парадоксальное единство работы гениального скульптора по дереву с практическим использованием его творений: такое единство напомнило ему тех великих музыкантов, которые, даже достигнув вершин музыкального Олимпа, продолжали давать частные уроки. Затем он вышел из здания, чтобы полюбоваться западным фасадом, названным Рёскином амьенской библией. Описывая его, философ подчеркнул необходимость не просто глядеть на скульптуры, но уметь их «читать», то есть расшифровывать то, что было представлено на фасаде, а также привлекать дополнительные знания для понимания идей средневековых скульпторов. И Пруст обратился к описанию тех персонажей и эпизодов, которые были представлены на западном портале, начиная с фигуры Христа, которая, как он отмечал, является не только в переносном, но и в прямом смысле краеугольным камнем всего здания. Затем Пруст вышел к реке и рассмотрел северный фасад собора. Солнечные лучи, которые в тот момент прошили витражи насквозь, придали зданию еще большую легкость; памятник показался Прусту почти прозрачным.

Заканчивая статью, Пруст включил Рёскина в число тех пророков, которые были изображены средневековыми скульпторами в соборе. Конечно, скульптурного портрета Рёскина нет в Амьене, но его слова, его идеи, его описания превращают философа в часть собора для тех, кто, подобно Прусту, познакомился и полюбил книги английского автора. Таким образом, в статье Пруста в описании его поездки в Амьен переплетены две субъективные перспективы: с одной стороны, его собственные впечатления о визите, с другой стороны, оригинальное видение архитектурного памятника, предложенное Рёскином.

20 января 1900 года Рёскин скончался в своем доме в Брентвуде. Конечно, уже около двенадцати лет, с тех пор как потерял рассудок, он некоторым образом умер для своих почитателей. Однако эта «новая смерть» дала возможность еще раз вспомнить о философе. Пруст опубликовал несколько статей, посвященных этому событию, что, кроме прочего, позволило ему наконец войти в число постоянных авторов «Фигаро», любимой газеты французского высшего общества. Именно в этом издании 13 февраля 1900 года вышла в свет статья Пруста «Паломничества по местам, связанным с Рёскином во Франции», в которой он предложил всем почитателям философа, стремившимся отдать ему дань уважения, отправиться не на его могилу, а в Амьен или Руан. Немного позже благодаря знакомству с Гастоном Кальметом, ставшим с 1902 года издателем газеты, Пруст сотрудничал с «Фигаро» еще активнее. Кальмету в благодарность за его постоянную поддержку он посвятит первый том своей эпопеи «В сторону Свана», а история публикации статьи повествователя в «Фигаро» войдет и в сам роман Пруста: это событие станет для героя еще одним доказательством того, что у него есть писательский дар.

Собственному совету посетить связанные с именем английского философа достопримечательности Пруст следует и сам, о чем он рассказывает в статье «Джон Рёскин», описывающей поездку в Руан и опубликованной в двух частях в «Газетт де боз-ар» в апреле и августе 1900 года. Выбор именно нормандского города опять имеет подробно описанные субъективные причины. Благодаря случайному совпадению в день смерти Рёскина Пруст перечитывает его книгу «Семь светильников архитектуры» и замечает в ней описание небольшого барельефа из Руанского собора. Барельеф не изображает ничего исключительного, на нем представлен человек, который, скучая, подпирает одной рукой щеку. Тем не менее Пруста охватывает непреодолимое желание увидеть эту маленькую фигурку, ему кажется, что Рёскин оставил ему перед смертью какое-то важное сообщение или завещание. Пруст отправляется в поездку со своими друзьями Леоном Йитманом и его супругой Мадлен. Они долго бродят по собору, поскольку не имеют точного указания на расположение фигурки, пока, наконец, не замечают изображение, чей размер не превышает десяти сантиметров. Пруст пишет, что момент встречи с человечком был похож на воскрешение из небытия не только маленького существа, но и самого Рёскина. История маленькой фигурки кажется ему выражением одной из основных идей английского философа: творчество гения дает возможность спасти от забвения существа даже самые незначительные.

Когда Пруст писал свою историю маленького барельефа, он подчеркивал способность Рёскина даровать спасение от разрушительной силы времени. Однако сегодня если мы и вспоминаем о творчестве самого английского философа, то только благодаря его последователям: Оскару Уайльду и Марселю Прусту. Огромная популярность Рёскина начала угасать практически сразу после его смерти, а с 50-х годов XX века его уже практически перестали переиздавать. Сегодня его идеи во многом потеряли актуальность, может быть, потому, что в своем творчестве он пытался объединить качества двух разных форм выражения мысли. Как критику, ему, с сегодняшней точки зрения, явно не хватает научности, в то же время его статьи не могут считаться художественными текстами: то, что читатель готов принять в романе Пруста или Уайльда, он считает недопустимым в критическом разборе, а потому эмоциональный стиль Рёскина сегодня находит не очень много поклонников.

Весной 1900 года Пруст отправился еще в одну поездку, вдохновленную Рёскином. Уже давно он мечтал посетить Венецию, и единственное, что его останавливало, это то, что он не мог найти спутников, готовых его сопровождать. Весной 1900 года наконец у него появилась возможность открыть для себя Италию в компании друзей. Рейнальдо Ан и Мария Нордлинджер путешествовали по Апеннинскому полуострову, и Пруст предложил им встретиться в Венеции. Он, как всегда, прекрасно продумал свою поездку: например, выбрал не только один из самых комфортабельных отелей, но и самый литературный — «Даньели». Именно в нем проживал и сам Рёскин, и знаменитые влюбленные — Альфред де Мюссе и Жорж Санд. Кроме того, чтобы быть готовым к встрече с Венецией, Марсель в течение всего вояжа в купе поезда читал своей матери, которая также решила присоединиться к сыну, описания города из произведений Рёскина. Он настолько ясно представлял себе выбранные критиком искусств дворцы и соборы, что первое впечатление от Венеции его даже разочаровало. Однако уже к вечеру его настроение поменялось, и он с удовольствием начал исправлять перевод «Библии Амьена», сидя вместе с Марией Нордлинджер в кафе «Квадри» на площади Святого Марка.

Поездка Пруста была наполнена впечатлениями до предела. О том, как проходили дни писателя и его друзей в Венеции, в своих воспоминаниях рассказала Мария Нордлинджер. Рано утром, до наступления жары, путешественники отправлялись на гондоле осматривать достопримечательности, описанные Рёскином. Причем мадам Пруст оставалась в отеле, может быть, ощущая себя слишком усталой или не желая мешать молодым людям чувствовать себя свободнее. После обеда они пережидали жару, лакомясь мороженым в знаменитом ресторане «Флориан» и глядя на голубей, прогуливавшихся по площади Святого Марка. Далее Марсель и Мария, еще полные впечатлений от утренних экскурсий, отправлялись в собор, давший название площади, чтобы в его прохладе снова поработать над переводом. Иногда Мария читала Прусту книгу Рёскина «Камни Венеции». Вечером путешественники долго оставались в ресторане «Квадри», а затем снова нанимали гондолу и отправлялись на прогулку по лагуне.